«Так гостайну не сохранишь»

Громкие уголовные дела, связанные с разглашением государственной тайны, возбужденные в 2007 в отношении сотрудников Новосибирского государственного технического университета – физиков Игоря и Олега Мининых, а также заведующего лабораторией Института химической кинетики и горения СО РАН Олега Коробейничева, закончились полным конфузом. Органы прекратили уголовное преследование «шпионов», признав, что ничего противозаконного ученые не совершали. Теперь исследователи пытаются добиться публичных извинений от руководства областного Управления ФСБ и полной реабилитации. Между тем эти дела заставляют ученых говорить и о несовершенстве существующего сегодня механизма по защите государственных секретов. На эту тему корреспондент НГС.НОВОСТИ побеседовал с директором Института химической кинетики и горения Сергеем Дзюбой.

С одной стороны, чтобы развиваться, науке необходимы контакты с учеными из других стран. С другой – существует понятие «гостайна». Насколько часто возникают ситуации, когда первое вступает в противоречие со вторым, причем об этом становится известно уже постфактум?

Вы знаете, в советское время такой проблемы не было. Была четко отлажена процедура, было ясно, как все это делать, все было четко организовано. У нас в институте были секретные исследования и разработки, но никогда никаких претензий не возникало. Сейчас проблемы появились, но я думаю, что они связаны с организацией работы по контролю. С начала 90-х годов никакого контроля над работой научных организаций в этом отношении не проводилось. То есть последние 15 лет эта работа была полностью провалена.

А что происходит сейчас? Ведь есть же законодательство, подзаконные акты, которые как-то эту деятельность регламентируют? Или ученый может просто не подозревать, что своей работой наносит ущерб обороноспособности страны?

Нет, здесь в принципе все нормально. Есть указы президента, есть закон о гостайне, с точки зрения закона все нормально. Но речь идет об организации этой работы. Вот с этим, на мой взгляд, дело обстоит совершенно неудовлетворительно. Кроме того, по моему мнению, крайне плохо прописан закон об уголовной ответственности за разглашение гостайны. Это то, с чем мы столкнулись. И ситуация такая: вместо того чтобы нормально организовать работу по контролю за гостайной, пошли по легкому пути – ловить тех, кто им показался подозрительным. Это неправильно. Так гостайну не сохранишь, гостайну надо охранять только путем кропотливой и ежедневной работы.

Такая работа не ведется?

Нет. Формально все это есть, но реально... Вот в советские годы у нас был постоянный контроль над работой 1-го отдела, над работой комиссии по экспертной оценке публикаций. В последние 15 лет ничего такого не было, никаких внятных инструкций сверху не поступало. А когда столько лет не уделяется этому никакого внимания, соответственно, к этому и отношение такое.

А откуда тогда берутся все эти громкие уголовные дела в отношении ученых-шпонов?

Это какое-то новое явление нашей российской жизни. Такого обилия дел по разглашению гостайны не было в Советском Союзе, такого мы не видим в других странах, здесь мы впереди планеты всей. С чем это может быть связано? Моя гипотеза такая: в советское время действительно было очень много секретных работ, очень много ученых было вовлечено в эти разработки. Затем все это начало рушиться, ученые стали жить бедно, но общество стало открытым, появились контакты с Западом. Ну и у государственных органов возникло подозрение: как бы наши бедные ученые не стали торговать секретами. Вот я думаю, такая концепция у них возникла, и она все определяет. На мой взгляд, ничего такого в научном мире нет, и если гипотетически это было возможно в начале 90-х годов, то сейчас те, кто здесь остался, российские ученые, они патриотически настроены, они хотят приносить пользу своей стране. И вот такое отношение: подозревать ученых, что они спят и видят, как бы что продать на Запад. Это никуда не годится, это оскорбительно! Я думаю, что все дело в том, что такая концепция где-то наверху существует, а снизу пытаются оправдать доверие начальства.

Подобные «шпионские» истории сказываются на общем духе в научных институтах?

Очень плохо. Это все делается якобы в интересах государственной безопасности, но реально это к нашей безопасности не имеет никакого отношения. И вот почему: необходимость в секретных разработках по-прежнему существует, к нам поступают предложения от разных организаций о сотрудничестве в оборонных отраслях. Что происходит дальше – сотрудники элементарно боятся. Они видят, что Олега Коробейничева ловили за то, что он занимался несекретными работами, а что будет, если я действительно займусь секретной работой? Люди боятся и наотрез отказываются, и это не только в нашем институте, в других происходит то же самое. Вот так кампания по отлову шпионов наносит реальный ущерб государственной безопасности.

Как сам Олег Коробейничев все перенес?

Удар был тяжелейший. Представьте: он профессор, заведующий лабораторией, у него там студенты и аспиранты работают, как вдруг приходят люди с обыском, начинают все переворачивать, Олега Павловича под руки куда-то уводят. Многие сотрудники в лаборатории просто впали в депрессию после этого: они-то считали, что занимаются полезным и нужным делом для страны, и вдруг оказывается, что все это какое-то «шпионство». Я был восхищен Олегом Павловичем, он оказался настоящим бойцом. И пережил с честью уголовное преследование. Но люди бывают разные. Вот супруга его очень сильно переживала, и недавно он жену похоронил.

Артем Шершнев