«Здесь 357 могил, все из-под Бахмута»: как на кладбище в Новосибирске открывали памятник погибшим вагнеровцам

На Гусинобродском кладбище в Новосибирске официально открыли памятник погибшим бойцам ЧВК «Вагнер», причем сделали это с традиционным вагнеровским шиком. Колонна, состоящая из порядка 70 автомобилей, украшенных российским триколором и «пиратским» флагом частной военной компании, проехала от цирка до кладбища, где участники автопробега возложили к монументу цветы, военный священник произвел отпевание, а курсанты новосибирского военного института дали традиционный последний салют. Поучаствовали в событии и полицейские: колонну сопровождали гаишники. Как живут новосибирские вагнеровцы, каким образом уживаются там, где нет войны, и как наказывают провинившихся в своих рядах на территории России — в репортаже НГС.

— Палка есть?

Кажется, на парковке возле Новосибирского цирка это самый актуальный вопрос. Стяги есть у каждого первого, а вот на что их крепить — вопрос открытый. Собравшиеся — в основном мужчины, но есть и с десяток женщин, и даже дети — охотно пытаются помочь менее запасливым товарищам. Кто-то уже несет новенькую, кажется, из ближайшего хозмага, пластиковую ручку от швабры.

— Сколько здесь машин, не меньше тридцати?

— Около семидесяти. И это еще не все, многие не смогли поехать.

Мой помощник и водитель на сегодня — невозмутимый светловолосый мужчина по имени Денис — не выглядит ни как недавний зэк, ни как военный (хотя, по его словам, имеет и тот и другой специфический опыт). Спокойный, с грамотной речью, в классической формы очках… Вне зависимости от того, что вы думаете о бойцах ЧВК, считаете их простыми ребятами, вставшими на защиту Родины, или же опасными зэками, место которых в тюрьме либо на линии фронта, он не будет соответствовать вашим представлениям.

Денис живет в счастливом мире, где все несчастья, в том числе и в зоне боевых действий, возникают по вине плохих бояр, а боевое братство без колебаний помогает друг другу. Когда машины с наклейками и флагами ЧВК одна за другой выезжают на Нарымскую, он без капли сомнения, рискуя отстать от товарищей, останавливается «прикурить» внезапно заглохшему единомышленнику. Тот принимает помощь без удивления, как должное.

Автопробег согласован, но всё равно проходит под пристальным контролем полицейских: чуть ли не через каждый километр маршрута можно заметить автомобиль ДПС, а место сбора фиксируют на камеру люди в форме.

— Ребят не смущает, что единственный закон Российской Федерации, где прописаны ЧВК, это Уголовный кодекс? — спрашиваю я у Дениса.

— Если прописано, не значит, что для всех, — обстоятельно, но не очень понятно объясняет Денис. — Вот смотрите: украл человек мешок картошки, его посадят. А кто-то [разворовал] половину армии — и что?

Колонна движется споро, хоть и не без потерь. У самого цирка двое вагнеровцев и «мирный» участник движения останавливаются «паровозиком» ждать не то ГИБДД, не то аварийных комиссаров. Периодически задерживают процессию и встречные машины: начинают неистово им сигналить. Участники автопробега отвечают им тем же.

— Слава защитникам России! Слава!!! — кричит уже в районе Золотой Нивы экстравагантная пожилая дама.

Вагнеровцы машут ей руками, жмут на клаксон. Дама подробно излагает, куда стоит направиться колонне. Как раз туда отправлял своих бойцов во время мятежа их лидер Евгений Пригожин.

Позади старенькой иномарки Дениса реет черное полотнище с белым черепом. А за ним и впереди него — еще десятки таких полотен. Путь всех, кто украсил машину таким образом, лежит на кладбище.

На Гусинобродском кладбище этим летом я бываю даже слишком часто. И если сегодня нахожусь по официальную сторону забора, от этого не легче. Многие участники автопробега выходят из машины не на своих двоих, а на костылях, на их затылках сквозь армейски короткие стрижки проглядываются свежие шрамы, а худенькая, плохо одетая девочка лет десяти надолго замирает у высокого холмика свежей могилы. Мне совсем не хочется смотреть на табличку и спрашивать у малышки, кто там похоронен.

«Вагнеры» похоронены рядом — несколько сотен одинаковых могил с одинаковыми деревянными крестами и одинаковыми черно-желто-красными венками со звездой.

— Здесь 357 могил, все из-под Бахмута. За город Артемовск эти парни легли, — говорит исполнительный директор «Силового единства Сибири» Дмитрий Болотский.

Дмитрий исполняет роль социального координатора для вернувшихся из зоны СВО бойцов ЧВК и добровольческих боевых объединений: договаривается об операциях для раненых, помогает с социальным обеспечением для их семей. Что немаловажно, решает вопросы с теми вагнеровцами, кто, вернувшись в Сибирь после зоны и боевых действий, не хотят при этом возвращаться в мирную жизнь.

На вымощенной плиткой площадке, спиной к могилам и монументу — «зубу Вагнера» — лицом к живым бойцам, он начинает краткую, минут на семь, речь.

— Есть у нас те, кто вернулись и «хромают», — без микрофона, но звучно говорит он. — Бывает, кто-то запился, еще что-то там… На север Новосибирской области, в тайгу его отправляем на исправление. По собственному желанию. Там дрова колют, лес валят.

Похоже, Дмитрий имеет в виду, что не справившимся с мирной жизнью соратникам можно помочь таким образом — реабилитацией. Значительная часть вагнеровцев не так давно, через бой, вернулась из мест лишения свободы.

— Кто не получил, как вы говорите, «помиловки», — обращается в толпу координатор «Вагнера» по Новосибирску, Омску и Томску с позывным Сип и иконостасом наград на гражданского вида пиджаке, — открывайте «Госуслуги». Вы там чисты.

У Дмитрия Болотского и его товарищей много идей, социальных, интеграционных, способных вернуть бойцов, даже судимых за жестокие преступления, в общество: помощь детям войны (все они уже — глубокие старики), социальное обеспечение для тех, кто вернулся с военной операции, помощь со списанием долгов. Но вопросы — самые жаркие и актуальные — всё равно задают не об этом.

— У меня вопрос такого характера… извини, перебью, друг, — неожиданно прерывает речь Болотского парень, похожий на некрупного предпринимателя из рабочего района. — Произошла такая ситуация, что два вагнеровца, алкаши конченые, залезли в автомобиль к такому же пацану, кто с «передка», с тех мест приехал. [украли] извиняюсь, все медали, все документы…

— Не надо сейчас, подойди после мероприятия, — начинают с трибуны, но парень не останавливается.

— Я не ищу помощи, я их нашел…

— Такие вопросы решим после, — говорит Дмитрий Болотский. — Коллектив решит, что с ними делать. Мы это решим, парни, на совете. Соберемся и всё решим.

— Не как на Украине, — веско добавляют со стороны, — но решим.

— Смерть неестественна для человека, — говорит капеллан (он предпочитает называть себя военным священником) Николай Москалюк, настоятель строящегося храма в честь царя Николая, — она противоестественна. Она следствие греха. Не было бы греха — не было бы болезни, войн, крови и самой смерти. Но человек грешит каждый день — словом, делом, мыслью. Мы собрались не только для того, чтобы открыть этот памятник. Но для того, чтобы воздохнуть духовно о своих близких, друзьях, родных, братьях…

Он жестикулирует с жаром и убедительностью чернокожего служителя-протестанта из американских фильмов, но говорит почти как офицер, веско, с паузами. Вагнеровцы внимательно его слушают, хотя крестятся далеко не все.

— Они не нуждаются ни в ваших цветах, ни в красивых надгробиях… кстати, надгробия очень скромные, и это, может быть, правильно… Единственное, в чем они нуждаются, — в ваших молитвах! Там, за крышкой гроба, Бог нелицеприятный, и для него не существует ни командиров, ни подчиненных…

Над могилами здесь вьются полосатые желто-черные осы и сильно пахнет скошенной травой вперемешку с ладаном. Девочка, смотревшая на могилу, стоит возле родственников.

— Подай, Господи, усопшим рабам твоим, отцам, братьям, матерям и сестрам нашим, воинам, живот свой за Отечество положившим, от ран и мук скончавшимся, в горьких работах замучившимся, и всем от века преставившимся православным христианам… — напевно читает он молитву, готовясь уступить место курсантам Новосибирского военного института с ружьями наготове.

В десяти метрах от него стоят машины с наклейками на заднем стекле: «Мы попадем в ад, но будем там лучшими».

Верят ли вагнеровцы и священник друг другу — большой вопрос.

По команде офицера люди отходят на пару шагов назад, и курсанты стреляют холостыми в воздух, давая последний салют. От первого выстрела у меня вздрагивает рука. Я перехватываю телефон левой, зажимаю правое ухо. Осы разлетаются в стороны, и звенит в ушах.

— Вкусный запах пороха… — говорит кто-то сзади.

Ранее НГС публиковал очень личный репортаж Елизаветы Шаталовой, похоронившей своего дядю. Он был мобилизован и погиб на территории Украины.