Откровенные истории сибирячек, победивших рак груди: «Такая жажда жизни, что медицина бессильна»

Рак молочной железы раз и навсегда меняет облик женского тела. После операции у женщин часто остаются заметные шрамы и рубцы, а некоторым ради шанса на жизнь приходится и вовсе пожертвовать грудью. Журналист НГС поговорила с жительницами Новосибирска, которые пережили операции на груди — они привыкают не стесняться шрамов, носят протезы и знают, как чувствовать себя счастливым даже в самые тяжёлые времена.

История Екатерины Казаковой

— Шишечку в груди я обнаружила сама, мне было 35 лет. Весной на диспансеризации заметили, что грудь рыхлая, ведь я кормила детей одного за одним. Гинеколог предположила, что ещё не ушли молочные мешки. Я обратила на это внимание, стала контролировать.

Через некоторое время, когда грудь стала однородной, я увидела какой-то шарик, шишечку. Пошла на маммографию, но там ничего не обнаружили. Я всё равно сказала врачу, что у меня не всё хорошо. Разделась, предложила потрогать, врач нашла уплотнение и отправила на УЗИ. Сначала мне поставили диагноз «фиброаденома» и направили к онкологу.

Онколог сделал пункцию, опухоль была доброкачественной, посоветовала на всякий случай вырезать. Пункция — такой анализ, где велика вероятность, что можно не попасть в раковую клетку. Получилось так, что мои раковые клетки не попали в шприц. Казалось, что всё хорошо, что это всего лишь фиброаденома. Я не сразу кинулась её удалять. Когда делают операцию, берут один срез и отправляют на экспресс-анализ, который делается во время операции. Он тоже показал, что у меня доброкачественная опухоль — даже на срез не попали раковые клетки.

Спустя три дня меня выписали, я стала ездить на перевязки. Только через две недели пришли результаты гистологии (анализ тканей — Прим. ред.) — рак молочной железы первой стадии. Причём трижды негативный рак. Он не зависит от гормонов и не реагирует на гормональное лечение.

Я не плакала. Когда узнала, то не билась головой об стену, не спрашивала, почему я, за что. Только спросила врача, что мы будем делать дальше. Больше испугался муж. В тот день у меня были планы — я же не собиралась узнавать, что у меня рак, — собиралась в гости к подруге. Звоню ей и говорю, что скорее всего не приеду, у меня рак. А она: «И что? Это не повод откладывать нашу встречу». Мужу сказала по телефону. Приезжаю домой, а он поехал с детьми — такие чувства были, что не мог сидеть и ждать. Когда вернулся — смотрел большими глазами, молчал и не отходил от меня. Это очень важно, когда рядом мужчина, который любит тебя безусловно. Я не думала, что буду лысой, страшно худой или, наоборот, толстой, не размышляла, мол, зачем я ему такая нужна.

Моему мужу памятник надо ставить! Я всегда знала, что он будет рядом. Он буквально носил меня на руках, кормил. После четвёртой химии от смерти спас: у меня было очень сильное обезвоживание, я постоянно падала в обмороки, однажды он меня подхватил и понёс к врачу.

Мне удалили подмышечные лимфоузлы, чтобы понять, пошли ли раковые клетки по организму. После первой операции надрез был ювелирный, его не видно. А после второй у меня поднялась температура, шрам заживал домиком — ну всё, думала, такая молодая, а майку теперь не надену.

Когда волосы в один момент выпали, то муж сбрил остатки, а я слёзы промокнула. В парикмахерскую идти не могла, после второй химии постоянно лежала, меня тошнило — волосы на подушке оставались. Первое время я ходила в платочке — боялась напугать детей, — а потом как-то все привыкли. У меня был парик, но я не носила его. Химиотерапию проходила весной и летом, а парик был очень тяжёлым и жарким. Знаю, что девочки за бешеные деньги заказывают парики, но я предпочитала платки.

На химии волосы выпадают не только на голове. Ещё и брови, и ресницы... Я сильно похудела. У тех, кто принимает гормоны, сильно отекает лицо, появляются большие щёки — человек выглядит больным.

Я всегда думала, что у меня будет трое детей. Когда только поставили диагноз, врач говорил, что я смогу родить только через 5 лет — всё это время женщины пьют гормоны. Я мысленно прибавила к 36 годам эту цифру — 41, в этом возрасте я не планировала рожать, поэтому попрощалась с мечтой. Но на комиссии мне сказали, что можно через 2,5–3 года. Когда узнала, что беременна, то испытала и страх, и радость. Прошло только 2 года и 3 месяца после последний химии. С дочкой сейчас всё хорошо.

Недавно на приеме у кардиолога я перечисляла свои болячки и упомянула, что после рака груди родила ребёнка. Врач всё это записывала, записывала, а потом говорит: «Знаете, у вас такая жажда жизни, что медицина бессильна».

История Розы Григорьевны (имя изменено по просьбе героини)

— Ещё в 2011 году (я тогда жила в Братске) пошла на маммографию. Обследование что-то показало, но онколог сказал, что ничего страшного. Потом я каждый год делала маммографию. В 2018 году (к этому времени уже переехала к дочери в Новосибирск) я сильно простыла. Через некоторое время выскочила большая шишка, и тогда я записалась на обследование.

Онколог сказал, что долгие годы рак дремал. Мне повезло, что 7 лет он не проявлял себя. Диагноз поставили за день: «рак молочной железы второй стадии». Говорят, что рак не чувствуешь, но это не так. Перед этим я ещё работала в магазине, чувствовала себя с каждым днём хуже и хуже, в один день сильно подскочило давление, и я просто упала.

Когда узнаёшь диагноз, то испытываешь шок — обидно, больно. В горбольнице предложили сперва сделать химию, а после удалить. Некоторым делают иссечение груди, кому-то отнимают грудь полностью — всё зависит от диаметра. Мой онколог посоветовал убрать всё.

Некоторые женщины после операции не могут смотреть на себя в зеркало. Шов, конечно, у меня безобразный, келоидный (с рубцом) — организм плохо сработал, не очень красиво зажило. Я тоже стараюсь не смотреть на себя, первое время даже голова кружилась. Дочка столько пережила, сама обрабатывала мне швы — я не могла взглянуть на свои рубцы.

Сейчас ношу специальный протез. Это силиконовые вкладыши, которые нужно носить в особом бюстгальтере, он с кармашком. Инвалидность мне не дали — комиссия написала, что нет возможности. Добиться инвалидности вообще сложно. Поэтому протез мы купили сами, российский. Есть ещё из Германии, они удобнее — у них застёжки спереди, а у наших сзади. Бюстгальтеры мы брали по 700 рублей за штуку, а протезы — от тысячи. Немецкие, которые рекомендуют, стоят от 4 тысяч.

Если не надеваю протез, то ощущение, будто бы чего-то не хватает, начинает болеть шея, спина — нет равновесия, груза. Протез приходится носить даже дома, ведь ты всю жизнь живёшь с двумя грудями, каждая у меня весила 500–600 граммов — когда ходишь без протеза, с одной стороны есть вес, а с другой пусто.

Протез нужно каждый день промывать, чтобы он прослужил долго. Можно и всю жизнь с одним проходить. Одна бабушка из больницы (не знаю, по какой причине она не получила инвалидность — может, просто решила не ходить по комиссиям) насыпала в мешочек гречки и так ходила.

После операции жир с груди сгоняют в район руки, такая шишечка получается — неприятно, у всех под мышкой висит. Летом ношу футболки, платья, но ощущение, что одежду на одну сторону постоянно перетягивает, сидит не так, как раньше, приходится поправлять кофту. В принципе, не видно, что там силикон. Только из-за той шишки уже не наденешь облегающий свитер. После операции толком не ощущаю руку, делаю зарядку, разрабатываю. Её нужно постоянно растрясать — скапливается лимфа, ей же некуда идти. Врачи говорят, что задеты все нервные окончания, нужно время на восстановление, хотя после операции уже год прошёл...

Считаю, инвалидность должны всем давать. Если у тебя есть группа, ты можешь взять путёвку в санаторий, пройти реабилитацию, получить лекарства — их же многим выписывают из-за последствий химиотерапии. Конечно, поддержка нужна.

Но вообще наши российские женщины не унывают. Я сблизились с теми, с кем была на операции. Мы перезваниваемся, узнаём, как самочувствие друг у друга. Одной в 80 лет сделали операцию, она уникальная женщина, такая шустрая, ей и на дачу надо, такая оптимистка, от неё заряжаешься энергией. Говорит, что ей надо прожить ещё пять лет — внука вырастить. Другой 70, она поёт в хоре, занимается физкультурой. Хоть и плохо — она всё равно поёт, не унывать же теперь.

Вы тоже хотите рассказать свою историю о преодолении жизненных трудностей или проблем со здоровьем? Напишите в редакцию НГС по Viber, Telegram, WhatsApp на номер 8 982 781–74–07.

Что еще почитать про онкологию

Девушка, которая борется с лимфомой, честно рассказала о самых раздражающих вопросах. А наша коллега поделилась собственной историей — как она осталась без волос после химиотерапии и через что ей пришлось пройти. До этого главный онколог города назвал четыре основные причины смертности от рака.