Часть жителей Новосибирской области после начала СВО отправились в зону боевых действий не только из патриотических соображений, но и в надежде обеспечить свои семьи. Помимо солидных зарплат, бойцам обещали и гарантированные выплаты за ранения: по 3 миллиона рублей. Но получить деньги оказалось далеко не так просто, как думалось до начала спецоперации. НГС пообщался с двумя добровольцами. Один из них пытается добиться пособия уже несколько месяцев и надеется на заступничество губернатора. Второй добился своего, но уверен: его спасло сочетание пробивного характера, связей и везения.
«Осколки есть, выплат нет»: рассказ Алексея К.
Алексей К. (полные имена обоих героев известны редакции, но не публикуются исходя из их пожеланий) пополнил ряды добровольцев в июле 2022 года. Вступил в отряд «Барс». Реального боевого опыта у мужчины не было, зато в погранвойсках он прошел отличную подготовку для службы в горячих точках. Большинство его сослуживцев оказалось с богатой биографией, включающей выполнение боевых задач в Сирии и других горячих точках. В учебном лагере «элитным добровольцам» дали возможность наилучшим образом вспомнить свои навыки, так что «БАРСов», вспоминает Алексей, кидали на самые сложные участки фронта.
Однако кое с чем не могли справиться самые опытные бойцы. Связь между различными подразделениями Алексей К. характеризует как сарафанное радио. Зачастую отличить союзников от противников бойцам удавалось, лишь подъехав на расстояние крика. Не спасали даже цветные повязки на рукавах.
Именно из-за сложностей со связью мужчина и получил ранение: неподалеку от очередного блокпоста добровольцы заметили людей и приняли их за военных из ЛНР.
— Начинаем с брони слезать, а они по нам из гранатомета. […] На третий выстрел — БТРу трындец пришел. Мы начали от него откатываться подальше, а кругом заборы высокие, ничего не видно… […] Но мы и тогда уверены были, что там ЛНР, — об обстоятельствах боя 6 сентября Алексей рассказывает со смехом, хотя веселого в истории немного. — Мы в лог откатились, не видим их и сдачи не можем дать, а они там то ли АГСом уже начали шмалять, то ли подствольниками… Спецназовцы достали ракетницы зеленые: мол, мы свои, свои! — а они сильнее шмаляют. Из подствольника меня и ранили.
Оказалось, что в правое бедро добровольцу попало несколько осколков. Он попал сначала в полевой госпиталь, а потом, когда рана загноилась, — в отделение гнойной хирургии.
К произошедшему с ним Алексей отнесся спокойно: ранение нетяжелое, а заплатить за него обещали 3 миллиона рублей — даже по сравнению с обещанными за 2 месяца контракта 410 тысячами рублей сумма казалась внушительной. Он спокойно собрал медицинские справки и выписной эпикриз из госпиталя и вернулся в Новосибирск, уверенный, что вскоре получит деньги.
— Миллионером себя почувствовал, — невесело усмехается мужчина.
Однако уже в военкомате, куда Алексей отправился, чтобы подтвердить свой статус ветерана, его уверенность пошатнулась: оказалось, многие его товарищи-добровольцы обивают пороги военного комиссариата с мая и до сих пор не получили подтверждение участия в спецоперации. Дивизия, к которой были приписаны «БАРСы», не давала ответы на запросы. Мужчина решил для начала получить деньги и столкнулся с новой проблемой.
— Я еще наслышан был, что от губернатора [тоже] полагается за ранение, должны либо 500 тысяч, либо миллион платить, в зависимости от того, легкое оно или тяжелое, — вспоминает Алексей. — Но мне сказали: «А мы не знаем, как тебе платить: у тебя в документах нигде не написано, легкое у тебя ранение или тяжелое». […] Ранение есть, осколки есть, выплат нет.
Бывший доброволец написал заявление в военную прокуратуру, пожаловался главе Следственного комитета России Александру Бастрыкину и даже президенту, и поначалу казалось, что дело быстро сдвинулось с мертвой точки.
— Я и президенту написал, и Бастрыкину написал, и началось. Прокуратура подключилась с горем пополам. Поехали с прокурором опять в этот госпиталь, чтобы дали справку нормальную о ранении. А они говорят: «Мы можем дать только такую». Кадровым военным дают нормальную справку, по которой можно получить выплаты, а нам — только такую, — негодует Алексей. — И буквально на следующий день приходит от прокурора такая бумага, что для установления тяжести увечья надо проходить ВВК. А мы, добровольцы, по закону комиссию не проходим!
Военная прокуратура, по словам Алексея, пришла к выводу, что не платят бывшему добровольцу вполне законно и в принятии мер прокурорского реагирования необходимости нет.
— Я уже не знаю, что делать, — вздыхает мужчина. — Последняя надежда на губернатора, кому-то из ребят он уже помогал [...]. Если бы всё то, что обещали, было бы нормально выполнено, я бы, может, еще поехал, меня ребята зовут. […] Но, после того как я со всеми этими обстоятельствами столкнулся, у меня что-то желания нет. Если я, не дай бог, погибну там, мои родственники со всей этой бюрократией с выплатами столкнутся?
Не доплатили, по словам мужчины, ему даже обещанную зарплату, и вместо 410 тысяч за два месяца он получил порядка 325 тысяч. Если вычесть те 25, что до подписания контракта Алексей потратил на обмундирование, получится, что заработал он на четверть меньше, чем планировал.
— Мне задавали часто вопрос, зачем я поехал, я отвечал: «Одно из двух: либо я патриот, либо идиот», — иронизирует мужчина. — Наверное, теперь всё всем стало очевидно.
«То, что я был в зоне СВО, ничего не значит»: рассказ Александра Р.
Один из новосибирских добровольцев, которым удалось добиться президентских и губернаторских выплат за ранение — Александр Р. Мужчина был третьим добровольцем, который поехал из Новосибирской области на СВО: он предупредил военкомат о том, куда и зачем собрался, и взял билет на самолет. Уже 28 мая военный попал под обстрел «града» и был серьезно ранен. Около двух месяцев он лечился: сначала в полевом госпитале, затем в Санкт-Петербурге. В конце июля вернулся в Новосибирск и еще два месяца с поврежденным коленом ходил по инстанциям, чтобы добиться положенных денег. Сегодня Александр помогает другим добровольцам и признаёт: система настолько непрозрачна, что гораздо проще отступиться, чем добиться обещанного.
Доказать участие в СВО оказалось непросто: у Александра Р., как и у Алексея К., не было подтверждающих документов от военной части, а получить их удалось лишь благодаря пробивному характеру и личным связям:
— После возвращения, в конце июля 2022-го, я пошел в военкомат и познакомился с [военным комиссаром по Дзержинскому и Калининскому районам Новосибирска Олегом] Мельниковым. Мы эту проблему начали совместно решать. У меня выписки из эпикризов все есть, из всех госпиталей, куда их девать, никто не знает. Мельников меня направлял.
Напористый доброволец одновременно пытался оформить выплаты, обещанные президентом, и единовременную материальную помощь от губернатора Новосибирской области. 3 миллиона ему не хотели платить из-за неправильно оформленной справки о ранении, губернаторскую матпомощь — из-за отсутствия статуса военнослужащего.
Благодаря личным знакомствам и содействию военкома Олега Мельникова, который позже сам отправился на СВО, ему удалось быстро достать ту самую справку об участии в СВО в качестве добровольца.
— Справку о ранении выдает в итоге госпиталь, в который ты попал. Они автоматически ее делают на основании справки формы 100 [из полевого госпиталя] и должны автоматически отправлять в твою часть. Пока лежишь в госпитале, эта справка начинает уже работать — точнее должна это делать, — рассказывает Александр. — И кому-то отправляют [в часть], а кому-то не отправляют. Кому-то через 10 дней приходят денежки, а кому-то не приходят вообще.
— То есть система крайне непрозрачная?
— Да. Непонятная никому. Вот я первую справку отправил, мне отвечают: должна стоять дата [получения] ранения. Я говорю: «А кто мне ее поставит?» Мне в ответ: «Должна стоять дата». То есть просто [врачи] не захотели поставить, может, плохое настроение, краска в принтере закончилась, забыли случайно...
— Правильно ли я понимаю, что, когда эта справка составляется, человек не может по состоянию своего здоровья проконтролировать, по правилам ли всё делается, а внести исправления потом сложно?
— Практически невозможно. Нужно делать официальные запросы, а от физического лица их никто не воспринимает. От военкомата — еще куда ни шло. Но опять же, зачем это военкомату? У них есть своя работа, — сетует мужчина.
Проблемой становится и отсутствие статуса военнослужащего.
— Если нет статуса, я просто [гражданский] человек, и то, что я был в зоне СВО, ничего не значит, — объясняет доброволец. — Я ж за свои деньги улетел: купил билет до Москвы, потом до Мин. Вод, оттуда автобусами до Ростова… Даже дома не сказал [куда собираюсь]: я дочку в садик отвез, машину поставил во дворе и улетел. Меня никто бы не отпустил просто.
При этом Александр уверяет: в Новосибирске ему все хотели помочь, но никто не знал, как именно. Ситуация с областным пособием разрешилась, лишь когда добровольцев по закону приравняли к военным.
— Текст постановления с изменениями опубликовали в интернете, я нашел его раньше, чем спустили в соцзащиту, — рассказывает Александр. — И с текстом этого постановления побежал к [Олегу] Мельникову и говорю: «Давай мне справку о том, что я доброволец» (Александр говорит о заявлении на выдачу материальной помощи, заверенном военкоматом. — Прим. ред.).
Чтобы получить оба пособия, Александр потратил два месяца, а еще восемь полных баков бензина: ходить долгое время пешком после ранения он на тот момент не мог. Теперь он помогает товарищам, рассказывает, какие документы нужно собрать и сколько придется ждать подтверждающие документы из части, если не использовать личные знакомства (по словам мужчины, до полугода).
Александр переписывается с добровольцами со всей России, десять из них — из Новосибирской области. Один боец уже получил свои 3 миллиона, но помочь, уверен мужчина, можно далеко не всем:
— Я бы смог [без связей получить деньги], я настойчивый: это ж мне надо, а не соседке. Но это было бы намного дольше.
— То есть людей, которые отступают, больше?
— Ну конечно.
«На этом всё и построено, скорее всего, что человеку проще отступить»
— Основная масса добровольцев — это не городские жители, а сельские, — объясняет бывший военный. — Возьмите Татарский район. Человеку надо приехать в Новосибирск, в облвоенкомат. 6 часов на транспорте нужно ехать. Плюс здесь переночевать в гостинице, а там у него семья, дети, у них же в деревнях не как у нас, по одному или по двое, а побольше. У меня был парень из Каргата, который отступил, но там человек очень алкоголь любил. Вообще процентов 80 начинают очень сильно бухать.
Сейчас Александр пытается получить статус участника боевых действий и уверен, что рано или поздно добьется своего. На вопрос, планирует ли он еще раз пойти на СВО, бывший доброволец отвечает:
— Желания нет. Не хочу, чтоб меня использовали. Ты нужен, пока нужен, а потом бегаешь и справки собираешь.