Что происходит в «красной» зоне: НГС отправился в реанимацию и обнаружил, что теперь туда чаще попадают 30–40-летние

«Ну что вам показать? У нас всё, как и везде», — говорят в кардиодиспансере на Залесского, который с конца июня начал принимать больных ковидом. И это действительно так. Как в любом ковидном госпитале, здесь есть разделение на «зеленую» (безопасную) и «красную» (отделение с пациентами) зоны, есть фильтр с кварцевыми лампами, коридор, уставленный коробками с СИЗами, уставшие врачи в спецкостюмах и сложные пациенты. Только вот в кардиодиспансере всё особенно сложно, так как попадают сюда исключительно с тяжелыми пневмониями. О прогнозах на выздоровление здешние врачи говорят с особой осторожностью — ковид и без того непредсказуем, а тут новый штамм, помолодевшие пациенты, свежие рекомендации. Корреспондент НГС Ксения Лысенко облачилась в защитный костюм и отправилась с врачами в «красную» зону, чтобы посмотреть, как изменилась работа инфекционного стационара в третью волну.

Как ковид-госпиталь встретил коронавирус в третий раз

— Сложная очень ситуация… Угу… У меня реанимация занята полностью, даже не мечтай, — это начмед кардиодиспансера Полина Яхонтова разговаривает по телефону. За то время, пока меня в одном из кабинетов одевают в защитный костюм (хлопковая хирургическая пижама, бахилы, комбинезон, перчатки, две маски и очки), Полине Казимировне позвонят и напишут несколько раз — всё с информацией по новым тяжелым пациентам и с просьбой найти им место в стационаре.

А места в кардиодиспансере осталось не так чтобы много — 110 пациентов, всего коек 120. Эти заветные 10 мест специально сохраняют в качестве резерва на всякий случай. Но «всякого случая» здесь очень опасаются, хоть и виду не подают.

— Вы только народ не пугайте, у нас всё в штатном режиме, напишите, что работаем, выполняем свои обязанности, как полагается, — напутствует меня Полина Казимировна.

Восьмой корпус кардиодиспансера перепрофилировали за одни выходные — 25 июня пришло распоряжение из Минздрава, а 28 июня в стационар уже начали поступать первые пациенты. Но сотрудники и так знали, к чему всё идет, смотрели сводки, читали новости и понимали, что вот-вот в борьбу с коронавирусом вступят и они. Снова, уже в третий раз.

— Каждый день заполняемся… Страшно-нестрашно, нет уже такого, работа тяжелая, пациенты тяжелые. Пациентов много, тем более когда заполняемся, их же привозят по 20–30 человек на скорой, — быстро говорит главная медсестра Ольга Судницына.

Она скрепляет мне скотчем стык комбинезона с перчатками, мажет защитные очки жидким мылом, чтобы не запотевали, и дает краткие инструкции. На всё облачение уходит минут 10, врачи справляются за считаные секунды — им не привыкать.

Стационар в кардиодиспансере принимает пациентов с патологиями из других госпиталей — для того, чтобы там освобождались койки для новых заболевших.

— Есть тяжелые случаи. Тяжелые, обусловленные не только течением этой инфекции, ковидной тяжелой пневмонией, но еще и тем, что у пациентов есть масса сопутствующих заболеваний, которые требуют, в свою очередь, специфического лечения и наблюдения. То есть эти пациенты наиболее угрожаемы по каким-то осложнениям. И здесь никто не считает, какая это патология. Мы берем почти с любой патологией. Вынуждены брать. Таких госпиталей, как наш, в городе три. Мы бы одни с таким потоком не справились. Эта третья волна проявляет себя более бурно по количеству заболевших пациентов, по сравнению с предыдущими волнами, — снова вступает в разговор начмед.

Справляться с навалившейся на врачей тяжестью могли бы помочь спонсоры и благотворители, но как-то так вышло, что в этот раз кардиодиспансер остался без них.

— Спонсоров у нас нет, но СИЗов хватает, — объясняет она. — В первую волну, летом, когда жарко было, у нас были спонсоры, которые поставляли нам питьевую воду. Это была замечательная история, потому что пациентам надо много пить в этой ситуации. У нас была неограниченная вода, прямо упаковки штабелями тут стояли.

В эту волну кардиодиспансер уже пережил несколько особенно жарких дней, кипятить воду приходилось самостоятельно. Обеды врачам теперь тоже не доставляют, но начмед успокаивает: «Да мы сами справляемся».

В целом к работе с коронавирусом здесь относятся философски («если не мы, то кто»), но уж очень переживают за плановые операции и работу по профилю, которую пришлось снова отложить. На какой срок — непонятно, но Полина Казимировна говорит, что они будут работать столько, сколько потребуется.

— Вот у нас Еленочка Александровна — медсестра физиоотделения. Поднимается, ухаживает за пациентами, кормит, выполняет всю работу, какая только необходима, — рассказывает она, поглаживая по плечу медсестру.

Елена Александровна — одна из 150 сотрудников кардиодиспансера, которые теперь работают с коронавирусными больными. Только-только наладив работу операционной и возобновив плановые операции, все врачи и медсестры кардиологического отделения вынуждены были вновь переключиться на борьбу с ковидом.

О пациентах в реанимации и тех, кто привился

В пятиэтажном восьмом корпусе инфекционного стационара формально только три этажа отданы под пациентов: на втором и третьем этажах палаты, на пятом — реанимация, а на четвертом — лаборатория.

Пройдя через шлюз (кварцевые лампы, несколько дверей), попадаешь в затихшее пространство когда-то бывшего отделения рентген-терапии. В коридорах можно встретить только врачей, пациенты из палат почти не выходят — они лежат в прон-позиции (на животе для улучшения вентиляции легких. — Прим. ред.) и подключены к точкам с кислородом. Отсюда мы направляемся в реанимацию, потому что, как говорит заведующий кардиологическим отделением Игорь Балабанов, там я лучше всего пойму, чем отличается эта волна ковида от предыдущих.

Реанимация и впрямь заполнена, все шесть коек заняты пациентами, а точнее пациентками — сейчас тут лежат только женщины. Вглядываюсь в листочки, прикрепленные к койкам, — 54 года, 80 лет, 44 года, 41 год.

— Отличие главное — пациенты сильно помолодели. Тяжелые пациенты, которые к нам попадают, они все очень тяжелые, крайне тяжелые. Но отличие, как я уже сказал, они непривитые и молодые. Привитые тоже встречаются, но к нам в реанимацию не поступали, — объясняет врач анестезиолог-реаниматолог Антон Белавин. — Здесь лежат все с тяжелой вирусной двусторонней пневмонией, основная у них проблема — дыхательная недостаточность. Попадают они сюда, потому что эта дыхательная недостаточность требует уже механической поддержки — или вспомогательной, или полностью искусственной вентиляции легких.

О том, какие шансы могут быть у пациентов на выздоровление, врачи не любят говорить, бросая стандартное и обнадеживающее «шансы есть всегда». Но по тому, как осторожно доктора подбирают слова, становится понятно, что речь идет и впрямь о супертяжелых случаях.

— Летальные случаи да, уже были в эту волну и еще будут, — жестко говорит кардиохирург Игорь Александрович. — По прогнозам я тоже не скажу, не хочу вас обманывать и обнадеживать. Если у нас в таком объеме будут проводиться мероприятия, если люди продолжат ходить без маски так же, диссидентничать в метро и автобусах, то, сами понимаете, это не закончится… Часть спасет прививка, а часть не спасет.

Пока у него самого медотвод от вакцинации, прививаться он планирует позже, потому как убежден, что «прививаться в пик волны — безумие». А тем, кто решится на прививку сейчас, у него есть рекомендация — уехать на дачу, запереться на дней пять и изолироваться от всех.

Анестезиолог Антон Сергеевич уже привился, он рассказывает, что антитела у него появились только после вакцинации, хотя две его восьмилетние дочери умудрились переболеть бессимптомно:

— При наличии маленьких детей изоляция абсолютно бессмысленна, потому что они в 100% случаев приносят коронавирус из школы. Удивительно, как мы с супругой не заразились… Вот такая интересная болячка, но страшная.

«Самому молодому пациенту — 28 лет»

Из реанимации мы вновь возвращаемся к палатам, чтобы пообщаться с теми, кого угораздило заболеть коронавирусом в эту волну.

— Здесь у нас самый молодой пациент — парень 28 лет. С тяжелой пневмонией, с кислородной потребностью, спортсмен. Он продолжает лечиться, выздоравливает. Удалось оборвать это всё, — продолжает Игорь Александрович. — Но группа риска остается прежней. У людей с избыточным весом, сердечно-сосудистой патологией, сахарным диабетом прогноз серьезней, риск выше, чем у человека среднего возраста, который занимается фитнесом, следит за собой, не курит. В этом плане всё остается, единственное, что если раньше пациенты были 60+, то сейчас это 30–40+.

Перед тем как приступать к лечению, собирается анамнез, пациента спрашивают о том, где он мог заразиться, и здесь, по словам врача, всё совсем без сюрпризов:

— Говорят, что они соблюдают всё — носят перчатки, ходят в масках, из дома не выходят и ни с кем не общаются. Ни один не сказал: «Да, я ковид-диссидент, я вообще не верю в это». Но надо сказать, что у людей, попавших сюда, психология меняется. Сложно отрицать коронавирус, когда твой сосед по палате задыхается под кислородом. Спрашиваем всегда, а ответ: «Что вы доктор, я так берегся», нет чтобы честно сказать: «Да, я дурак был, маску не носил, в очереди социальную дистанцию не соблюдал». А это работает.

Игорь Александрович стучит в палату, где лежат две женщины — та же прон-позиция, точки с кислородом, сбивчивое дыхание. 56-летняя Лариса Николаевна попала в палату после пяти дней в реанимации, она впервые заболела коронавирусом.

— Сейчас мне уже хорошо. Очень довольна, что попала в этот стационар. Состояние постепенно улучшается благодаря рекомендациям Игоря Александровича. Не знаю, где могла заразиться, я вроде бы меры безопасности соблюдала…

Ее соседка, молодая женщина, резко реагирует на вопросы, но настоятельно просит меня написать, что опасность коронавируса — не выдумка:

— Вы мне лучше другие вопросы задавайте. Если вы хотите спросить, где я его подцепила, то это, скорее всего, общественный транспорт. Я скажу так: не надейтесь, что это всё пролетит, что болеют только те, у кого хронические заболевания. И молодежь болеет, я сама видела. Заболеть может каждый, нам может казаться: «А, пролетит, у меня, наверное, иммунитет есть». Ну вот не пролетело. Это очень страшно, поверьте мне.

Игорь Александрович спокойно выслушивает благодарности от пациентов, а, выйдя из палаты, он объясняет, что с коронавирусом не предугадать ни течение болезни, ни психологическое состояние пациента.

— Да, они благодарны, но завтра пойдет что-то не так, и там уже другое состояние будет. Ну и не стоит забывать, что вследствие коронавируса есть изменения личности. Кто-то избыточно веселый, кто-то становится агрессивным, а кто-то уходит в депрессию. Одна из пациенток, у которых мы только что были, в день поступления не давала мне посмотреть на ее банку с кислородом, говорит, что умрет без нее. Представляете, у нее в нос хлещет кислород — поток 10 литров в минуту, а она готова убить любого, кто притронется к этому кислороду, потому что он связывает ее с жизнью. А сейчас это безумно благодарный пациент. Но ухудшение может наступить внезапно. Бывает так, человек может готовиться к выписке, взять выписные документы, взять вещи и умереть. Или к человеку приходишь, говоришь, что мазок отрицательный. Он уже без кислорода лежит. А на утро приходишь, а он уже холодненький. Но у этих пациенток всё хорошо.

Игорю Александровичу удавалось поставить на ноги тех, у кого поражение легких было в районе 80%. И это без реанимации, потому как «она не резиновая». Пациента на обслуживание в таких случаях целиком берут врачи — кормят с ложечки, ухаживают. Многое зависит от внутреннего ресурса человека: в противовес тем, кто выздоравливал с тяжелой пневмонией без реанимации, Игорь Александрович припоминает пациентов с 15–20%-м поражением легких — к сожалению, это были летальные случаи.

— Непонятная болячка, страшная. К смертям невозможно относиться спокойно. Да, я переживаю, но словами это не описать, всё не то будет. Если медик говорит, что привык к смертям, значит, ему пора уходить из профессии. Но я не Господь Бог, я не могу прогнозировать, не знаю, сколько человек выберутся из реанимации. Одно знаю — летальность есть, умирают. Кто-то точно выйдет. Но всё может поменяться, сегодня всё с ног на голову, — тихо добавляет врач.

Игорь Александрович позже признается, что переживает он не только из-за смертей, но и из-за своих пациентов с сердечными заболеваниями.

— Их проблемы из-за коронавируса же никуда не делись, болеть меньше они не стали. Поэтому пусть это просто закончится поскорее, — говорит он напоследок.

О том, как разворачивалась первая волна коронавируса, первых тяжелых пациентах и чувстве страха, которое охватывало даже бывалых врачей, читайте в нашем репортаже из «красной» зоны ГКБ № 12. Эту маленькую больницу отдали под прием больных коронавирусом в мае прошлого года.

Год назад мы побывали и в другой «красной» зоне — в больнице № 11, которая на тот момент была известна по скандалам с койками в коридорах и очередях из скорых. Мы заглянули в переполненный госпиталь.

Этим летом мы своими глазами взглянули на медучреждения, которые наши читатели называют переполненными. Сколько приходится ожидать приема терапевта и как люди решаются на прививку — в этом репортаже из больничных коридоров.