Щит и мат

Великий и могучий русский язык в последние годы многое претерпел, видоизменился и «обогатился» новыми словечками. Согласно исследованию ВЦИОМ, компьютерный сленг в своей речи использует сегодня каждый третий россиянин, иностранные заимствования — каждый второй. Первое место делят мат и поговорки: 80 % опрошенных не прочь украсить беседу крылатым словцом, а 61 % используют в повседневной речи ненормативную лексику. О положении дел НГС.НОВОСТИ интересовались у знатоков человеческих душ и языков.

Начало конца. «То, что филологи называют смягчением литературной нормы, началось тогда, когда мы, как и все государство в целом, почувствовали свободу и стали ориентироваться на Запад. Историческое развитие современного русского языка, а также отход от нормированного жесткого руководства, регламентаций, которые сейчас не действуют, привели к тому, что высокого стиля речи как такового просто не стало: он стал архаичен, характерные для него слова и выражения употребляются в основном для выражения иронии и сарказма. А поскольку не стало высокого стиля, широко распространенным стал средний, а элементы низкого в большом количестве проникли не только в массовое повседневное общение, но и в публичные выступления политиков, деятелей искусств», — комментирует Татьяна Белица, кандидат филологических наук, доцент гуманитарного факультета НГУ.

Она отмечает и тенденцию к проникновению в литературный язык лагерного жаргона. Если раньше носителями жаргона выступали члены определенной социальной среды, в связи с чем можно было выделить отдельные виды жаргона: торговцев, преступников, проституток, наркоманов, то сейчас можно говорить о неком общем жаргоне, который не дифференцируется по социальным группам, а употребляется всеми.

По матери. Если даже политики в своей речи считают возможным использовать ненормативную лексику, не стоит, пожалуй, пенять на массовость такого явления, как хамство, которое часто вытекает из субкультуры нецензурщины. Впрочем, исторически мат служил вполне определенным для человека целям — ненормативная лексика использовалась в строго определенных ситуациях, когда нужно было отпугнуть нечистую силу. «Тогда слово использовалось как оружие и несло смысл. Сегодня же употребление слов похоже на бездумное размахивание кинжалом: вдруг кому-то да попадет», — говорит Светлана Велесова, филолог центра художественных ремесел «Сибирский вернисаж».

Загрязняя эфир, впрочем, человек не всегда действует сознательно: психологи единодушно утверждают, что активное использование мата в речи — признак если не глубинных подсознательных процессов, то совершенно точно служит компенсаторным механизмом — как защита от агрессии и вызова окружающей среды. Надев броню агрессивного хама, человек чувствует себя неуязвимым.

По Албании. О компьютерном и интернет-сленге сегодня пишут научные диссертации, а сама тема, пожалуй, даже младенцу кажется старой как мир. И даже те, кому использование «медведов» и букв «г» вместо «к» донельзя замылило глаз, отчего-то не могут отказаться от новой грамматики. Намеренные элементы языковой игры специалисты списывают на культ молодости, который в разные времена имел свои проявления. Теперь вот о принадлежности к новой формации напрямую служит умение написать слово по всем правилам новояза.

Филологи и некоторые психологи считают, что это можно сопоставить с процессами инфантилизации общества, желания многих людей продлить беззаботную молодость.

Кто виноват. Новосибирские специалисты больше говорят о другом явлении, оно проще и обыденнее: «Общее снижение культурного уровня больше не позволит человеку привлечь к себе внимание каким-то другим способом. Так начинает материться в компании подросток, который хочет стать «своим», — говорит директор Центра медицинской сексологии и психотерапевт Игорь Поперечный. «Либерализм у нас породил вседозволенность, у человека стало слишком много свободы. Чрезмерная свобода — это хаос, полный распад, что и отражается в языке», — считает главный психотерапевт НСО Владимир Завьялов.

Что делать. Еще один вопрос, где сломалось множество копий, — это тотальное проникновение иностранной терминологии в русскую речь. Последователи Даля, который активно внедрял мокроступы вместо галош, требуют остановить шквал заимствований. Часто лингвисты приводят в пример Францию, где количество заимствований, особенно американизмов, строго регулируется законом. Другие настроены оптимистично и считают богатство и гибкость языка в этом плане залогом его развития.

«Язык — саморегулирующаяся система, лишнее со временем отсеется. Вспомним эпоху галломании XVIII-го–начала XIX века, когда высший российский свет, позволим себе неточную цитату из А.С.Пушкина, «с трудом изъяснялся по-русски». Однако сегодня мы не знаем и не помним репантиры, тюрнюры и многие другие французские слова, ушедшие из активного запаса русского языка вместе с реалиями, которые они называли», — отмечает Татьяна Белица.

А вот что для языка действительно опасно, так это то, что позволяет себе часто каждый из нас: заменяет эмоции междометиями, а мысли — штампами. Обеднение языка происходит незаметно, но неумолимо. Активно используя сомнительные лингвистические веяния времени, забыть, что такое великий и могучий, проще, чем кажется.

Ирина Киснер