Головокружительный идиотизм

Когда-то давным-давно я прочитал об одном человеке, который нечаянно вывалился из самолета, упал и чудесным образом не разбился. Летел несколько километров камнем вниз. И отделался легким испугом — не знаю, как у него это получилось. Мне все время хотелось понять, что же творилось у него в голове. Собственно, парашютный спорт меня никогда не трогал: захватывающие дух панорамы можно увидеть и с борта самолета. Но вот пережить то, что не укладывается в сознании: выйти за дверь самолета и шагнуть в пропасть, просто доверившись окружающему пространству, — это дело совсем другое. Проникнувшись Величием Свободного Падения, мы с другом полезли в Google и обнаружили, что предложений подобного рода там более чем достаточно.

Набрав в поисковике «парашют в тандеме с инструктором Новосибирск», мы обнаружили около десятка сайтов, предлагающих такие услуги. Прыжок в тандеме с высоты 3–4 км (свободное падение 2–3 км в течение 45–55 секунд) везде назывался «совершенно безопасным» и оценивался внушительно: от 3,5 до 5 тыс. рублей. При этом видеосъемка с руки инструктора предполагает дополнительную оплату — от 1 до 2,5 тыс. рублей. Места прыжков — в Мочище, Бердске и Евсино.

Итак, прыгать предстояло в Бердске. «А это нормально, что я боюсь высоты?» — спросил я у инструктора. На что последовал разумный ответ: «Было бы ненормально, если бы вы не боялись. Боязнь высоты — естественная реакция организма на опасность».

Перед назначенным днем круглые сутки шли дожди, и в голове кто-то предательски шептал: «А может, не стоит…», однако же в решающее утро погода выдалась ясная как никогда, и по приезде на аэродром меня охватила внутриутробная паника. Сидя в деревянном сортире для отважных воздухоплавателей, я подобрал забытый кем-то советский детектив и наугад открыл страницу. «Давненько вы не были в гестапо», — прочитал я, собрался и с внутренней дрожью отправился на летное поле.

Комбинезон оказался невероятно тугим: гениталии сдавило жгутом, ноги не сдвигались, — я превратился в печального робота или, скорее, в неуклюжего персонажа немых американских комедий — тех, которых часто пинали под зад. Беседа с инструктором длилась не больше десяти минут. Он объяснил мне, что за исключением трех простых движений от меня требуется лишь, главным образом, не мешать ему — все, что я ни сделаю, не приведет к плачевному результату. «Единственная просьба, граничащая с приказом: когда будем приземляться, а приземляться будешь на меня, подними ноги. Впрочем, даже если опустишь, больно не будет, просто съемки могут получиться некрасивыми».

На поле нас ожидали небольшой кукурузник (с какой войны он остался, финской или японской, неясно) и мужественные молчаливые пилоты.

Самолетик затрясся и пошел на взлет, из щелей дуло. Земля отдалялась и вскоре стала похожа на пейзаж GoogleEarth. Когда самолет поднялся на 1000 м, парашютисты-одиночки стали сосредоточенно выпадывать за борт — одна из них, девчонка лет 20, выпрыгнула со счастливой улыбкой. Мы с инструктором были последними.

На высоте 3200 м загудел сигнал и зажглась лампочка: прицепленные друг к другу, мы подошли к открытой двери. Слепящий солнечный свет. Гул мотора. Ветер — внутри и снаружи. Раззявившись в чудовищной улыбке и распахнув пасть, я ухнул вниз.

Падения не было. Мы барахтались на гигантской колючей воздушной подушке. Как в калипсоловом наркозе, здесь не было ощущения «я» — или, что точнее, мое «я» растеклось по всему пространству. В рот бил ветер, я стиснул зубы. Все как в штопоре, но вниз будто продираешься, с экстатическим усилием. Тело трясется от зловещего восторга, возвращение в детство: как на качелях, которые забыли вернуться вверх и все падают, падают и падают. Неожиданно что-то резко дернулось — это раскрылся парашют. Показалось, что мы остановились. Повисли. И тут меня охватила досада — падение захотелось продолжить.

Как Алиса в чудесной норе — все дальше и дальше, все страньше и страньше, нет чудес страньше. Забавно: показалось, что момент смерти был бы промежуточной преградой, за которым падение бы продолжилось.

Стоп: смерть. Нет, умирать не хочется. Лучше медленно поплывем на парашюте. Вниз. Так красиво. И действительно, кругом сияла невероятная красота...

В момент приземления я потерял концентрацию и слишком быстро опустил поднятые по команде ноги. Инструктор не успел отреагировать, и как бы со стороны я увидел свою ступню: она пробороздила землю. Хрустнули кости, лодыжка скособочилась, и все замерло.

Только потом я вспомнил, что не задумался о страховке, — впрочем, расстроенный инструктор (по его словам, я был его первым «несчастным случаем») не взял с меня денег.

Очевидно, что мы оба допустили прокол — я не выполнил указание, а он не подчеркнул его серьезность: «Больно не будет, просто съемки могут получиться некрасивыми». Скорая приехала минут через 30, и далее все по полной программе: гипс, неквалифицированные хирурги в районной поликлинике, операция и стационар в областной больнице — со всеми прелестями отечественной системы здравоохранения («Давненько вы не были в гестапо» — вспомнилось предсказание «авиационного» сортира).

Лежа на больничной койке, я попытался суммировать свои впечатления. Сделал «технические» выводы, проанализировал оплошности и одновременно понял, что получил именно то, что хотел, а именно: инъекцию бесстрашия, необратимо измененное сознание и головокружительно идиотский поступок.

Владимир Голубев

Фото gettyimages.com