ЕГЭ по литературе: считай, детка, считай!

На днях у выпускников школ прошел ЕГЭ по литературе, и я, отыскав электронную версию теста, дерзнула его сдать. Просто так, из любопытства. Уж такие «скандалы, интриги, расследования» на протяжении нескольких лет преследовали этот несчастный экзамен, что эксперимента ради мне захотелось подробно разобраться, из-за чего весь этот сыр-бор. Действительно ли школьники такие невежды или сам тест требует феерии интеллекта и глубочайших литературоведческих познаний. Понятно, что литература должна сдаваться сочинением, а не тестом. Понятно, что тест по этому предмету — это своего рода генетическое уродство, поскольку литература — не точная наука и нередко предполагает многовариантность ответа. А если не предполагает, то это либо не литература, либо тест не выполняет той функции, которую должен вообще-то выполнять экзамен по литературе — проверять понимание произведения и умение его интерпретировать, а не заниматься какой-то вредительской кастрацией, требующей зубрить формальные его атрибуты. Это всем очевидно, поэтому не будем долго распространяться на данную тему, а лучше поговорим о том, насколько правдивыми были слова чиновников из Минобразования, уверявших нас в том, что после 10 лет экспериментов ЕГЭ из маразматичного вопросника, требовавшего ответить, сколько было шагов от дома Раскольникова до дома старухи-процентщицы или какой породы была собачка в чеховской «Даме с собачкой», превратился во вполне адекватный тест.

Нет, не превратился. Это я могу с уверенностью сказать, после того как прошла практически все онлайн варианты экзамена. Тест напомнил нечто вроде шарады или кроссворда, где сперва надо угадать, напротив какой реки стоял Раскольников, а потом — как звали героя, который стоял напротив Невы. Потом мне надо было соотнести варианты каких-то нелепых характеристик героев с самими героями, например, угадать, кто из трех персонажей — Лужин, Свидригайлов или Мармеладов — имеет собственную квартиру в Петербурге, кто — свежий, не петербургский цвет лица, а кто же будет задавлен каретой на улицах Петербурга. Ладно, с каретой все понятно, но не дай Богу кому-то из персонажей довелось иметь и квартиру, и цвет лица? Если эти вопросы придуманы для того, чтобы проверить, читал школьник «Преступление и наказание» или не читал, то откуда какой-то нездоровый интерес к малозанимательным деталям, на которые можно не обратить внимания, даже прочитав книгу? В варианте теста, посвященного, например, «Мастеру и Маргарите» настоятельно потребуют припомнить имя Фриды, удушившей своего ребенка, а потом попросят в приведенном отрывке найти слово, «означающее готовность помочь или простить кого-то из сострадания или соображений гуманности». Угадали? Это милосердие. Все, конечно, очень трогательно, но вопрос больше подходит не для выпускного теста по литературе, а для теста по этике в начальных классах или на тему для сочинения в классе коррекции.

Я уже не говорю о том, что вопросы сформулированы так, что надо еще поломать голову, прежде чем понять, в чем, собственно, вопрос. Несколько раз я ошиблась именно по этой причине — когда перешла к литературоведческой, с вашего позволения, части, где ответы надо было записывать чуть ли не в виде формул с цифрами. Литературоведческая часть поразила меня до глубины души — такое впечатление, что мы с составителями теста учились на разных факультетах. Спектр литературных художественных средств, кажется, исчерпывается у аскетичных экзаменаторов каким-то скудным джентльменским набором из метафоры, эпитета, сравнения, анафоры и антитезы, причем последняя оказывается правильным ответом там, где ей вовсе не место. Из приведенного поэтического отрывка, вернее из его фрагмента, надо выбрать лишь три приема — и не дай Бог туда затесался четвертый, имеющийся в списке вариантов! Все, «местов нет» — даже если четвертый вариант правильный, ответ неправильный. Предлагая, например, вариант с метонимией, составители, кажется, и сами толком не знают, что это такое, поскольку очевидная в отрывке метонимия в «правильный» ответ уже не влезала. А уж с каким апломбом в тесте берутся интерпретировать поэзию, что, кажется, если бы в класс вошел сам Заболоцкий, написавший эти насилуемые строки, и попытался бы возразить на бескомпромиссные и безапелляционные высказывания интерпретаторов по поводу «неслучайности союза «но» на стыке строф», то мигом вылетел бы с экзамена с двойкой.

К ужасу всех тех, кто возмущался тем, что тест исключает возможность рассуждать в эссеистской манере на заданную тему, составители добавили еще несколько заданий. Надо быть поистине человеком обширного ума и фантазии, чтобы не только суметь написать ответ, но и чтобы придумать такой вопрос. Например, школьника спрашивают, в каких еще произведениях и каким образом можно обнаружить конфликт поколений, схожий с тем, что мы наблюдаем в «Отцах и детях» Тургенева. Подозреваю, что подобный вопрос способен ввести в ступор всю кафедру филологии вуза. Насколько идиотский вопрос, настолько идиотский и ответ — мнится мне, что при желании и проявив смекалку, этот конфликт, пусть и пунктиром, можно вычленить буквально в каждом произведении русской классики. Каким чувством проникнуто стихотворение Блока, и какие еще стихотворения других поэтов проникнуты аналогичным чувством? Тут меня бросило в пот — подозреваю, что оно проникнуто не одним чувством, а, смею предположить, несколькими. Но правильный ответ только один. Наверное, я бы завалила ЕГЭ, если бы поступала на гуманитарный факультет не в те благословенные времена, когда литературу сдавали как литературу, а не как математику.

Фото ipk41.ru