Охота на педофила

В последний год количество публикаций на тему педофилов и борьбы с ними в СМИ заметно выросло, а сама тема стала гораздо чаще всплывать в блогах и социальных сетях. В новосибирских новостных лентах сообщения о задержании очередного педофила перемежаются заявлениями полиции, опровергающей слухи о свирепствующей в округе «банде педофилов». В интернет-сообществах гордых родителей, выкладывающих на всеобщее обозрение фото детей, одергивают доброжелатели, которые предупреждают, что это может привлечь внимание педофилов, или и вовсе усматривают в младенческих фото провокационные мотивы. Масштабы обсуждения темы наводят на мысль, что количество педофилов резко выросло. Корреспондент НГС.НОВОСТИ попросила экспертов — представителей полиции и общественности, психолога и психиатра — прокомментировать «педофиломанию».

Почему в 2012 году так обострилась тема педофилии в СМИ, на форумах и в блогах?

Главный детский психиатр Новосибирской области Валентина Макашева: «Проблема была всегда: количество самих педофилов в разных обществах и странах не меняется. Ситуация определяется только тем, насколько активно государство и общество противостоят этой проблеме.

Замалчивание и неосведомленность родителей имели тяжелые последствия для жертв педофилов, которые не получали своевременной помощи и могли долгое время подвергаться насилию».

Сергей Золотарев, семейный психолог: «Не думаю, что этого явления стало больше. Как и другие психические аномалии, оно было и будет всегда. Внимание, которое уделяется этой теме, вероятно, связано с гуманизацией общества, с тем, что оно все больше поворачивается лицом к детям, стремится учитывать их интересы. Это происходит не только у нас — наше общество просто откликается на мировые тенденции».

Виталий Крицкий, исполняющий обязанности начальника полиции города Новосибирска: «Скорее всего, причина в свободе общения, в том, что общество стало более открытым, полиция стала более открытой. Описание таких преступлений стало более доступным, а они — своей жестокостью — естественно, возмущают людей. Если мы посмотрим на статистику преступлений против несовершеннолетних за последние несколько лет, то увидим, что у нее стабильный процент раскрываемости (около 90 %).

И количество зарегистрированных преступлений крутится в среднем вокруг цифры 50–60 случаев по городу в год. То есть я не могу сказать, что в последний год произошел всплеск».

Дарья Макарова, помощница уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова, глава фонда «Здравоохранение — детям»: «Появились активисты, которые «заболели» этой проблемой и начали ею всерьез заниматься. Соответственно, об этом начали говорить. Мне трудно сказать, почему этих активистов не было раньше. Пока не столкнешься с этой проблемой лично, о ней не думаешь. Например, так же, как было у меня с детским здравоохранением, получилось у Анны Левченко с педофилами: один из ее друзей стал жертвой учителя музыки. Это подтолкнуло ее заняться этой проблемой. Ее активность заметили: она стала помощницей Павла Астахова, а на «Селигере», как бы к нему ни относились, воспользовалась возможностью привлечь внимание Путина к проблеме — и это дало ответственным органам «пинок сверху».

Я верю, что буквально несколько человек могут оказать существенное влияние на ситуацию и общественное мнение: они заражают своим настроем других, в том числе и чиновников, они говорят о проблеме в СМИ — и привлекают новых сторонников».

Насколько интерес общества к проблеме соответствует масштабам угрозы, нет ли тут искусственной взвинченности? Может ли чрезмерное внимание к этой теме нанести вред (например, повредить детской психике, создать в обществе атмосферу подозрительности и постоянных обвинений и т.д.)?

Валентина Макашева: «Сегодняшняя настороженность общества не является ни истеричной, ни преувеличенной: она адекватна опасности.

И, возможно, даже недостаточна. В частности, в России не хватает ряда законодательных актов, которые позволили бы всегда прослеживать прошлое людей, которых принимают на работу с детьми.

Адекватное (а вовсе не болезненное) отношение в семье к этой теме — это настороженность (в том числе и учитывающая то, что часто насильниками становятся люди из близкого окружения ребенка), родительский контроль за тем, с кем общается ребенок, и беседы с ребенком о мерах предосторожности, соответствующие его возрасту и индивидуальным особенностям».

Сергей Золотарев: «Есть, конечно, некоторое накручивание, иногда чрезмерная тревожность. Вероятно, эта чрезмерность создается количеством негативной информации, которая сыплется на людей из каждой газеты, каждого новостного выпуска. И эта тревожность сказывается на детях. Родители или бабушка постоянно говорят что-то вроде: «Пойдешь — тебя там убьют!». Так тревожные родители повышают тревожность ребенка, которому приходится еще труднее, потому что взрослый человек, в принципе, ощущает, что может себя защитить, а ребенок — нет. Дело в том, что дети, которые становятся жертвой педофилов и молчат, молчат вовсе не потому, что они не знают, что произошло, что что-то не так. Они чувствуют и понимают, что что-то не так.

Они молчат потому, что боятся. Точно так же они могут молчать из-за страха при других проблемах. Это — следствие нарушенных отношений между родителями и детьми.

И акцент должен быть именно на создании доверительных отношений с ребенком, а не на постоянных разговорах о педофилах».

Виталий Крицкий: «Я повторю, что статистика в области преступлений против несовершеннолетних в последнее время не изменилась. Уже появляются какие-то отдельные истории о том, как эту тему пытаются использовать и в личных, корыстных целях (например, когда супруга при разводе и дележке имущества начинает намекать, что бывший муж как-то не так смотрел на ее детей). Но это единичные случаи. Нам же, правоохранительным органам, некоторый ажиотаж или, скажем так, повышенное внимание общества к этой проблеме помогает в плане получения информации: мы мониторим обсуждения, комментарии в интернете в поисках фактов, которые нуждаются в проверке».

Дарья Макарова: «Степень тревожности действительно нарастает, и главную скрипку здесь играют СМИ, которые постоянно об этом говорят — и не всегда в правильном тоне. Например, нашумевшее дело Владимира Макарова (москвич, осужденный на 13 лет лишения свободы за изнасилование восьмилетней дочери, хотя медики не нашли признаков насилия, а одним из главных аргументов следствия было то, что психолог нашел признаки сексуального опыта в детских рисунках дочери Макарова. — Е.П.) Эта история была жутко раздута, и есть ощущение, что общество, подогретое СМИ, хотело жертву, и этой жертвой стал Макаров. А с другой стороны, сейчас посадили певца Константина Крестова за изнасилование двух девочек. Можно спорить, достаточно ли за это пяти с половиной лет тюрьмы.

Но если бы не внимание СМИ и активистов, эту историю бы вообще замяли.

Озабоченность, тревога общества в этом вопросе должна быть еще выше, чем сейчас. Но — с другими акцентами и не доходящая до маразма, до которого ее доводят люди, по любому поводу устраивающие истерику и делающие родителям замечания вроде: «А что это у вас девочка в такой короткой юбке?».

Елена Полякова

Фото thinkstockphotos.com