Мужской разговор: «Готов постукаться лбами»

Когда серьезный и достаточно солидный бизнесмен начинает заниматься чем-то, что выглядит порой этаким ребячеством, это, на мой взгляд, как минимум, достойно уважения. Значит, сохранилось в этом человеке то, что многие из нас оставляют за бортом где-то после школьных и студенческих лет. Президент хлебных заводов «Восход» Сергей Гребнев уже несколько лет профессионально занимается рок-музыкой — создал свою группу, дает концерты, записывает альбомы… И чувствует себя, судя по всему, абсолютно комфортно. Даже внешне этот человек больше похож на прожженного рокера, чем на президента крупной корпорации. В откровенном интервью he главный специалист по булкам и булочкам в Новосибирске и вместе с этим рок-музыкант поведал о буйной молодости, запретах для своих женщин и простейшем рецепте семейного счастья.

Справка: Гребнев Сергей Анатольевич — президент ОАО «Хлебообъединение «Восход». Основатель и лидер рок-группы «Дети понедельника» (образована в 2007-м). Родился 23 апреля 1958 г. в Барнауле. По профессии — инженер-физик по квантовой электронике и лазерам. Женат. Две дочери.

Карьера, работа и деньги

Как покупаете хлеб — по цене по сорту, по производителю?

Я много хлеба дегустирую, особенно новинки. Покупает хлеб моя половинка. Вообще 60 % покупок хлеба совершают женщины. Но мои вкусы учитываются. С одной стороны, я — патриот своей продукции, а с другой — проверяю его. Одно дело мне приносят хлеб с линии, а другое — случайная покупка. Вообще каждая вторая булка в городе — наша. Это факт. Но мы покупаем разные хлеба, не только «Восхода».

До своей нынешней работы чем занимались?

Жизнь была бурной. Закончил физтех, пошел в аспирантуру, но в силу буйности характера — я трудно вмещался в какие-то рамки — через полгода пошел на электровакуумный завод. Там на общественных началах был начальником штаба «Комсомольского прожектора» и начал вести борьбу за чистоту рядов — борьбу с привилегиями.

Это как?

Может, чересчур, но я был ходячим принципом. Сейчас, наверное, уже научился искусству компромиссов, но тогда… Ну, написано «гласность», соответственно, я закрыл на заводе льготную столовую начальников цехов. Они кушали под видом ветеранов войны. И кушали, естественно, другое. А я поставил там пост, сфотографировал все и вывесил на проходной. (Смеется.) Это был 80-й год.

И что дальше?

В общем, через какое-то время меня по «партийной путевке» отправили в армию. Чтобы я не возмущал молодые умы оборонного завода. После вернулся на родной завод, но слава «буйного» привела меня в итоге в обком комсомола. Там занимался комсомольскими стройками и МЖК. Позже ушел и организовал свое малое предприятие. Тогда начинали появляться кооперативы. А далее по приглашению перешел в Сибирское купеческое собрание при открывшейся бирже. В конце концов стал заниматься хлебопечением. И вот на 20 лет я застрял в одной компании.

Что для вас карьера?

Да ничего! Я не вижу карьеру, для меня важны темы, задачи и масштаб. А карьера — это результат. Карьеру я, может, делал только в молодые годы. Мы основали эту компанию, и я сразу был первым замом. То есть карьера за 20 лет не изменилась.

Судя по тому, что у вас красивый офис в здании мэрии, надо понимать, с продажей хлеба все хорошо?

Бизнес хлопотный, но он, конечно, прибыльный. Хлеб кушают каждый день, но рентабельность минимальная. А с помещением все просто — здесь было кафе «Спутник», которое мы купили за большие деньги на аукционе. Здание мэрии, но помещение наше. Мы не дальние «родственники» мэра. Может, это и плохо… (Улыбается.)

На что лично вы тратите больше всего денег?

Отдых, музыка, обучение детей. Например, моя старшая дочь учится на художника. У нее с 5 лет открылся дар, и уже в 8 лет была персональная выставка в краеведческом музее. Теперь она на 3-м курсе нашей академии. Обучение в год стоит около 100 тыс. руб., плюс расходы на краски и т.д.

А на что в данный момент денег не хватает?

Я еще стараюсь заниматься музыкой — второй вид деятельности, а это стоит больших средств. Например, запись одной песни в Москве — 50 тыс. руб. Альбом там стоит примерно 20–30 тыс. долларов. На продюсирование проекта не хватает денег. На это нужно иметь миллион долларов. С удовольствием бы записал где-нибудь на западной студии сингл или альбом. А к материальным вещам равнодушен.

Когда решили соответствовать древнему выражению «хлеба и зрелищ» и от хлеба перешли к зрелищам? Когда пришло осознание необходимости своей группы?

Есть космос внешний, а есть внутренний. Там тоже звезды как-то сходятся и расходятся. Первую песню написал в 15 лет. Знаю не понаслышке, что такое бардовская песня. Одновременно с этим была первая рок-команда — перепевы Deep Purple, бряцанье по струнам и т.д. В общем, гитара была всегда, и песни писались. Лет 9 назад действительно что-то щелкнуло, и количество перешло в качество. У меня есть строчки в шутливой песне «Ступени»: «По странному чудачеству, сияя от величия, я повышаю качество от лет своих количества». Вот «лет количества» случилось. В 45 лет я снова взял гитару — и все пошло-поехало.

Как чувствуете себя среди молодых музыкантов, которые вам в сыновья годятся?

У нас много молодежных концертов. Я не хочу себе льстить, но у меня нет возраста. В этих песнях нет возраста — нет ни вселенской грусти, ни какого-то отрицания всего, революции… Эти песни одинаково воспринимаются в 50 лет, 40, 30… А с музыкантами очень просто — они уже просто друзья. И атмосфера в группе у нас — как в команде, т.е. это не «Гребнев и банда».

Для вас, как бизнесмена, это хобби?

Нет… Но и не заработок. Хоть мы и даем концерты за деньги. Этим — музыкой — как-то можно жить. Вот Алексей Костюшкин, уважаю его, и «Коридор» это доказывают много лет. Но все же у нас в городе провал какой-то. Новосибирск в этом — уникальный город. У нас люди ходят только на звезд, и неважно каких, у нас не поддерживают местных музыкантов. Я сейчас не про себя говорю… Как-то мы выступали в местной телепередаче «Музыкальный диагноз» (канал ОТС. — И.К.), так нам там сказали злобные критики: «Вы на себя в зеркало посмотрите! Эй, «Дедушки понедельника», вы чего выперлись? Особенно ты — седой весь». Критиковали — где-то справедливо, где-то нет. Но мы спокойно к этому относимся. Чтобы играть такую музыку, надо иметь некоторую броню.

Ранее вы искренне верили, что можно сделать группу в стиле русского рока популярной и в наше время. Пересмотрели взгляды?

Нет. Но тут, к сожалению, работают законы бизнеса. Вот чтобы хлеб дошел до покупателя, нужен целый конвейер. У нас же такой музыкальный «конвейер» рассыпан. Поэтому мы экспериментируем. Но в какой-то момент формат тяжелого рока меня стал еще, как говорится, парить. Риф-запев-припев-риф-клавиши сыграли-соляк-медленный разряд-двойной припев-риф… А если не так, значит, ты не рокер. Поэтому в нашем акустическом альбоме полно экспериментов. Бывает, чуть ли не ска звучит.

Если б случилось, что вы должны были бы остаться с музыкой только двух исполнителей — нашим и зарубежным, кто ими стал бы?

Хороший вопрос… Из российских очень уважаю группу «Воскресение». А из зарубежных, если брать последнее, это Стинг. Современный — в акустике.

Любовь к Родине

Что для вас Родина?

Это люди, которые вокруг тебя. Но проблема художника в том, что он должен быть, по сути, сирота — ни флага, ни Родины.

То есть неважно, в каком месте быть, главное, чтобы люди рядом были соответствующие?

Да. У меня есть люди, кто мне принципиально важен. Также родина — это то состояние, когда «деревья были большими». Поэтому мы и «Дети понедельника». Дети — они человеки. Их еще не насиловали информацией, еще не редактировали — «не трогай», «не бери»… Родина — это когда деревья были большими, а ты — маленьким. И небо тогда высоко было, и звезды чистые, и солнце слепило. Сейчас оно, конечно, греет, светит, но не слепит.

Ради чего готовы были бы уехать из Новосибирска навсегда?

Не знаю, ради чего. Но — готов, хотя город очень нравится. Наверное, ради какой-нибудь великой идеи. Вот раньше великие идеи были — БАМ, например. Рокеры — это законспирированные романтики же… Поэтому — «за туманами», как писал великий Кукин.

Уточню, что интервью будет опубликовано после выборов, результаты которых мы не знаем…

(Смеется.) Почему не знаем? Знаем.

Хочется думать, что не знаем, иначе как можно говорить о какой-то честности? Вопрос вот в чем: все, что происходит последнее время в нашей стране, — это болезнь или излечение?

За всю страну сказать не могу. Но вот общество… Сытое общество, а оно все равно достаточно сытое, но вот, как пишут правильные аналитики, происходит разрастание общества гопоты. Все, что происходит в нашей культуре, все нынешние ценности, что происходит с духом нации, — все это меня не устраивает. Что-то в обществе не так. Я понимаю, что Алла Борисовна Пугачева с ее мальчиками или Ваенга и Стас Михайлов — это все, что может быть лучшим в обществе, но не до такой же степени! Это — болезнь, конечно. Все стало каким-то звериным — на уровне инстинктов. У Гребенщикова в песне «Назад в Архангельск» есть строчка: «Смотри, как горят эти книги». Сейчас время, когда горят «книги». Старые ценности сгорели, а новых я не вижу.

Мужская дружба

У вас много настоящих друзей?

Нет, конечно. Человека два-три. С одним сердешным другом дружу уже лет 30. Это люди, которых раньше называли «не от мира сего».

Ради друга приходилось в огонь и воду?

Да. И когда надо было выручать человека — долги были огромные. И надо было отдавать последнюю рубашку — отдавал. И когда все надо было бросать и везти друга в больницу — были проблемы со здоровьем.

Друзья обращаются к вам, как к специалисту по хлебу?

Обращаются. Просят что-нибудь посоветовать. А я им показываю новые песни. И они меня «бомбят» — у нас дружба такая ироничная — мол, опять в каждом слове образ, уже надоел…

То есть как к специалисту по музыке они не обращаются…

Они у меня референтная группа. Я на друзьях песни обкатываю. Бывало, что приходилось петь новую песню раз 10 подряд. А иногда сразу говорили: «Да ну, отстой. Надо проще. Для ног».

Вас предавали?

Предавали. Самые близкие друзья — нет, но близкие люди предавали. Я не назову это опытом. У меня гены другие — мой папа и моя мама были воинствующими оптимистами. Лоб, наверное, уже надо приберечь, но я и сегодня готов постукаться лбами. Было бы за что. Не бывает так, чтобы ты никогда не проигрывал. Я и дочери, ей 8 лет, постоянно говорю об этом: надо учиться проигрывать, это целая наука. Мы, например, играем в шашки, она проиграет и говорит, мол, давай переиграем. А я ей: «Это что еще за комплекс? Ты должна уметь проигрывать».

Женщины, семья

А женщины предавали?

Да. Тем более, когда я еще был слюнявым романтиком.

Как познакомились с женой?

У меня это второй брак. И ему уже 15 лет. Это спонтанно произошло в Болгарии. Я там был в командировке, а она отдыхала. Я из тех людей, кто вовнутрь мало кого пускают. Надо, чтобы какое-то короткое замыкание случилось при знакомстве. Это по отношению к женщине. И вот тут случилось.

Ваши женщины — супруга, дочери — слушают вашу музыку?

Они терпят ее. (Улыбается.) Бывает, что я и ночью пишу что-то. У меня дома студия звукозаписи. Они — первые слушатели. Но у них на всех мобильниках забиты мои песни, и это не потому, что это папа… Я стараюсь прививать вкус. У нас дома запрещено смотреть «Муз-ТВ». Попса исключена. Поэтому они (дочери. — И.К.) растут на Deep Purple, Led Zeppelin, Pink Floyd, на Никольском, Шевчуке, Гребенщикове… Хотя попса — это штамп. На самом деле возьмите Уитни Хьюстон или нашего Юрия Антонова. Это хорошая эстрада. Жена моя очень влюблена в акустику.

Какова роль женщины в семье?

На самом деле, семья — это женщина.

Ваш рецепт семейного счастья?

Он простой: мужчина — добытчик, ему не обязательно много зарабатывать, но он должен делать какое-то дело, что-то за ним должно стоять. А женщина — берегиня. И она должна вдохновлять. И, конечно, дети. Любой ребенок — проверка семьи.

Какой должна быть идеальная жена?

Не знаю. Не люблю я таких слов. Я даже свою Альку (супруга. — И.К.) называю подругой. Я и слово «любовь», например, не употребляю в своих песнях. Это такой усредненный термин. Любовь к женщине, любовь к Родине, любовь к чревоугодию… В жизни же все на интересе построено.

Что вы никогда не позволите женщине?

Эмансипации. Не понимаю всех этих бизнес-леди. Женщина — это женщина. Я понимаю ситуацию, когда деваться некуда — когда мать-одиночка, например. Второе — плохо отношусь к курящим женщинам, хотя сам курю. Очень плохо отношусь к пьяным женщинам.

Что вы будете делать, если жена вас оставит?

Слово такое… Оставить, бросить можно вещь. Не знаю… Из окна выбрасываться не буду, так как много что на плаву держит. У меня были такие драмы. Но и песни пелись, и даже стихи рождались.

Путешествия, отдых

Как и где предпочитаете отдыхать?

Тайга, горы, лес — там, где есть энергетика. Обожаю тайгу. Отмахать 20 км по тайге — это счастье. Походы, походы… У меня и ледорубы, альпенштоки, рюкзаки… Сейчас, правда, мне нельзя ходить — я как-то на Тянь-Шане неудачно упал, коленку разбил, пока кувыркался метров 20. Хотя ездим и на море. Для Альки моей море — это все. А я с собой беру туда гитару. Сижу, сочиняю в номере, пока они на море.

Где хочется побывать?

Непал. Надо туда добраться по разным причинам. Там другой мир. Плюс меня сильно интересует буддизм, хотя я — нехристь. Не горжусь этим — так просто получилось. Любопытен Восток — Китай, Таиланд, Вьетнам. Второе — Антарктида и Антарктика. Очень люблю Север. Вот тот ломоносовский русский Север — Каргополь, Архангельск, это прямо сказка.

Самое яркое впечатление от путешествия?

Из шутливых такое было. Мы идем по Тянь-Шаню, поход 3-й категории сложности (максимально бывает 5–6). А руководитель группы был молодожен — пошел с девочкой-туристкой в такое свадебное путешествие. Заблудились и прошли 19 дней, сухари даже кончились. Спустились в киргизскую деревню худые, обросшие, а там столовая — лагман, бешбармак… Мы же: «Хлеба дайте». И вот стоит ведро компота, а мы, человек восемь, хлеб едим, булок 10 съели. А еще в том же походе как-то начинаем готовиться к ночевке, ставим палатки, и вот эта молодая жена достает из рюкзака настоящий здоровый утюг! «Зачем?» — спрашиваем. «Ну, гладила и забыла».

Илья Калинин

Фото автора (1), предоставлены Сергеем Гребневым (2, 3)