«В провинции более конкретные дела»: режиссер Борис Хлебников — о своем отношении к столичности, к жизни и о новом фильме

В июне на экраны вышел новый фильм Бориса Хлебникова «Снегирь», снятый по когда-то запрещенному роману Георгия Владимова «Три минуты молчания». Режиссер известен зрителям по фильмам «Аритмия», «Долгая счастливая жизнь», сериалам «Шторм» и «Обычная женщина». В Новосибирске свой новый фильм он представлял в кинотеатре «Победа» лично. После премьеры мы поговорили с Борисом Хлебниковым о том, как жить сегодня, подвигах и их значении и неуместности определения «загадочная русская душа».

— Вы не впервые в Новосибирске. Как вам город?

— Я очень люблю Новосибирск. У меня здесь есть какое-то количество друзей, во-первых. Во-вторых, мне ужасно нравится эта система с Академгородком. Мне нравится, что у Новосибирска вообще нет провинциальности. Очень часто приезжаешь не в Москву, и есть ощущение, что люди хотят уехать. Здесь такого ощущения нет. Это приятно очень.

— В одном из интервью вы говорили: «Провинция — это место, где ничего не происходит». О том, что провинция не понимает вообще, что происходит. Но у вас много фильмов про провинцию, про жизнь в провинции. Почему, на ваш взгляд, там ничего не происходит?

Это ни в коем случае не критика провинции — скорее, критика правительства и критика централизации. Любое государство, в отличие от России, борется с провинцией. Скажем, американцы распределяют университеты только в провинциальных городах. И, например, вокруг большого университета, куда приезжают ученые, студенты, начинается огромная культурная жизнь, движение. Немцы всё свое правительство распределили по разным городам и стараются уравнять все города в одном балансе — финансовом, культурном. А у нас есть, по сути, Москва, скажем так, и города, которые стремятся к ней, но они не могут этого сделать, потому что просто нет финансирования.

— Почему все герои ваших фильмов живут в провинции?

— У меня по большей части все фильмы про профессии даже скорее. Профессий в Москве как таковых и не осталось — это какие-то странные офисные работники. Кто это? Что это? Что они делают, я вообще понять не могу. В провинции все-таки более конкретные дела, которые просто интереснее описывать, и жизнь там какая-то более соразмерная человеку, что ли, она мне интереснее.

— Вы прилетели рассказывать про ваш новый фильм «Снегирь» и говорили, что это фильм не про загадочную русскую душу, что не хотите, чтобы этот фильм таким считали. Почему?

— Просто эти фразы: «Загадочная русская душа», «Умом Россию не понять», — это всё дико вредоносная вещь. Потому что если это в положительной коннотации происходит, то за этим люди прикрывают довольно много гадких вещей. Неопрятность, неумение доделывать дела, очень много каких-то вещей. Та загадочная русская душа, о которой я рассказываю в кино, — скорее, критика. Я люблю этих людей, безусловно, это часть моей жизни. Но тем не менее это, наверное, так.

— Вы, наверное, уже устали отвечать на этот вопрос, потому что вас всегда пытаются притянуть к этой теме, а вы вынуждены отвечать: «Нет-нет, я хочу как раз с другой стороны подойти к этому».

— Да, наверное, это так и есть. Экранизация книжки Георгия Владимова, в какое-то время запрещенной в Советском Союзе, — эта мысль там есть, собственно говоря. Я ее скорее пересказывал.

— Почему книга была запрещена?

— Я не знаю. Это в Советском Союзе было.

— А почему вы выбрали именно эту книгу для экранизации?

— Мне ее дал мой продюсер. Она зацепила меня этой мыслью: мыслью о том, что достаточно часто подвиг у людей является просто избавлением от бессмысленной жизни. И этот подвиг — очень простая нажива, очень простое средство, чтобы доказать самому себе, что ты хороший человек. А на самом деле и до, и после этого подвига ты продолжаешь жить абсолютно неопрятной и не очень осмысленной жизнью. Мы начали писать сценарий — и очень сильно ее переписали, на самом деле.

— А не очень осмысленная жизнь, бессмысленная, как вы говорите, это что значит?

— Бессмысленность жизни может быть у кого угодно. Смысл жизни вообще-то ищут все люди на свете. Подвиг — это очень простая вещь, это очень кратковременная, очень простая эмоциональная вещь, а жить вдолгую прилично очень сложно. Хорошо воспитывать своих детей, найти любимую работу — это очень сложно.

— Мне очень нравится ваш фильм «Шторм». Особенно, когда непонятно, кто плохой, кто хороший, когда плохой становится хорошим и наоборот.

— А как в России можно про хорошего мента снять? Это невозможно.

— Когда-то снимали.

— Когда врали. Мы же не доверяем ментам — непонятно, на кого нарвешься. Один тебе поможет, второй в тюрьму посадит, третий взятку попросит. Поэтому невозможно как про положительного героя снимать.

— А в фильме «Снегирь» есть положительные и отрицательные герои?

— Нет.

— То есть это тоже такая штука, где нужно анализировать героя.

— Я очень надеюсь.

— С какими мыслями вы б хотели, чтобы зрители выходили из кинотеатров?

— Вы знаете, у меня такого нет. Это история. Люди отталкиваются от своего личного опыта — поймут, почувствуют одно или другое. Так не только в кино, но и в литературе, трактовки очень разные. Есть очень точная фраза про то, что рождение книжки — это смерть автора. Дальше уже все смыслы принадлежат только читателю.

— В этой картине снялся ваш сын. Сложно снимать своего ребенка?

— Не сложно. Я не относился к нему как к своему сыну во время съемок — просто артист и артист, мы жили в разных номерах во время съемок, встречались на площадке. Он очень работоспособный и толковый, никаких проблем не было.

— Сегодня в интернете много мемов о том, как мы пережили последние три года.

— Пока не пережили.

— Не пережили. Но живем. Вы остались здесь, вы никуда не уехали. Что вам сейчас как режиссеру сложнее всего?

— Мы же не сможем откровенно говорить на эту тему. Как режиссер могу ответить: «Я не знаю, о чем делать фильмы, я не знаю, о чем вообще в принципе снимать».

— То есть вообще не снимать ничего?

— Я очень много продюсирую, мы стараемся делать сейчас такие вещи, как фантастика, еще что-то такое. Я просто совершенно сейчас не вижу смысла ни в одной истории.

— Не было мысли снять фильм о том, как мы жили в первый год после 24 февраля?

— Вы абсолютно правильный вопрос задаете, только это невозможно делать в эпицентре того, что происходит. Все великие американские фильмы, например про Вьетнам, были созданы лет через 5–6 после. Сейчас все в эмоциях, ты совершенно не можешь это осмыслить. Во-первых, это всё не закончилось, непонятно, когда закончится. Во-вторых, сейчас нет совершенно ничего объективного в голове.

Кино делается почти два года. Какой сейчас смысл через два года говорить то, что хочешь сказать сейчас? Фильм «Снегирь» закончили монтировать до 24 февраля.

— Он не потерял актуальность?

— На мой взгляд, на взгляд журналистов, которые об этом пишут, критиков, он столкнулся с этой ситуацией и на самом деле совсем по-другому смотрится. Я совершенно не радуюсь по этому поводу. Дай бог, ничего бы не было, никаких новых смыслов бы не родил. Бог с ним, с этим кино. То, что я читаю [про фильм], — люди начинают там искать ответы в поведении этой команды корабля. Ответы на то, что сейчас происходит.

— На ваш взгляд, сейчас есть образ героя настоящего времени?

— Его нет сейчас. Я не понимаю, кто это, что это. Сейчас мы находимся внутри глобальной катастрофы. Сейчас мы не можем оценить ни героя, ни того, что с нами происходит. И последствия мы не можем понять сейчас. И это не на год-два — лет на пять-семь-десять, это в лучшем случае.

— Где черпать людям какую-то положительную энергию, вдохновение? Вам как творческому человеку.

— Не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос.

— Вы смотрите сериалы, фильмы?

— Из-за того, что я продюсирую много, у меня очень много того, что смотрю, студийного. Вот сейчас летел в самолете, посмотрел «Актрисы» Бондарчука. Из американских — «Белый лотос», два сезона. Они, по-моему, хорошие. Вообще сейчас сериалы, как мне кажется, стали намного интереснее, чем кино, — и в мире, и в России. Это как будто другая система повествования. Она более романная, можно больше каких-то вещей рассказать очень интересных.

— У многих режиссеров есть несколько актеров, которых они снимают постоянно. Вы считаете это хорошей практикой?

— Кто-то из режиссеров снимает одного актера всю жизнь и страшно рад этому. А кто-то по-другому. Кто-то вообще профессиональных актеров не снимает, снимает просто обычных людей. Просто бывают разные техники режиссерские и задачи.

Ну вот у меня снимаются два известных актера — [Тимофей] Трибунцев и [Александр] Робак. Самая большая задача была — чтобы люди поскорее забыли, что это знакомые какие-то лица, чтобы они стали частью команды рыбаков (персонажи фильма «Снегирь». — Прим. ред.).

— Робака сложно забыть, типаж незабываемый.

— Есть фильм «20 лет без войны», где снимался Никулин, который в тот момент был главным клоуном страны. А там он играет солдата, и Алексей Юрьевич Герман (режиссер фильма. — Прим. ред.) делает всё так, что через пять минут ты забываешь, что есть Трус, Балбес, Бывалый и всё это. Просто перед тобой человек из войны.

— Для вас важны награды на кинофестивалях?

— Как для любого режиссера. Вас всё равно подсаживают на эту гонку. К вам подойдут 150 человек на фестивале, скажут: «Твое кино — это вот такое, а это да, приз». Когда начинается процесс накачивания тебя, ты вдруг в эту идиотскую игру включаешься, начинаешь тоже желать этого приза. Как только заканчивается фестиваль, тебе становится страшно стыдно за эти все мысли в голове. Но это, по-моему, абсолютно с каждым режиссером случается, абсолютно.

На самом деле, это еще, как на ресторанах вот висит звезда Мишлена, Tripadvisor, еще что-то. Вот эти бумажки, условно говоря, грамоты про то, что тебе дальше денег будут давать на кино.

Амбиции — это, безусловно, тоже [имеет значение]. Это вообще амбициозная и эгоистичная профессия. По отношению ко всему остальному, кроме твоего фильма. У каждой профессии есть своя профдеформация. Например, у любого учителя вырабатывается менторский тон и неприятие вообще другой позиции.

— У вас не было чувства, что вы устали от своей профессии?

— Пока нет, слава тебе господи, но такое может быть абсолютно точно. Это будет для меня очень страшно.

— А в ближайших планах...

— У меня нет планов, перспектив, я пока зарабатываю деньги, чтобы прожить, понять, что происходит. Путешествовать надо много, чтобы не сидеть в своем домике и не думать, что все вокруг твоего домика и ополчились против тебя. Когда начинаешь ездить по миру, понимаешь, что всему миру абсолютно не до тебя. И вообще мир большой, прекрасный и страшно разнообразный.

Недавно в Новосибирск приезжал ведущий шоу «Битва экстрасенсов» Андрей Кислицин (если кто не знал, он из Новосибирска). Журналист НГС Илья Калинин встретился с Андреем перед Народной премией НГС, где ведущий награждал победителя в одной из номинаций. Читайте интервью с Андреем Кислициным — про экстрасенсов, танго с трактором, родном городе и всемогущем терпении.