Проблемы детского здравоохранения в Новосибирске возникают из-за дефицита грамотного управления, считает мать погибшего в ноябре 8-месячного Максима Дарья Макарова. После трагедии она не сложила руки и решила бороться за жизнь и здоровье всех детей Новосибирской области: организовала неформальное общественное объединение «Здравоохранение — детям!» и стала полномочным представителем в СФО уполномоченного по правам ребенка при Президенте РФ Павла Астахова. Что ей удалось изменить на данный момент, каково состояние детского здравоохранения на самом деле и как она планирует менять систему, Дарья Макарова рассказала НГС.НОВОСТИ.
Справка: Макарова Дарья — 28 лет, родилась и живет в новосибирском Академгородке. Получила два высших образования в НГУ: геологическое и экономическое. Работала в институте геологии, потом ушла из науки и занималась интернет-маркетингом, последние 4 года — в компании Alawar Entertainment, в данный момент находится в отпуске в связи с общественной деятельностью в должности полномочного представителя уполномоченного по правам ребенка при Президенте РФ Павла Астахова и руководителем НОО «Здравоохранение — детям!».
Что вам дает статус полномочного представителя Павла Астахова?
Во-первых, намного проще получить многие данные — теперь чиновники не могут нам просто сказать «до свидания», как многим общественникам, или «в течение 30 рабочих дней мы вам ответим на указанный в письме адрес», а то, что письмо не дошло, это все к Почте России — как у нас обычно делается. У нас действительно многие вещи ускорились.
Какие-то обязанности появились в связи с этими возможностями?
Прямых обязанностей у меня нет, с Павлом Алексеевичем (Астаховым. — З.К.) мы обсудили, что я буду курировать вопросы детского здравоохранения, помогать людям именно в этой плоскости, но я же не могу отказать всем остальным, кто обращается за помощью, — те же детские сады, пытаемся помогать им всем в решении проблем. Со сложными вопросами мы обращаемся к Павлу Алексеевичу.
То есть вы как такой канал, передатчик информации от людей к чиновникам?
Канал прямой связи — что-то типа того. К нам обращаются по разным вопросам — например, нахамили в больнице, отказались госпитализировать маму с ребенком и пр.
Как чиновники в целом реагируют на вашу деятельность?
Многие из них довольно быстро поняли, что с нами лучше дружить. То, как они выстраивают со мной отношения, меня пока устраивает. Они поняли, что с нами можно вести диалог и что мы не какая-то «истеричная толпа мамашек».
Какими вам видятся основные проблемы детского здравоохранения в Новосибирске?
Мне кажется, основная проблема — менеджмент. Скажем, в большой корпорации распределением средств занимаются высококвалифицированные кадры, а в медицине этим занимаются в основном не финансисты. Или вот, например, в одной клинике есть новый аппарат, а в другой — специалист, который сможет с ним работать. Перекинуть аппарат очень сложно, врач в другую больницу тоже не пойдет, и дорогой аппарат стоит без дела — это тоже проблема менеджмента. Вторая — нехватка кадров, узких специалистов. Я сама пыталась записать ребенка в июне к эпилептологу, сказали: запись на июль закрыта, звоните в августе. Мы выдвигаем чиновникам предложения по решению этих вопросов.
За последние лет 20 состояние нашего больного — здравоохранения — потихонечку угасало, и я как мама маленького пациента попала в ситуацию, когда ясно это увидела.
Может ли частная медицина для детей стать реальной альтернативой?
Кому-то нравится лечиться в частных центрах, чтобы ему улыбались, и платить 2000 рублей за прием, кто-то ходит к травницам или гомеопатам — но ничто из этого не может заменить государственной системы здравоохранения, хотя бы потому, что такие покупки, как ЯМР-томограф, может себе позволить только государство.
Мой личный опыт обращения в частные клиники весьма печальный — я точно так же могла сходить к бабке-повитухе какой-нибудь.
Чего на данный момент вам удалось добиться своей деятельностью?
Что бы ни говорили академики СО РАН, но если б не наши выступления и митинги, детское отделение Центральной клинической больницы СО РАН, конечно, было бы открыто, но в нем не было заложено реанимационное отделение. Это в немалой степени наша заслуга. Одна из первых вещей, которых мы добились, — это изменение порядка госпитализации детей из Советского района. Теперь если врач «скорой» видит, что ребенок в тяжелом состоянии и его могут не довезти, например, в Мочище, то он может принять решение везти его в Бердск. Раньше это было невозможно, потому что Бердск другой город. Врачи благодарят, говорят: думали, этот порядок незыблем. Надеюсь, что с Кольцово еще договоримся. Еще мы создали рабочую группу по детям-инвалидам с врожденными генетическими заболеваниями и написали проект по созданию центра на базе генетической консультации. Кроме того, нас стали приглашать на все заседания по здравоохранению, а иногда и советоваться. Принимая новый документ о правилах посещения детей в реанимации, чиновники дали нам ознакомиться с предварительным текстом и внести коррективы.
Как вы считаете, станет ли факт отправки самолета российского МЧС в Италию с целью транспортировки новосибирской девочки для пересадки сердца прецедентом?
Было бы очень здорово, если бы это стало прецедентом, но это вряд ли случится, в первую очередь из-за бумажных проблем. Мама девочки сделала невозможное, а потом все уперлось в запрос на транспортировку до Италии, на который ей обещали ответить в течение 30 рабочих дней. Я считаю, что это был разовый случай, который многие использовали, чтобы попиариться. Детей, нуждающихся в операции по пересадке органов, у нас очень много, но им не спешат помогать. Рожать ребенка у нас просто страшно.
Зинаида Кузнецова
Фото автора (1), Андрея Ксенчука, tayga.info (2)