«Нимфоманка»: отсчет любовников

В шести кинозалах города показывают новый фильм датского провокатора-эксгибициониста

Юная француженка Стейси Мартин — худосочная девушка модельной внешности — с легка промятым внутрь лицом (как у куклы, на которую случайно наступили), с щедро разбросанными по лицу родинками и оспинками и хорошо пломбированными коренными зубами (по крайней мере, сверху) — тащит здесь на себе груз самых откровенных сцен, в отличие от заслуженной актрисы Франции Шарлотты Генсбур, которая в первой части берет на себя лишь роль рассказчицы и пока что ничего такого в кадре не вытворяет, по крайней мере, того, чего от нее ждут не дождутся эротоманы и перверты, возбужденные «Антихристом».

Вместе с тем Триер, как законодатель самых новомодных трендов в кино за последние лет эдак двадцать, делает изобразительный ряд еще чуть более фривольным и раскованным. И, похоже, что на этот раз он бросает вызов даже не столько своим коллегам по тому делу, которым занимается, а куда более серьезному конкуренту, отнимающему аудиторию как у него, так и у кино в целом. Я имею в виду — сетевое пространство. Поскольку «Нимфоманка» напоминает не столько фильм, сколько специализированную страничку о сексе в какой-нибудь соцсети, где юзеры делятся своими откровениями, сопровождая их комментариями, иллюстрациями, перекрестными диалогами, и козыряют интеллектом, незаметно соскальзывая во флуд аки в блуд.

Сохраняя за собой способность увлеченно рассказывать истории, Триер все откровенней манкирует формой или, по крайней мере, пренебрегает ее целостностью, пикируя то в чистый анекдот (мини-шедевр — «цыганочка с выходом» в исполнении Умы Турман), то в псевдонаучные рассуждения (сопоставление пикапа и рыбной ловли выглядит довольно остроумным), то полиэкранную претенциозность, то в пародирование, больше походящее на подражание (в данном случае — Гринуэю двадцатилетней давности). Кажется, что единственное, чем он озабочен, это держание зрителя на коротком поводке, причем любыми средствами.

И если критиков, упорно продолжающих выискивать в его последних откровенно издевательских работах какие-то сверхглубокие аллюзии, он уже давно научился гипнотизировать, как мальчик Нильс — крысиный выводок в сказе Лагерлёф, то со зрителями этот номер проходит не так гладко. Из полсотни человек, сидящих со мной на сеансе в «Победе», полфильма нервно хихикала какая-то барышня, а после того как Триер устроил вернисаж половых членов размером три на четыре (метра), она же начала тихо всхлипывать (даже не хочется строить догадки, по какому поводу). А сидящий рядом со мной мужичок лет пятидесяти как ушел в свой смартфон минут через пятнадцать после начала, так уже и не возвращался оттуда, притом что фильм шел с субтитрами.

Фига, которую Триер держит в кармане уже примерно лет восемь, растет от фильма к фильму, достигнув на сегодня размеров среднестатической головы тех критиков, которые упорно продолжают относиться к нему серьезно. И это по меньшей мере странно, ведь он настолько откровенно занимается здесь онанизмом, что почти не оставляет шансов интерпретировать это иначе как сублимацию. Он добивается этого уже почти навязчиво, маскируя повествование под типичный сеанс психоанализа: побитая женщина рассказывает неизвестному мужчине о своей жизни, как она считает — конченой нимфоманки, а мужчина, в свою очередь, время от времени позволяет себе глубокомысленные комментарии на ее счет, попутно демонстрируя глубокое погружение в тему. Фрейд бы обзавидовался.

Триер одержимо продолжает заниматься самолечением, выворачивая наружу свое подсознание, где скопилось немалое количество все еще невоплощенных на экране перверсивных актов. И вместо того, что бы кормить какого-нибудь датского психиатра, он сам зарабатывает на своих комплексах и табу, причем не только деньги, но и статус «большого художника», чьи картины раз за разом продолжают считать воплощением передовой гуманитарной мысли. Исходя из того, что режиссер сам писал сценарий, нетрудно догадаться, что он беседует тут сам с собой, извлекая наружу те тревожные вопросы, что засели в его подсознании еще в те времена, когда он, будучи ребенком, дни напролет проводил под столом, опасаясь начала ядерной войны. Страхи, как известно, самая питательная среда не только для всякого рода социо- и сексопатов, но и для литераторов и режиссеров.

Триер, опасающийся передвижений в пространстве, нехватку личного опыта в области путешествий всегда компенсировал с помощью собственных фильмов, чье действие зачастую разворачивалось вдали от его родной Дании. Похоже, сейчас ситуация повторяется, только объектом компенсации теперь все чаще выступает секс. Заручившись поддержкой французской актрисы, которая подсела на кино для взрослых еще в шестнадцать лет (и с тех пор ее любимым жанром является порно), он будто бы поставил целью заполнить те пробелы в собственном образовании, которые начинают активно будоражить фантазию мужчин, когда в бороду ударяет первая седина.

Поступательное измельчение тем и идей в новых работах Триера далеко не в лучшую сторону отличают их от тех, что были сняты им раньше. Например, Бесс — героиня его картины «Рассекая волны» (1996) — стала нимфоманкой для того, чтобы спасти мужа-инвалида от грозящей ему смерти, и расплатилась тем самым за свое эгоистичное стремление привязать супруга к себе. Джо — героиня «Нимфоманки» — движима похотью лишь потому, что родилась с бешеной маткой, и этот клинический казус сам по себе вряд ли сможет вдохновить и уж тем более воодушевить того зрителя, что когда-то искренне сопереживал за судьбу «юродивой Бесс».

Но полагаю, что пока все-таки преждевременно выносить окончательный вердикт фильму, вышедшему только наполовину. Поэтому имеет смысл дождаться шестого марта, когда появится вторая часть «Нимфоманки». Однако не исключено, что и после нее придется ждать появления полной версии. Ведь, как утверждают видевшие ее на Берлинском фестивале, «три крупных плана клитора и шесть эрегированных пенисов» переворачивают все представления о возможностях киноискусства, ставя перед ним новые задачи…

Фото ropeofsilicon.com