«Над городом летали дирижабли»

Музей города Новосибирска на Советской открыл «Центр устной истории». Центр будет собирать с горожан то, что они берегут для внуков или, на худой конец, для попутчиков в поезде. Устные семейные хроники, впечатления рядовых очевидцев исторических событий, байки и городские легенды и т.д. «Есть официальная история, часто по заказу. А есть история, которая представляет мир таким, каким его видели люди, — объясняет директор музея Елена Щукина. — Мы будем собирать не только свидетельства о ярких событиях, но и рассказы о том, чем жили люди, какое кино смотрели, что было в магазинах…».

Добытые текстовые и аудиофайлы, по словам госпожи Щукиной, будут доступны посетителям музея, а позже — в интернете. Сейчас в базе — несколько десятков свидетельств о быте и нравах Новосибирска от 30-х годов до нашего времени. Интереса для широкой публики первый улов, судя по всему, не представляет. Единственной захватывающей историей из программы официального открытия Центра оказалось школьное сочинение сына фоторепортера Валерия Кламма. В нем — история семьи Кламмов со слов бабушки, родившейся в США в семье поволжских немцев, приехавшей в СССР в 1921 году, высланной в Искитимский район в 1941 году. «Однажды мы два дня ехали с бабулей в поезде, и это был ее сплошной монолог, — рассказывает Валерий Кламм. — Феерический масштаб перемещений — из Поволжья в США и обратно. Мне особенно запомнилось, что семью бабушки уже в порту уговаривали плыть назад, говорили, что на Волге голод, а они не верили.

Профессор НГУ Сергей Красильников отмечает, что скупые рассказы о репрессиях характерны для пострадавших семей: «Многие из тех, кто пострадал, ушли, не передав свою историю, и теперь она потеряна навсегда. Во многих семьях до 90-х годов это было запретной темой: во-первых, это было просто больно вспоминать, во-вторых, люди боялись навредить семье».

Устная история (практика научно организованной устной информации участников или очевидцев событий, зафиксированной специалистами) бурно развивалась в США с 40-х годов ХХ века. В СССР же, как объясняет Екатерина Красильникова, доцент кафедры истории и политологии НГТУ, с 30-х годов предпосылки развития устной истории были подавлены жесткой регламентацией того, какими должны быть воспоминания очевидцев. Лишь в 70-е годы история начала сближаться с этнографией, а полноценное направление «устная история» появляется только в 80-х годов.

«Устная история — не способ опровергнуть официальную, — объясняет госпожа Красильникова. — Факты могут искажаться, но само искажение помогает понять, что чувствовали обычные люди по поводу большой истории».

Екатерина Красильникова особенно активно собирает истории о городских кладбищах и о заводе имени Чкалова: «Для меня показательно одно воспоминание. На Чкаловском заводе в 90-е долго не платили зарплату. Сразу два респондента описали встречу директора с рабочими, которые якобы схватили его за грудки и трясли, угрожая расправой. Другие очевидцы говорят, что такого не было. Было или не было — сейчас уже не узнать. Но важно другое: то, что люди запомнили встречу так, показывает их состояние».

Корреспондент НГС.НОВОСТИ спросила у жительницы Новосибирска, 82-летней Гильды Миллер, каким она помнит город 40–50-х годов. «Красный проспект был мощеный, а перед войной над городом летали дирижабли, — вспоминает Гильда Эммануиловна. — Когда кончилась война, все вышли на Красный проспект. Обнимались, но больше ревели. В годы послевоенные жили лучше, чем сейчас. Люди были добрее. Моих родителей арестовали, и я без добрых людей бы не выжила. Мне нельзя было, как дочери арестованных, учиться, работать, А меня негласно брали на работу. Я снимала углы подешевле, где в комнате жило еще по три человека. Жили бедно, но дружнее, спокойнее, чем сейчас. Молодежь была совсем другая. Я помню бесплатные танцы в саду Сталина. Тогда так, как сейчас, на танцах себя не вели. Только на площадку у Дома офицеров ходило несколько девушек поведения свободного, а в саду Сталина таких не было. А потом я все время ходила в оперный с тех пор, как он открылся. Есть фотография моего брата двоюродного на стройке оперного. Потом его арестовали и расстреляли».

Екатерина Красильникова особенностью новосибирских воспоминаний называет отсутствие мистики: «В Томске уничтожение старых кладбищ породило байки о гуляющих по ночам потревоженных мертвецах, здесь — нет».

Еще одна особенность Новосибирска — о нем написано на редкость мало мемуаров. Историки города сходу могут посоветовать только сборник воспоминаний старожилов «Мой Новосибирск», вышедший в 1999 году (найдется в интернете). В сборнике можно прочитать о том, как в 20-е годы казахи приезжали на базар на верблюдах по Красному проспекту. Или о том, что до войны в городе была уйма китайцев, торговавших игрушками и державших овощные плантации. Глава книготорговой компании «Аристотель» Михаил Трифонов из интересных мемуаров вспомнил только недавно изданную в России книгу Рудольфа Волтерса «Специалист в Сибири». Немецкий архитектор Волтерс работал в Новосибирске в 30-е (впоследствии был близок к нацистам, отчего его мемуары были преданы забвению). Переводчик книги Дмитрий Хмельницкий в рецензии на «Специалиста» упоминает поразившую Волтерса разницу в образе жизни советской номенкулатуры и простых людей и описание Новосибирска как «хаотического моря деревянных изб».

Елена Полякова

Фото gettyimages.com (1), автора (2, 3)