Неизвестные Муми-тролли

Эту книжку я долго и безуспешно искал в новосибирских магазинах — в результате заказал в «Лабиринте» (по ценам этот интернет-магазин приятнее «Озона»), и вот, запакованная целлофаном, она прибыла. Зверски разодрав обертку, я извлек зеленый томик первого комикса Туве Янсон. «Муми-тролль и конец света» был издан в 1947–1948 году, предназначался вовсе не для детей, а для леворадикальных читателей газеты Ny Tid («Новое время»), и только затем превратился в детскую книжку «Муми-тролль и комета». Янссон тогда была 33-летней художницей и философом, специализировавшейся на политической карикатуре, остро ненавидевшей как Сталина, так и Гитлера.

Поскольку на свете есть множество фанатов этих маленьких нежно-апокалиптических существ, я пущусь с места в карьер и перечислю все неожиданности первого комикса Янссон, которые впоследствии исчезли.

Во-первых, несмотря на вольнолюбимые мемуары Муми-папы, патриарх муми-семейства оказался ярым консерватором — на первой странице комикса он читает газету «Монархист», которую «выписывал только потому, что муми-тролли потомки фараонов». Левацки настроенные читатели писали в редакцию гневные письма, обвиняя Янссон в реакционерстве. Во-вторых, Ондатр на страницах комикса — не такой уж зануда, он пьет коньяк. Другие персонажи не прочь отведать пальмового вина, а Снифа постоянно тошнит и пробивает на чих. В-третьих, в муми-вселенной нашелся отличный Кометный кот, «сияющий, как три солнца». В-четвертых, чудом спасшаяся от катастрофы, компания забралась в гигантские Спасательные шары, напоминающие одновременно «Наутилус» и Ноев ковчег, украшенный сверкающим ожерельем.

Помню, когда я в детстве читал Янссон, то ловил себя на мысли о том, что хочется читать именно комикс, а не книгу. Чтобы убежать туда насовсем. Особенно волшебной казалась сцена на танцплощадке, где разномастные тролли и непонятные рогатые существа в темноте в ожидании скорого конца света плясали с русалками под фонарями.

Как я и подозревал, комикс оказался квинтэссенцией фантасмагорической философии Туве Янссон, отвечающей на знаменитый вопрос Теодора Адорно: «Возможна ли поэзия после Освенцима?». Пожалуй, в детство он не возвратил, зато прибавил новых обертонов. Детство отошло на задний план, а на передний выступила оттаявшая душевная теплота фьордов (люди, живущие в Скандинавии, чем-то похожие на сибиряков, пишут, что в поисках тепла они готовы сбежать куда угодно) и пронзительная грусть, напоминающая фильмы Ингмара Бергмана.

Фото Ирины Малыгиной