«Самая одинокая планета»: перевал Локтевой

Рукоприкладство как вариант я сразу отметаю.

А вот герой этого фильма смог. И хотя сразу попытался исправить положение, было уже поздно…

Пара молодых влюбленных американцев, Алекс и Ника, путешествует по горам Грузии в сопровождении местного проводника Дато, который старается сделать пребывание гостей максимально комфортным. Но и Дато оказывается не у дел во время одной кратковременной встречи, где неожиданным образом проявляет себя Алекс. Неожиданным для всех, но главным образом для Ники и для… себя самого.

Я не успел посмотреть этот фильм осенью, когда в рамках фестиваля «Другое кино» его показали буквально пару раз. Спустя некоторое время он попал в программу «Независимого американского кино», которую крутили в «Победе». И опять не случилось. Но «наши фильмы» рано или поздно непременно нас находят. И я бы, наверно, уже забыл про это название, если бы один уважаемый мною обозреватель не поставил его в список своих фаворитов по итогам минувшего года. Такого рода реестры «доверенных лиц» не раз выводили меня на что-то стоящее. Хотя по некоторым позициям почти всегда случаются кардинальные расхождения во взглядах, но два-три непременных совпадения окупают все прочие разочарования.

«Самая одинокая планета» — не самое лучшее название для этой картины. Оно не совсем точно отражает ее суть. Поэтому его легко можно забыть. И, честно сказать, я пару раз так и не смог его вспомнить, когда в разговорах уже сам рекомендовал это кино другим. Но совершенно точно могу утверждать, что сам фильм уже вряд ли когда-либо выветрится у меня из головы. Наверно, потому, что задевает что-то очень личное. Я даже догадываюсь что. Но речь в данном случае все-таки не обо мне, а о фильме.

А он в определенном смысле уникален. По сути, это фильм одного жеста, который делит историю на две половины. Вернее, одного непроизвольного движения. Это движение можно сравнить с оговоркой по Фрейду, здесь уместнее будет сказать — телесной оговоркой. В психологии принято считать, что тело не врет. Секундное проявление бессознательного одного из героев, которое иной зритель может легко прозевать, отвлекшись всего на мгновение (например, опустив глаза в корзинку с попкорном), — и всё, потом уже не поймешь, почему отношения Алекса и Ники вдруг кардинально изменились. Настолько, что уже вряд ли когда-нибудь будут прежними. Как минимум, осадок останется на всю оставшуюся жизнь. А я вот даже почти уверен, что отношения эти очень скоро завершатся…

Бывают такие моменты, когда судьба вдруг устраивает проверку, от которой потом и не открестишься, и не оправдаешься, и не отмоешься, и уж тем более в шутку не превратишь. Головокружение от свободы и друг от друга заканчивается в один момент, своего рода момент истины, оборачиваясь не соблазнительным для анализа и вроде как многое извиняющим экзистенциальным страхом по Кьеркегору, а чисто детской боязнью. Так поэты теряют иллюзии, а влюбленные — свои вторые половины.

Бывшая ленинградка Юлия Локтева (а ныне американка Джулия Локтев) знала, где устроить проверку на вшивость, затащив в далекую Грузию свою маленькую интернациональную киногруппу: мегазвезду мексиканца Гаэля Гарсиа Берналя, своеобразную, но органичную израильскую рыжуху Хани Фюрстенберг, а также кудесника камеры — чилийского оператора Инти Брионеса. У Локтевой кавказские горы неожиданным образом предстают не местом силы, а местом слабости, где легко обнажается человеческое естество.

Фото kinopoisk.ru