«Рудольф Нуреев: мятежный демон»

В одном кинотеатре города по одному сеансу в день показывают фильм о легендарном танцовщике

Документальный фильм моей однофамилицы Татьяны Маловой, завершенный еще в конце минувшего года, делался явно не без учета юбилейной даты — Рудольф Нуреев отметил бы в этом году свое 75-летие, если бы не стал жертвой неизлечимой болезни, — равно как и 20-летия со дня смерти. Цифры эти, скорее всего, и предопределили серьезную финансовую поддержку со стороны Министерства культуры РФ, которое в какой-то мере оказало проекту медвежью услугу. На протяжении просмотра меня не покидало ощущение, что предъявленная информация была пропущена через плотные фильтры редактуры. Стерильность содержания была почти пугающей. Я даже на секунду представил себе, что вот именно таким бы стало кино, если бы закон о пропаганде (догадываетесь, чего именно?) начали бы у нас соблюдать наистрожайше.

А как иначе объяснить, почему авторы каким-то удивительным образом ухитрились обойти вниманием ориентацию главного героя, без которой почти бессмысленно было говорить о его тяжелой девятилетней болезни, что в последние месяцы жизни намертво приковала Нуреева к инвалидному креслу. Но, ни название неизлечимого недуга, ни собственно его возможный источник так и не были озвучены, оставшись тайной за семью печатями. Я, конечно, понимаю, что те два десятка зрителей, что собрались на обычный сеанс в «Победу», были осведомлены о том, что случилось с Нуреевым в 45 лет и что этот факт, возможно, был не самым главным в его биографии. Но односторонняя подача информации явно не пошла на пользу ни самому фильму, ни тому, кому он был посвящен.

О том, что Руди любил собирать по блошиным рынкам редкие вещи, зрителя в известность поставили, но что он регулярно посещал ночные бары определенного толка — об этом даже не намекнули. А ведь именно там и скрывается объяснение его стремительного угасания и преждевременного ухода из жизни. Собственно стерилизация биографического материала началась уже в рассказе о детстве Рудольфа, которое прошло в жуткой уфимской нищете, где в одной из деревянных построек, больше напоминавших сарай, ютилась семья Нуреевых. Помимо самого младшего, Рудика, были еще три его старшие сестры. Бедность вынуждала мать одевать своего единственного сына в девичьи обноски, поэтому «последышу» первые годы жизни приходилось носить девичьи платья. Этот весьма красноречивый факт странным образом отсутствует в фильме, где упоминается лишь о том, что из-за тесноты дети вынуждены были спать валетом. Увы, но игнорирование именно такого рода «мелочей» делают рассказ о Нурееве слишком отредактированным, если не сказать отцензурированным.

И это не может не сказаться на общем впечатлении от картины, на уровне фактов мало что открывающей в судьбе опального гения сцены и представляющей собой, скорее, юбилейный панегирик, который несколько странно было увидеть в кинозале. С другой стороны, я понимаю тех зрителей, что изо дня в день стабильно собираются на единственный сеанс. Личность Нуреева настолько притягательна, что будет ничем не оправданным упущением отказать себе в редкой возможности взглянуть на это чудо из чудес. Тем более что смотреть на большом экране на его звездные выходы, любоваться высотой и изяществом его прыжков — удовольствие особого рода. Может быть, хотя бы таким способом можно разглядеть, в чем же, собственно, заключался феномен его непередаваемого животного магнетизма и той славы, что в 1960-х — в годы его триумфов — сопутствовала разве что рок-звездам.

Балетный критик Клайв Барнс как в воду смотрел, когда написал, что люди будут интересоваться Нуреевым так долго, пока будут помнить, что такое сцена вообще. Поэтому, даже несмотря на очевидную прилизанность экранного образа, до конца абсорбировать феномен его личности авторам картины все-таки не удалось.

Фото afisha.ru