«Самые долгие четыре дня моей жизни». Сибирячка — о том, как её не пускали в реанимацию к годовалой дочке

После истории двухлетней Аделины Кинчаровой, которая попала в больницу с болями после употребления йогурта и умерла, новосибирцы подняли важную тему — почему родителей почти никогда не пускают в реанимацию к собственным детям. В такой же ситуации однажды оказалась и другая читательница НГС. Девушка имеет медицинское образование и опыт работы в детской реанимации, но даже её отказались пропустить к болеющей дочке. Публикуем её историю.

«Просидела три часа под дверью»

Моей дочке сейчас годик. В 2019 году она лежала в реанимации четыре дня после операции. С ней не проводились реанимационные мероприятия, она была в сознании — только парентеральное питание (через капельницы) и пристальное наблюдение врачей. Именно тогда мне пришлось столкнуться с этой системой, где родителей практически не пускают к своим малышам, а если и пускают, то на одну минуту, где некоторые дети плачут сутками и даже всхлипывают во сне после многочасового плача. Так было и с моей дочкой.

В реанимацию разрешали звонить два раза в день, чтобы узнать о состоянии ребёнка. Тогда же сообщали, можно приехать или нет. В день операции меня не пустили к дочке, на следующий день разрешили пройти только после того, как я просидела три часа под дверью.

Понятно, что детей привязывают в реанимации, но если бы я была рядом с ней, то могла бы следить, чтобы завязки не были слишком тугими. Я могла бы ей читать книжки, развлекать её. Конечно, она просилась бы ко мне на руки, но её мучение облегчалось бы тем, что я хотя бы нахожусь рядом с ней.

Дочку не седатировали, хотя это стандартная практика других реанимаций. Мне сказали: «Пока она в сознании — это хорошо. Пусть лучше плачет». Да, может быть, седативные лекарства плохо влияют на мозг, но никто не знает о том, какую тяжёлую психологическую травму получила моя дочь от пребывания в реанимации без меня.

Представляете: малышка девять месяцев была у меня в животе, я с ней ни разу надолго не разлучалась, она пила грудное молоко, а потом ей внезапно сделали операцию, она попала в атмосферу, где ей делают только больно и мамы нет рядом. Можно догадаться, что она чувствовала: «Меня бросили, я одна, мне страшно, очень страшно». Такого просто не должно быть.

Психолог Людмила Петрановская написала ряд книг о детской психологии и конкретно о детской привязанности. Она говорит, что повреждения привязанности в детстве негативно отражаются потом на всей жизни человека. Недаром сейчас столько людей с поломанной психикой, которые вынуждены прорабатывать свои детские травмы с психологом. Пребывание в реанимации без мамы — это одна из них. Малыш не знает, почему мамы нет, он просто чувствует боль от её отсутствия.

«Не отпускает меня ни на метр»

Моя дочка вышла из реанимации с обезумевшими глазами, вцепилась в меня и уже несколько месяцев не отпускает ни на метр, даже в другую комнату. Она до сих пор очень сильно плачет, когда видит кого-то из медперсонала. Такая травма не проходит бесследно.

Я действительно благодарна врачам, которые профессионально занимаются своим делом, потому что они хорошие специалисты и претензий у меня к качеству их работы нет. Но к системе, которая позволяет малышам оставаться без мамы на неопределённый срок, у меня огромный вопрос. Каждый день к малышке приходили обрабатывать швы, брать кровь, ставили желудочный зонд,— она плакала, никто не успокаивал её после этого.

Я достаточно адекватный родитель, стараюсь не конфликтовать с врачами и доверяю их мнению, но данная система очень пагубно влияет на малышей и их родителей.

В чём проблема — пустить родителей в реанимацию? Говорят, что мало места, нет отдельных боксов, нет времени у медперсонала, чтобы следить за родителями. Конечно, медработникам кажется, что намного проще делать свою работу без «истеричных» родителей, которые не видят смысла в некоторых жизненно необходимых процедурах. Да, врачам придётся потратить время на родителей, которые могут не совсем адекватно отнестись к виду голого привязанного ребенка на ИВЛ, с зондами и катетерами.

Но вспомните, что в России было время (меньше, чем 30 лет назад), когда отца не пускали в роддом, где рождался его собственный ребёнок. Теперь большинство роддомов разрешает присутствие отца после сдачи анализов и оплаты денег (не всегда), и акушеркам приходится тратить своё время на то, чтобы объяснить отцу, как проходят роды, что это болезненный процесс и так далее. Медицинские работники привыкли к этому, и отцы на родах не кажутся чем-то сверхъестественным. Так, я считаю, должно произойти и с реанимациями.

На Западе разрешается посещение больных в реанимации, причём не на минуту, а на много часов. Множество зарубежных статей доказывают то, что родственники, которые находятся рядом с больным, вносят хороший вклад в выздоровление больного. У нас почему-то до сих пор остались в сознании советские стереотипы: например, боятся микрофлоры, которую приносят родственники. Но на самом деле полная стерильность — это ещё хуже, чем обычная флора, потому что тогда в реанимациях начинают развиваться внутрибольничные инфекции (с синегнойной палочкой, клебсиеллой и другими), которые часто не поддаются лечению антибиотиками, потому что формируется резистентность к ним. Обычная флора менее жёсткая, чем больничная.

Почему нельзя найти способ организовать детские реанимации для совместного пребывания мамы и ребёнка или хотя бы для длительных посещений? Есть множество вопросов — так давайте их решать! Другие пациенты в палате? В Европе и США стоят ширмы и таким образом малыши могут находиться с родителями весь день. В роддомах создали индивидуальные родзалы для партнёрских родов.

Всё-таки требуется стерильность? Этот вопрос давно решён с помощью одноразовой одежды и системы обработки рук. Малыш будет волноваться при виде родителей и ещё сильнее расстраиваться? Давайте пускать маму не на одну минуту, а на несколько часов в день, тогда такой реакции не будет. Если в других странах эти вопросы решены, то и в нашей стране стоит бороться за это.

Многие родители боятся воевать с этой системой, потому что думают, что к ребёнку будут хуже относиться. С этой проблемой сталкиваются многие, но боятся об этом говорить. Но если все будут бояться, то ничего не изменится.

Поэтому я об этом и говорю.