Дорогая Пелагея

На прошлой неделе в ДКЖ — при распроданных за неделю местах и толкучке стоячих пассажиров в проходах — выступила Пелагея. Певица, которую в Новосибирске до сих пор считают своей и при каждом удобном случае припоминают, что помнят ее еще «вот такой маленькой». Пелагея уже второй раз привозит песни с альбомы «Тропы» — правда, в прошлый раз обкатывали материал с еще не вышедшей пластинки. На «Тропах» группа «Пелагея» впервые использовала собственные песни — пополам с народными. По последней версии, как объяснила Пелагея на концерте, стиль в котором играет группа, называется «русский этно-рок».

Русский этно-рок Пелагеи собрал публику, по разношерстности сравнимую только с почитателями каких-нибудь рок-динозавров, сделанных в 60-е. У входа в ДКЖ курят офисные подружки в узких юбочках и богемные девушки в бусах и этнических юбках. Вездесущие театральные дамы с ридикюлями спрашивают «лишний билетик». Интеллигентная пара в очках привела девятилетнего сына, — рассказывают, что в плеере у него «Пелагея» и «Кино». В зале в первых рядах сидят грузные мужчины управленческого вида в серых костюмах. Некоторым из почитателей и в голову не приходит слушать «что-то русское» кроме Пелагеи. Зато все знают про уникальный голос на четыре октавы («что бы это ни значило», — смущенно добавила одна поклонница).

«Я первый раз пришла в театр с цветами, — рассказывает стоящая в проходе студентка с букетом. — Просто захотелось! Я помню, как видела ее по телевизору, еще когда она была маленькой — и я была маленькой, и, кстати, тоже пела. Разницу поняла потом».

Пелагея выходит на сцену как снежная королева — очень светлая блондинка в тяжелом платье и с кокошником. Все сценические наряды певице традиционно шьет мама и бессменный продюсер Светлана Ханова, она же написала и стихи для авторских песен на «Тропах». Именно с такой песни — «Маминой босса-новы» начинается концерт; за ней следует старинная русская «Пташечка». В перерывах между песнями снежная королева все больше тает, чтобы к прощанию начать танцевать уже от души. Хихикает, воодушевленно поясняет материал («Обязательно нужно расширять свои знания о фольклоре, особенно хорошо слушать записи бабушек!»). Настойчиво повторяет «мы», напоминая тем, кто не помнит, что «Пелагея» — это не только имя, но и название группы — четверки музыкантов в аутентичных рубищах и бородах-волосах.

Среди авторских песен в первом отделении концерта — две запоминающиеся. Во-первых, трогательная и хрупкая «Фиолетовые сны»; во-вторых — вдохновленная фольклором, но на слух дилетанта больше похожая на баллады каких-нибудь Еvanescence «Оборотень-князь».

Выпевая «Оборотня», который вписался бы в саундтрек готического блокбастера, Пелагея жестами и мимикой изо всех сил дает понять, как страшно, что у князя — «когти и клыки». Распевая следом брутальную казачью песню «Снежочки» («сбросимся по денежке, выпьем мы по рюмочке»), сурово, по-мужски хмурится. Что ж, Марлен Дитрих ради песен про выпивку вообще облачалась в мужской костюм — иначе девушке такое петь неприлично.

Во втором отделении, после антракта, — больше проверенного материала, который публика, как водится, принимает горячее. Публика пригорюнивается на «Ой, да не вечер» и «Разлилась» и притопывает на «Казаке». А под занавес — правда, не очень активно, — подпевает и прихлопывает «Валенкам». Правда, перед финальным весельем будет еще одна запоминающаяся песня с нового альбома — «Деревня». С легким надрывом, похожая чуть ли не на протестный русский рок старого образца: «Жизнь проходит просто зря… да только я все не еду никуда». «Это, конечно, не только про деревню, это и про нашу замечательную страну, которая порой такая замечательная, что сидишь и думаешь, что я здесь забыл и когда это кончится и наступит светлое будущее», — поясняет Пелагея. И советует ради светлого будущего просто начать с себя.

Пелагее вообще как-то удается справляться с толстыми и тяжелыми пластами беспредельно печального материала (одни народные песни про несчастную любовь и нежеланного мужа чего стоят) так, что в итоге они воспринимаются и не беспросветной тоской — и не бездумной легковесностью.

К тому же Пелагея — тот редкий случай, когда даже у убежденных космополитов внутри начинает шевелиться чувство принадлежности, причем не мучительное и не пропитанное пафосом, а уютное, простое и домашнее. Иными словами, в современном российском масскульте помимо Пелагеи не так уж много явлений, одновременно узнаваемо «наших» и при этом не кажущихся ни стыдной клюквой, ни чем-то большим и трагическим (не с китайскими же копиями олимпийской формы в завитушках ассоциировать свою национальную идентичность).

На пресс-конференции в гримерке после концерта Пелагея (как бы ни раздражали штампы про дружелюбную и удивительно неиспорченную звезду, но если их кто-то и заслуживает, то это Пелагея) рассказывает, что в караоке, как и прочие земляне, поет «самые глупые песни» — Губина, Меладзе. Что заряжается в Новосибирске энергией. «Москва очень изменилась за последние пять лет: стало тесно, душно, она потеряла свой облик. Все в таком тонусе — все же приехали заработать денег. Я уже свалила в Подмосковье…

Но уже я знаю Москву гораздо лучше, чем Новосибирск. Если высадить меня в любом районе Москвы, я как-нибудь выберусь, а если высадить в Новосибирске, где-нибудь в Заельцовском районе — не пойму, где я».

«Меня никогда никто не зовет на День города! — удивилась Пелагея, когда речь зашла о предстоящих торжествах. — Не понимаю, кто занимается организацией». «Бюджета не хватает», — пробормотал себе под нос Мансур Сафиуллин, руководитель организовавшего гастроли концертного агентства «ЯгоDa».

Елена Полякова

Фото Евгении Брыковой