«Ребенок еще в 2–3 года решает стать преступником». Почему из обычных детей вырастают насильники и убийцы

Мы продолжаем серию интервью с интересными людьми, которые объясняют преступления с научной точки зрения. В этот раз криминальный журналист НГС Алёна Истомина поговорила с криминальным психологом Сергеем Боголеповым о том, что толкает людей на аморальные поступки, как маньяки относятся к своим жертвам и что общего у преступников и политиков. Когда ребенок решает стать преступником, можно ли изменить его выбор, как эмпатия может помочь при встрече с насильником и чувствует ли маньяк жалость — читайте в нашем материале.

— Объясните вкратце, в чём суть теории выбора по Глассеру и как она связана с преступниками?

— Это теория выбора. Всё поведение, которое мы практикуем, — это наш выбор. В два-три года ребенок еще не знает, кто такой преступник. Но он делает выбор нарушать установленные правила. И тут у ребенка два варианта, как следствие — два вида преступника. Если ребенок сделал выбор нарушать их тайно, то он станет вором или мошенником. Если он нарушает грубо, прямо, то станет разбойником или грабителем.

— А можно эту склонность к преступлениям и саморазрушению направить в правильное русло?

— Никакой склонности к саморазрушению не бывает, это всё бред. Те же наркоманы, алкоголики — они просто выбирают другой путь, уход от проблем, а саморазрушение — это побочный эффект, которого они хотели бы избежать. У человека не может быть цели разрушить себя. Даже суицидники не хотят разрушения. Одна женщина мне говорила: «Вот я лежу в луже крови, шлепаю по ней ладошкой, брызги летят, а они все смотрят на меня, глаза вытаращили».

— То есть основная цель — это привлечение внимания?

— Да! Показать — смотри, я круче тебя. Основная цель и у суицидников, и у преступников — это власть. Я властен над тобой делать всё, что захочу во втором случае, в первом — я заставлю тебя смотреть на меня, жалеть меня. Убийцам не важен адреналин, им надо, чтобы ты орал от боли, чтобы мучался. Им надо чувствовать свою безопасность в этот момент. Они утаскивают жертву в свой подвальчик, где никто ничего не видит, и получают от этого кайф. Ощущение власти над другими людьми. Я же вижу, как тебе больно, мне кайфово от того, что ты корчишься от этого.

— Думаете, тому, кто ворует, важно количество денег? Если у них будет хорошая работа с большими деньгами, то они перестанут воровать? Ничего подобного. Увеличение зарплат следователям и судьям ведет к увеличению суммы взяток. В проституцию девушки тоже идут не от того, что им кушать нечего.

— Подождите, но ведь обычно именно так и рассказывают — я стала воровать, я пошла на трассу, потому что мне кушать было нечего...

— В войну люди немного воровали, когда им действительно было нечего кушать. Нет, человек добровольно идет на это. Это просто легкий путь удовлетворить свои потребности. И если ему не подсказать и не сделать так, чтобы он захотел жить по-другому, то это продолжится.

Я веду курсы у девушек, которые занимаются реабилитацией преступников. Они говорят: к нам попадают хреновые преступники, те, у кого не получается грабить и воровать. Да, сами авторитеты говорят: отсидеть надо. Как они объясняют: если ты в тюрьме не сидел, то вроде как образования не получил. Две-три ходки должны быть, чтобы тебя немного зауважали. Но не по позорным статьям. Две ходки по статье «сопротивление полиции» — и ты уже в авторитете. Вот те, кто удачно ворует — они потом не идут на прием к психологу, они не пытаются выбраться.

К нам попадают те, кто пробовал эту преступную жизнь, но не пошло. С ребятами, у которых в тюрьмах плохой статус, хорошо работают секты. Они дают им смысл жизни. Кстати, у воров есть мнение, что самые удачливые воры сидят в Кремле, а не в тюрьме.

— Возьмем стандартного карманника, более-менее удачливого. Если не ради денег, то ради чего он идет на преступление, рискует свободой?

— Деньги для него не имеют смысла, они так, чисто для удовлетворения прихотей. Самый кайф для них — что они могут тырить, а другие, обычные люди, лохи, не замечают этого. Остановка «Речной вокзал» усыпана этими карманниками. У них там целая система, они должны отстегивать смотрящему, полиции. Через него проходит в течение дня десятки тысяч людей. Зачем идти учиться или работать? Они таких людей воспринимают за лохов. Спрашиваешь: ну, а если все будут воровать? Так они считают, что все никогда не будут воровать. Обязательно будут такие тупые, как вы, которые будут работать.

— То есть преступнику, как и любому человеку, нужен социум, в котором он будет самоутверждаться. Но только ли преступник самоутверждается за счет других, считает всех вокруг неудачниками, а себя — высшей кастой? Или есть другие категории людей, которые мыслят так же?

— Я бы не стал загонять под эту теорию абсолютно всех. Есть те, кто не против, чтобы и другие люди хорошо жили, те, кто не считают народ вокруг себя полностью дерьмом. С другой стороны — да. У человека есть потребности. У преступников обычно высокая потребность в силе. Они лезут вверх по карьерной лестнице, старательно пробиваясь. По детям с самого начала видна эта потребность. Я знаю девочку, которая в три года будила родителей, чтобы они шли и выключали за собой свет в туалете. И вот наша система ищет таких мальчиков и девочек. Для чего? Она их покупает, чтобы они оказывали ей поддержку. Самый позорный случай был в омской больнице, когда главный врач нес с точки зрения медика эту постыдную и позорную информацию, как так — человек находится в коме из-за нарушения обмена веществ? А когда его через пару месяцев сделали министром здравоохранения Омской области? Оценили, что человек готов в дерьме вымазаться, лишь бы сохранить за собой место.

— По-вашему выходит, что люди, которые при других обстоятельствах занимались бы криминалом, сейчас занимаются политикой?

— Не могу так прямо сказать, но те люди, которые лезут во власть, соответствуют выражению Карла Маркса: «Нет такого преступления, на который не пошел бы капитализм при проценте дохода в 200». Людей с совестью во власти нет. В медицине совесть сохраняется до уровня заведующего отделением. Дальше людей с совестью уже нет, а где нет совести, там люди и уголовные преступления будут совершать. При мне слетел главврач скорой в Казахстане за то, что привезли девчонку, которую сынки партработников изнасиловали и выбросили из окна третьего этажа с расчетом, что она убьется. А она, зараза, не убилась и попала в неотложку. И главврач сделал всё, чтобы ее максимально быстро, без оказания помощи, выкинули из этой больницы. Это уголовное преступление — неоказание медицинской помощи. Родственники девчонки эту историю раскрутили, врача сняли с должности, но кроме этого — ничего, даже из партии не исключили.

— Есть мнение, что люди, совершающие преступления, и люди, которые задерживают и охраняют преступников, — это две стороны одной медали. Согласны с этим?

— Нет. Конечно, общаясь друг с другом, они могут получить какие-то общие привычки, изучить жаргон. Оперативники по-своему нарушают правила, могут брать взятки. Но принципиально они на этой стороне баррикады, они всё равно считают себя людьми закона.

— А у полицейских разве нет ярко выраженного стремления к власти?

— Не всегда. Кто-то идет в полицию, чтобы получить власть. Кто-то — ради квартиры, пенсии, социальных льгот и гарантий. Но нет таких, кто намеренно идет служить в полицию, чтобы творить там жестокость, бить людей. Знаю, что один такой мальчик, с такими вот силовыми мечтами, очень рвался в наш советский РОВД. Они его взяли на стажировку, посмотрели, сказали — нет, не подходишь. В полиции есть отбор. Таких людей, кто склонен к жестокости, всё-таки отсеивают, если замечают.

— Как тогда можно объяснить то, что сейчас происходит в Беларуси, когда силовики жестоко бьют людей, вышедших на митинг против результатов выборов президента? Разве это не проявление агрессии и склонности к криминалу — бить дубинкой мирных людей, своих же людей?

— Так они и не считают народ своим! То же самое, как врачи не считают пациентов за людей, они считают их за пациентов. Вам объяснить, как человек убивает другого? Для этого надо убрать человека из человеческой категории. Те же воры не испытывают жалости к людям, которых грабят, бьют и так далее. Потому что это лохи, шваль какая-то.

— Это неумение проявлять эмпатию, сочувствовать другому человеку?

— Это такая установка, которая идет с самого верха. Есть люди, которые недостойны, которые не имеют права на счастье. Америкосы, геи, мирные протестующие... Почитайте стадии морального развития по Кольбергу. Первая — детская, когда человек не делает правонарушений, потому что боится наказаний. Вторая — мне сделают хорошо, и я сделаю хорошо, мне сделают плохо, и я сделаю плохо. Третья стадия — мы понимаем, что мы живем в сообществе, и мы должны для всего сообщества делать хорошо. Вот Европа живет на этом уровне. А мы живем на втором уровне, а система правонарушений у нас вообще на первом уровне. Четвертая стадия — это люди, которые отвечают за порядок, по-настоящему отвечают за порядок, за то, чтобы общество функционировало правильно.

— То есть, к примеру, когда силовик, который со всей силы бил человека на митинге, приходит домой и превращается там в заботливого отца — это потому, что он свою семью считает за людей, а других не считает?

— Абсолютно точно. Включите телевизор, где Соловьёв орет, как какие-то скоты выходят на улицу за своего Фургала, он же отделяет — вот, это не люди, это дрянь. В 37 году кто доносы писал? Люди, которые перебирались из деревни в город, им надо было расширяться. А в коммуналке соседи, которые как-то отличались, обладали интеллектом, собственным мнением — они вызывали раздражение. Святое дело — пошел, наклепал донос, и ты получаешь комнату человека, на которого написал донос.

А сейчас? На создание ненависти работает целая команда, создающая впечатление, что все вокруг враги. А вот есть команда Путина, которая обеспечивает стабильность. День прошел — как же хорошо, что меня не ограбили и не изнасиловали, спасибо нашим политикам за это.

— Чтобы сделать плохое другому, необходима ненависть к этому человеку. Чтобы сделать больно — перестать считать человека за человека. А убийцы, которые убивают не из-за ненависти, а именно ради удовольствия, — как они относятся к своим жертвам?

— Как к мешку с деньгами. Как в «Сказке о тройке» Стругацких: «Человек — это бурдюк с питательной смесью». Вот для преступника человек — это бурдюк с питательной смесью. Какие желания могут быть у бурдюка? Да мне это неинтересно. Ты боксерская груша, бурдюк существует, чтобы его бить.

— У жертвы есть возможность перестать быть «бурдюком»?

— Единственная возможность спастись при столкновении с преступником — это дать ему понять, что ты человек, что ты такой, как он. У меня знакомая так спаслась, просто проявив человечность. Она работала на рынке, к ней пришли головорезы, понятно за чем. Она посмотрела на одного из них, спросила: чего ты такой грустный? А у него мама болеет, ну моя знакомая поговорила с ним. Всё, никто ее после этого не трогал. Хотя, может, рядом с этой женщиной стоял хирург-невропатолог, который мог спасти маме этого головореза жизнь, но братки этого хирурга в лес вывезли, потому что для них он был бурдюком.

— А маньяку реально внушить, что ты — тоже человек?

— Не знаю, у меня не получилось. Я по работе много говорил с серийными убийцами. Ну, что поделать, я психически здоровый мужик, если бы я внутри был неким маньяком нереализованным, то, может, он бы меня и принял. А так — я во взгляде читал их желания питаться моей кровью. Для маньяка кайф в контроле. Для него убийство — как игра на скрипке. Звук идет, все трепещут. Я на тебе играю, чтобы ты завывал от боли, гамма твоей боли мне нравится. Мне нравится, как ты будешь задыхаться, как ты будешь дергаться, я контролирую вообще всю твою жизнь.

— Жертва может стать убийцей?

— Нет. Жертва, настоящая жертва, обычно чувствует себя по жизни раздавленным и подавленным. Чтобы выйти из такого состояния, нужен специалист.

— Но почему тогда у многих серийных убийц есть своя жестокая история из детства, многих били и насиловали собственные отцы...

— Да, бывает. Но если отец издевался над ребёнком успешно, отцу за это ничего не было, а ребенок видел радость на лице папы, то он скопировал это поведение, сказал себе: а вот я вырасту и буду как мой папа. Этот ребенок может вырасти, он будет ненавидеть своего отца, может замочить его в конце концов и перенять в точности его поведение. И такой ребенок, несмотря на пережитое насилие, выбрал не быть жертвой, он просто решил набраться сил, подождать и стать как его насильник.

— Маньяк может испытывать угрызение совести после убийства?

— Нет. Какие муки совести я должен испытывать, если продырявлю бурдюк? Из мук — только сожаление, что всё прошло быстро. Маньяк испытывает кайф от того, что он тебя душит. Он тебя отпустит, потом еще подушит.

—Женщин-маньяков — единицы. Влияет ли пол на жестокость?

— Никак не влияет. Жестоких женщин полно. Женщины избивают собственных детей или вот, недавно было, про медсестру, которая таскала ребенка за волосы. Среди женщин много воровок, мошенниц. Мне кажется, маньяков-женщин меньше только из-за того, что для таких преступлений всё-таки нужна физическая выносливость, сила.

— Многие ли люди способны на убийство?

— Все способны на убийство. Война — это тоже убийство.

— Но ведь даже на поле боя не все способны убить...

— Да, только 30%. Есть такая большая работа на английском, называется «Военный стресс». 30% в принципе стреляют только потому, что приказ был. Всё просто. Вернёмся к предыдущему тезису. Дегуманизация — обязательное условие для убийства. Жертва не должна быть человеком. Какая-то сволочь, даже не животное, потому что не все даже свинью могут зарезать. Он должен быть какой-то просто тварью, которая вызывает омерзение и отвращение. Это обязательный компонент.

— Есть мнение, что все серийные убийства, даже если не было сексуального контакта, — это всегда про секс.

— Хотелось бы, чтобы оно было так, воспринимать реальность именно так проще, но нет. Это всегда ощущение власти, острой власти. То же самое, как у рокеров. Когда у тебя публика орет и вопит — это кайф. А когда молчит — блин, не публика, а дерьмо какое-то. У маньяка человек должен мучаться по-настоящему, а не тихо с достоинством умирать. Только тогда маньяк чувствует себя хорошим музыкантом.

— Очень много случаев, когда родственники человека, совершившего жестокое убийство, говорят: он не мог это сделать, он был совершенно нормальным. Как убийца может создавать образ нормального человека? Или это родственники намеренно не замечают странности в поведении?

— Есть такое выражение простое: свое говно не пахнет. И вот когда свое дерьмо бьет какого-то мальчика, чужого мальчика — это не так страшно. Вот если ударит свою сестру — это уже серьезно. Это работает, когда семья убийцы на одном уровне развития с ним. Если семья будет защищать соседского мальчика так же, как своего ребенка — такая семья не даст спуску маньяку-убийце, не будет закрывать глаза на его странности.

— Значит, у людей, которые живут с маньяком, тоже есть какие-то психические отклонения?

— Нет, не значит. Если они живут с убийцей, терпят его выходки, о чём-то догадываются (а не догадываться, поверьте мне, невозможно), значит, они находятся с ним на одном уровне морального развития.

— То есть рассказы о том, что я не знала, что мой муж насилует маленьких девочек — это вранье?

— Да. Более того, не все, но многие женщины явно или не явно способствуют этому. Некоторые даже сами приводят девочек мужу. Потому что этот мужик им по каким-то соображениям нужен рядом, ему надо помогать. Или женщины бьют тревогу, таскают мужа по психологам — это когда его поступки не соответствуют их уровню морального развития, их ценностям. Это же понятно. Посмотрите, как ведут себя отцы и матери на высоких должностях, когда их сын оказывается преступником. Если человек высокого уровня развития, то он скажет — пусть его судят, я не буду в это вмешиваться. Но если человек, несмотря на высокую должность, в моральном плане ушел недалеко, он будет спасать своего сына, ведь это же сын, по-другому нельзя.

— Давайте вернемся к тому, с чего начали. Вы говорили, что уже в два-три года ребенок решает стать преступником. Гены играют какую-то роль в этом решении?

— Нет. Решающую роль играет выбор ребенка. Гена преступности не существует, хотя есть люди, которым нравится всё упрощать теорией, на которой еще Ломброзо (итальянский врач-психиатр, основоположник криминальной антропологии, создатель типологии преступников, которая используется по сегодняшний день. — Прим. ред.) шишки набил. Почему легко сканируют на синдром Дауна, а на преступность не сканируют? Только выбор самого человека, ничего более.

— Но есть возможность как-то направить ребенка в правильное русло?

— Конечно. Бытует мнение, что ребенка нужно жестко ограничивать с самого начала. Чтобы он понимал, что нельзя красть чужое, к примеру. Ребенок протягивает руку, его останавливают и отдают обратно.

— То есть ребенок преступника может стать преступником просто потому, что он видит родительский пример и считывает эту модель поведения?

— Если у него перед глазами удачная модель поведения. Если моего папашу всё время пинают в тюрьме, чего я буду с него пример брать, ну какого хрена? Зачем мне становиться человеком, которого всё время лупят и лупят, он только украл, а его сразу посадили.

— При неудачном примере ребенок идет от обратного — я не буду наркоманом, как папа, я не буду алкоголиком, как мама? И ведь действительно, есть дети алкоголиков, которые совсем не пьют.

— Не пьют, потому что видят, что это неэффективно. Но если ребенок видит, как родители пьют, дым коромыслом, всем весело, то почему бы и нет?

— Получается, что ребенка, у которого мама-преступник и папа-преступник, можно спокойно брать из детдома и просто хорошо воспитывать его?

— Я не буду давать такое смелое указание. Ребенок мог уже сделать выбор, перенять модель поведения генетических родителей и воспринимать своих новых родителей бурдюками с питательной смесью. Если он уже срисовал эту модель, то она ему кажется эффективной. Зачем я должен жить как лох? Зачем я должен горбатиться, разнося газеты, чтобы купить себе велосипед? Когда я просто могу съездить из Искитима в Академгородок, дать пацану в морду, забрать у него велик, уехать обратно и никто меня не найдет.

— Если ребенку нравится смотреть фильмы про маньяков, то он может стать в будущем преступником? А из-за книг Берроуза и Буковски, к примеру, — решить стать алкоголиком или наркоманом?

— Только в том случае, если он заранее сделал этот выбор, а выбор был сделан до того, как он научился читать и понимать фильмы. Всё это просто дополнительная информация. Да, чем больше ты получаешь информации, тем шире знания, а что делать с этими знаниями — это твой выбор. Если общество живет на третьем-четвертом уровне морального развития, когда люди принимают ответственность, то им можно давать любую информацию. Если они прочитают инструкцию, как сделать бомбу, то не пойдут делать эту бомбу. А вот преступникам точно нельзя давать информацию. Согласись, что преступник — мастер спорта по боевому самбо и преступник — мастер спорта по шахматам представляют разный уровень опасности. Разве это не ответ на вопрос?

Правильно не запрещать ребенку читать книги, это глупость какая-то. А ставить ему жесткие границы. Моя аналогия — граница должна быть как каменная стена, обтянутая поролоном. Не пройдешь, но и не убьешься. Есть то, что нельзя, нельзя — в понятной и четкой формулировке, всё остальное — можно. Нельзя орать в 22:00, а в 21:59 — можно. Ори, кто тебе мешает.

— Есть расхожее мнение, что ребенок предрасположен к совершению преступлений, если он писается в кровать, мучает животных в раннем детстве, совершает поджоги...

— Это триада — зоосадизм, пиромания и энурез. Вы про то, что такой ребенок точно станет маньяком?

— Это правда?

— Не знаю. Никто из моих маньяков не сознавался, что он ссался в постель в детстве. Как-то стыдно сознаться, ты вроде как крутой, маньяк. Но все они мучали животных и совершали поджоги, все как один.

— Что делать, когда ребенок делает что-то из этой триады?

— Ставим барьер — нельзя мучить животных. Но обычно такие поступки происходят с одобрения окружающих, то есть речь идет о неблагополучных семьях. Где уже имеется аналогия, что животное — это бурдюк. А если ребенок с детства спит со своей собакой, как он может ее обидеть?

— В какие моменты взрослым бить тревогу? Если мальчик рисует картины черными красками — это нормально? А если девочка куклам глаза протыкает?

— Что толку от психологов? Они сами не знают криминала, как они будут советы давать... Надо узнать — зачем ребенок это делает, понять мотивы. В любом поступке, в любом поведении важен мотив. Я не могу дать четкие указания — если у тебя один глаз черный, другой зеленый, ты обязательно будешь маньяком. Это всё глупость. Есть просто общая система, которая заставляет заподозрить.

— Можете рассказать подробней про эту систему?

— С любым человеком достаточно просто поговорить. Слышишь слово «лох» или что-то подобное — ты понимаешь, что идет дегуманизация, сразу понятно, что такой человек может пойти на многое. Вы поймите, что преступником нельзя стать просто так, в один момент. Ни триггерная ситуация, ни место жительства, ни окружение не могут заставить человека пойти на аморальный поступок. Сам человек решает, еще в детстве, может он совершить преступление или нет.

— Может ли тюрьма хорошо повлиять на преступника?

— Может только покалечить, сделать более озлобленным. Единственное — ты запер зверя в клетку, где он до конца своей жизни больше никого не укусит. В положительную сторону не влияет. Это кризис системы, который существует тысячу лет.

— И что тогда делать?

— Если говорить про обычных преступников, то пока человек не сделает выбор, сам не захочет остановиться, в корне поменять свою жизнь, то ничего не исправишь. В случае с серийными убийцами — они неисправимы. Они могут притвориться, что они исправились, стали добрыми. Для получения какого-то своего комфорта. Но это утопия, такие люди, если выйдут из тюрьмы, то продолжат убивать. Но иногда преступники прекращают свою деятельность просто потому, что нет уже сил и здоровья.

Можно ли вычислить убийцу по внешности? Об этом мы поговорили с экспертом Германом Тепляковым после жестокого убийства двух девочек-сестер из Новосибирской области. С будущим убийцей их мама познакомилась по переписке. А также устроили небольшой эксперимент — показали ему стопку обезличенных фотографий, среди которых были как сотрудники НГС, так и люди, подозреваемые в жестоких преступлениях. Результаты нас шокировали.