Миша Майский: «Вместо виолончели я играл на лопате»

Когда Миша Майский — один из величайших виолончелистов мира — вышел 14 марта на сцену ДКЖ, зал испытал изрядный шок: маэстро был одет в блестящую рубаху из голубой парчи, весь вид его напоминал помесь цыганского барона и солиста ансамбля песни и пляски. Однако как только инструмент оказался в руках музыканта, картинку будто облили кислотой. Окружающая реальность перестала существовать. Остались лишь два живых существа — человек и виолончель. Об исполнительской манере сложно писать: очевидно, что Майский плевал на правила. Звук, несмотря на всю романтику Шумана, был нарочито груб. И одновременно мир будто бы перевернулся на время, и через несколько минут слушатель уже хлопал глазами: что это было? Перед концертом журналисту НГС.РЕЛАКС удалось побеседовать с музыкантом о музыке и подробностях его богатой биографии — дело в том, что до эмиграции в Израиль Миша Майский, любимый ученик Ростроповича, сидел в Бутырке по обвинении в спекуляции магнитофонами.

Справка: Миша Майский — всемирно известный израильский виолончелист. Родился в 1948 году в Риге. Многократный лауреат конкурса им. Чайковского. Ученик Мстислава Ростроповича и Григория Пятигорского. В 1970 году был арестован и полтора года отбывал наказание в Бутырке и других местах заключения. После освобождения репатриировался в Израиль.

В последнее время сочиняется все меньше академической музыки, исполнителей же пока достаточно. Однако одни без других долго жить не могут. Не опасаетесь ли конца?

Я опасаюсь крайностей. Не могу назвать себя пессимистом, скорее я оптимист. В том плане, что будет еще хуже. Шучу, конечно. Ни о каком конце я не думал. Что же касается классической музыки, то настоящее качество выживет всегда. Просто есть баланс между качеством и количеством. Конечно, что-то должно отпасть и отмереть.

Что вы подразумеваете под качеством? Профессионализм?

Совсем нет — не профессионализм, а скорее что-то, что может затронуть человеческую душу. Проблема в том, что средний уровень профессионального качества как раз очень высокий, но при этом ради профессионализма жертвуется чем-то самым важным. Я лично играю менее «профессионально качественно», чем многие виолончелисты. Но в то же время знаю, что мог бы играть чище, если бы этого хотел. Однако тогда пострадала бы эмоциональная выразительность, которая в конечно счете отличает человека от компьютера.

Вы выглядите как рок-певец. Золотое ожерелье на шее… Много работаете над имиджем?

Абсолютно никогда не задумывался над имиджем. Это ожерелье замечательное, индийское, очень старое — 250 лет, почти как моя виолончель. Мне его жена подарила, я его ношу и… ну, мне оно нравится.

Миша, расскажите, пожалуйста, что у вас за история с Бутыркой?

В самой Бутырке я просидел недолго, около 4 месяцев, после этого на пересылке, а потом меня в Горьковскую область послали строить коммунизм.

А зачем? За что?

Ну, как говорят, было бы за что, убил бы. Или еще знаете анекдот. Сидят два старых друга, много лет не виделись, беседуют и выпивают. Один: так давно это было, мы с тобой ведь такие друзья, за что ты 15 лет сидел? Второй: ну раз мы такие друзья, скажу честно — ни за что. А тот: нет-нет-нет, ни за что дают 12 лет. Тот факт, что мне присудили полтора года взамен того, что по закону по 188-й статье полагалось — от 3 до 8 лет, есть самое прямое доказательство, что было «ни за что».

А случилось так: моя сестра уехала в Израиль с семьей, было официальное разрешение, и она эмигрировала в январе 1969 года. Местные власти, естественно, решили, что я хочу за ней последовать, но они также поняли, что я хочу закончить образование в Московской консерватории, получить диплом у Ростроповича. Это их раздражало, и они решили сделать все, что возможно, чтобы этого не произошло. Диплом меня не волновал, я его, кстати, так и не получил.

Однако я продолжал учиться. И они поняли, что если ничего особенно не произойдет, то я с грехом пополам окончу консерваторию, а я был очень хороший студент, лауреат конкурса Чайковского, любимый ученик Ростроповича, — поэтому просто так от меня было не избавиться. И вдруг неожиданно они поняли, что самый простой способ меня убрать не имел никакого отношения к консерватории, поэтому меня арестовали.

Так за что вас посадили?

Это длинная история. Я записывал уроки Ростроповича — у меня была такая идея фикс, я у него учился, был на всех мастер-классах. Восторг? Не то слово. Я не мог понять, почему никто не додумался записывать его уроки, ведь невозможно все это запомнить. На свою шестую премию конкурса Чайковского (800 рублей я, кажется, получил), вместо того чтобы купить себе туфли и костюм, я купил в комиссионном магазине на Красной Пресне подержанный магнитофон Sony.

Потом у меня украли все пленки — они лежали под кроватью в общежитии, — и я чуть не покончил с собой: пленки тогда вообще было купить трудно и дорого. И я начал опять все сначала.

Ну и вот, в результате магнитофон стал совсем старенький, звук плавал, и я стал искать магнитофон лучшего качества. В магазине, к сожалению, ничего найти было невозможно, да в той комиссионке на Красной Пресне ни черта не было, однако перед комиссионкой была толкучка, где много народа собиралось, продавали-покупали западные пластинки, и ко мне подошел мужик, спросил, что я ищу. Тогда это было совершенно нормально. Я мечтал о магнитофоне Uher, 4-скоростном, но он сказал, что магнитофона у него нет, зато есть сертификаты в «Березку», где есть магнитофоны намного лучше. Я был наивный, купил у него сертификаты, пошел в «Березку», где меня и схватили дружинники.

В суде меня обвинили в нарушении правил валютных операций, хотя к валюте я не притрагивался. Если бы случилось так, что я купил этот магнитофон для перепродажи, то мне грозило бы от 8 до 15 лет.

В тюрьме было очень плохо?

Там было нелегко. Однако, как говорили тогда: внутри плохо, да и снаружи не лучше. О заключении можно говорить долго, но писали о тюрьме люди и поталантливее меня. Я отработал 1,5 года от звонка до звонка, а потом еще 2 месяца просидел в психбольнице, чтобы избавиться от армии. Несмотря на все это, сейчас я не только не жалею, но и где-то благодарен судьбе, что мне пришлось пережить такой опыт.

Почему?

Потому что я убежден, что хоть я не получил диплом консерватории, я получил более полное жизненное образование. Этот опыт мне помог для саморазвития… как личности, как человека.

Что там были за люди?

Там были очень разные люди — от самых уголовников до кандидатов наук.

А на виолончели не удавалось играть?

Да я ее даже не видел. Я на лопате играл. В поселке Правдинск Балахнинского района — там был целлюлозный комбинат, где делали бумагу для газеты «Правда». 8 грузовиков цемента в день нужно было разгрузить.

Очень смешно — ваш концерт совпал с приездом группы «Бутырка», это такой шансон тюремный. Многие люди, которые видят ваши афиши, думают, что Миша Майский тоже тюремный шансонье.

Я понятия не имею, о чем вы говорите. Меня всю жизнь звали Мишей. Когда я уехал, то назвался по-немецки Михаэль, на древнееврейском «Микаэль» значит «тот, кто как Бог», «богоподобный». Все это забавно.

Владимир Иткин

Фото Виктора Дмитриева