«После Люсии»: коза отпущения

Вендетта по-мексикански

Среди самых сильных экранных впечатлений последнего времени не могу обойти вниманием этот мексиканский фильм, победивший на прошлогоднем Каннском фестивале то ли в бонусной, то ли в альтернативной по отношению к конкурсу программе «Особый взгляд».

Истории про затравленных подростков регулярно будоражат общественное сознание, и кино активно эксплуатирует эту тему. Первое, что приходит на память, — «Чучело» Ролана Быкова, бельгийский «Бен Икс», эстонский «Класс» и опять же наша картина «Все умрут, а я останусь». Если задаться целью, то этот список можно легко продолжить, и тогда уже вряд ли хватит пальцев обеих рук.

После вынужденного переезда в Мехико отец, глубоко погруженный в личную драму — потерю погибшей в автокатастрофе жены Люсии, в упор не видит того, что происходит с дочерью-подростком. Меж тем, предоставленная самой себе 15-летняя Алехандра пытается выстраивать отношения с новыми одноклассниками и вроде как легко адаптируется в незнакомой среде. Подстегиваемая гормонами полового созревания, она начинает экспериментировать с сексуальными практиками, что не доводит до добра. Первый же партнер снимает половой акт на свой сотовый и выкладывает видео с дефлорацией в интернет. И вот уже вся школа показывает на юную развратницу пальцем. Так «первая влюбленность» превращается в тягостное испытание, которое начинает день ото дня приобретать все более жестокие формы…

Тот постепенный и малозаметный процесс, когда группа подростков все больше начинает напоминать стадо, сплачивающееся по случаю появления «козла отпущения», производит, как и следовало, жутковатое впечатление. Те, кто еще вчера были друзьями и вроде как «нормальными людьми», вдруг находят жертву и объединяются против нее, стремительно утрачивая способность к сопереживанию и самоконтролю. Этот групповой феномен известен давно и продолжает не просто фонить спустя тысячелетия после своего появления, но и всякий раз вылезать наружу при первой удобном случае, особенно в среде еще неосознанно живущих подростков, которые недалеко ушли в своем развитии от первобытного человека.

Мексиканец Мишель Франко эксплуатирует стиль максимального отстранения от предмета исследования, чем-то напоминая в этой связи Михаэля Ханеке. Его почти протокольное наблюдение за тем, как одноклассники постепенно подвергают всё большему унижению приехавшую из провинции сверстницу, долгое время не позволяет зрительскому чувству выйти наружу. Чтобы затем в финале вырваться подобно пробке из бутылки с уже изрядно забродившей жидкостью. В таком подходе можно заподозрить хладнокровную эксплуатацию примитивных чувств публики, когда негодование от происходящего на экране становится настолько сильным, что ничего кроме мести в финале уже не ждешь.

Унаследованная от диктаторского режима формулировка «Только массовые расстрелы спасут человечество» как-то сама собой приходит в голову. Режиссер как бы поддакивает этим ожиданиям и, устраивая самосуд, реализует, в общем-то, важную задачу. Он показывает не только то, что ожидает зритель, но еще и выполняет важную терапевтическую роль: жертва должна видеть, что она не брошена и за нее есть кому заступиться. В противном случае травма от пережитого может быть настолько сильна, что навсегда способна погрузить жертву во тьму отчаяния. Но, удовлетворяя вроде бы основной зрительский запрос, фильм завершается настолько неоднозначно, что «полноценного кайфа» от вендетты пережить не получается.

И, наверно, это правильно…

Фото kinopoisk.ru