«Даже нож нельзя доверить»: новосибирский студент подписал контракт с Минобороны — накануне он выписался из психбольницы

В мае 2024 года 21-летний сибиряк Сергей К. подписал контракт с Минобороны, чтобы отправиться в зону проведения СВО, но не доехал даже до учебного лагеря — исчез в неизвестном направлении. Банальная история, если бы не одно «но». Всего за неделю до подписания бумаг юношу выписали из психиатрической больницы, поставив ему диагноз. Удивленная, но еще не слишком испуганная мама обратилась в райвоенкомат и военную прокуратуру, чтобы аннулировать контракт — и оказалась в бурном водовороте бюрократических и судебных событий. Поскольку юридически Сергей К. является военнослужащим, мы не называем его полное имя, а поскольку редакция не получала от него разрешения на разглашение составляющих медицинскую тайну сведений, не озвучиваем его точный диагноз. Тем не менее все документы, упомянутые в тексте, есть в нашем распоряжении.

Сказать, что Сережа был беспроблемным мальчиком, а потом резко изменился, его мама Евгения, конечно, не может. Хулиганистый школьник сначала превратился в колючего и слишком резкого подростка, потом в своеобразного юношу — умного, но неуловимо отличающегося от сверстников. В 2023 году беспокойство женщины достигло предела. Женщина поняла, что сыну нужна медицинская помощь.

Сережа после школы жил не с мамой, а с бабушкой — мол, взрослый уже. Но мама с ним постоянно списывалась и регулярно виделась. То, что женщина видела, ей не нравилось. Сын то глубоко уходил в себя, днями не мылся и только «залипал» в телефон, то впадал в ярость по пустячному поводу.

— Он вообще оторванный от реальности, настроение переменчивое. Но я же не психиатр. Сначала думала, кризис какой-нибудь возрастной. Но потом стало понятно, что с сыном не все в порядке. Знаете, когда человек себе лицо бритвой режет и говорит: «я же крутой»… тут уже становится понятно, что случай тяжелый. — Говорит Евгения. — 7 июня [2023 года] я лично вызывала ему психбригаду. — Он разгромил дома все. Причиной стало то, что я поговорила с ним по телефону раздраженным тоном. Пришла домой — а у нас все разгромлено. Господи, я испугалась за собаку, схватила ее и три часа мы на улице ждали, пока приедет психбригада, ее же трудно вызвать.

Евгения уговаривала Сережу обследоваться и лечиться, но он боялся, что психиатрический учет поставит крест на будущем, а заставить сына силой женщина уже не могла. Парень — совершеннолетний, по документам полностью дееспособный, а врачи скорой психиатрической помощи хоть и признавали, что поведение не соответствует норме, но положить пациента в больницу вопреки его желанию не могли. Сергей не бросался на людей, не пытался убить себя, не находился в психозе. А уговорить его никак не получалось — ни у мамы, ни у докторов.

Стоит заметить, что не были в восторге от потенциального призывника и в военкомате Октябрьского района, к которому относился юноша. В ноябре 2023 года врачи направили юношу на дополнительное обследование в больницу, сначала на дневной стационар. Там, как следует из представленного Евгенией К. медицинского заключения, сын тоже не показал себя адекватным: в первый же день поругался с психологом, а потом и вовсе перестал приходить в отделение на улице Светлой. Выписали его в итоге за нарушение режима.

Заболевание, по словам Евгении, продолжало прогрессировать. Сергей вынужден был взять в университете академический отпуск — заниматься он больше не мог. С работой тоже не клеилось: утром выходил на смену, а уже через час настроение молодого человека менялось, и он уходил, куда глаза глядят.

В мае 2024 он вновь лег в психиатрическую больницу на обследование — снова по направлению от военкомата, на этот раз в стационар на Владимировской.

— Я его уговорила. Сказала: «давай уже закончим эту тему, тебе военный билет, наконец, выдадут, как-то тебя обследуют… Ты же сам видишь, что с тобой что-то не то творится» […], — говорит Евгения. — Он пошел туда, потом огляделся, попросился уйти, потому что «не знал, что у них так все строго». Но его, к счастью, там уболтали обследоваться. […] Отлежал он в больнице с 7 по 31 мая и вышел с диагнозом.

Евгения называет буквенно-цифровой код из МКБ, за которым действительно скрывается психиатрическое заболевание. Оно не на слуху, как например, шизофрения, но вполне способно серьезно испортить жизнь как самому больному, так и находящимся рядом с ним людям.

— Он приехал ко мне после больницы с этим актом. Я сказала: «Серёж, ну смотри, надо же лечиться. Он [повел себя], как обычно — сначала согласился, потом начал психовать. Якобы врачи поставили на нем крест, всю жизнь сломали, он что-нибудь придумает. Психанул и убежал. Несколько дней трубку он не брал. А 5 июня я узнала, что накануне с ним заключили контракт на СВО в пункте отбора на военную службу на улице Добролюбова.

Сначала Евгения пришла в ужас, представив, что произойдет с ее сыном без лечения да еще и в зоне боевых действий. Потом — сильно удивилась, зачем министерству обороны понадобился рядовой, склонный впадать то в ярость, то в депрессию, и наивный, как маленький ребенок.

А уже 6 июня Сергей с мобильным телефоном в руках исчез из пункта, откуда должен был отправиться на службу. Все остальные его вещи и документы остались у военных. Евгения показывает переписку с сыном, которая происходила как раз в день исчезновения.

В ней он спрашивает, возьмут ли его с таким диагнозом в Росгвардию, потом сообщает, что не знает, ехать ли ему в военкомат.

— Уже еду в маршрутке и думаю, выходить [на остановке] или нет, — пишет абонент, записанный у Евгении как «Сын МТС».

— Хорошо, куда поедешь? — спрашивает мать.

— [На] МЖК. По качелям соскучился, — отвечает 21-летний парень.

На следующий день, 7 июня, Сергей в последний раз воспользовался мессенджером — во всяком случае на старом номере. Евгения утверждает, что не знает, где сейчас находится ее сын.

Первым делом Евгения К. обратилась в военную прокуратуру. Женщину сильно интересовало, каким образом стало возможно заключение контракта с человеком, которого всего за неделю до этого выписали из психиатрического стационара, поставив ему психиатрический диагноз. В ответе, полученном 5 июля, прокуратура отмечает, что контракт действительно был заключен с нарушениями:

— Ваши доводы в части необоснованного заключения с К. контракта о прохождении военной службы нашли свое подтверждение, — указано в официальном ответе (его Евгения К. предоставила в распоряжение редакции НГС).

10 июля Сергея объявили в розыск. На связь он не выходил.

— Его назначили стрелком в мотострелковый взвод! Да ему нельзя давать в руки оружие! — Впервые за длинный разговор с журналистом Евгения перестает сдерживаться и даже позволяет себе выругаться. — Да ему даже нож нельзя доверить, чтобы он картошку почистил! Оружие в руки… не смешите меня, пожалуйста.

Вооружившись ответом прокуратуры, ответом военного эксперта, который убежден, что Сергею нельзя было заключать контракт, и другими документами, мать Сергея обратилась в гарнизонный суд, чтобы аннулировать заключение контракта и наконец заняться лечением ребенка.

Сначала женщина рассчитывала, что Министерство обороны только обрадуется, что сомнительный кандидат в контрактники так и не попал на военную службу. Но вышло иначе.

— Судья вызвал военного эксперта, чтобы он разъяснил свое заключение [о том, что с диагнозом Сергея нельзя служить по контракту]. А представитель ответчика, пункта отбора на службу по контракту на улице Добролюбова, сказал, что эксперт не придет. Якобы при передаче данных произошел технический сбой, и вылетела частица «не» из документа, — говорит Евгения. — Представляете, да? Бланк Министерства обороны со всеми гербами, печатями. Ничего оттуда не вылетело, а частица «не» исчезла. Соответственно следует читать, что его заболевание не входит в список [тех, при которых служить по контракту нельзя].

Удивленная женщина поспешила в прокуратуру, но в надзорном ведомстве повторили все те же доводы (повторный, сентябрьский ответ прокуратуры также есть в распоряжении редакции): якобы при передаче произошел технический сбой, но затем прокуроры провели дополнительную проверку и выяснили, что все законно.

— Когда была первая прокурорская проверка, мне звонили люди из этого пункта отбора и чуть не плакали, по горячим следам все во всем разобрались. Потом зачем-то провели неизвестно в чьих интересах дополнительную проверку, — говорит женщина со злым сарказмом в голосе. — И тут выясняется, что контракт заключен правильно. Вот такие два полностью противоречащих друг другу заключения.

Женщина схватилась за другие медицинские документы: изначально существовавшую у Сергея категорию годности «В» юноша получил из-за астмы, которой болел с 7 лет. Но оказалось, что заключив контракт, парень неожиданно «выздоровел»:

— На учете по поводу астмы он абсолютно точно состоял, он болел с 7 лет. 24 июня [2024 года] он брал в поликлинике справку о наличии хронических заболеваний. Там написано, что он наблюдается у терапевта, а это и есть диспансерный учет, — говорит Евгения. — На тот момент он точно стоял на учете, но его сняли почему-то, причем задним числом.

Теперь Евгения боится: если сына найдут, у него останется только две дороги — в колонию или на СВО. Она думает, даже если он попадет на дополнительную военно-врачебную комиссию, то выйдет оттуда полностью здоровым по бумагам, но в реальности по-прежнему страдая астмой и психическим заболеванием.

11 сентября суд пришел к выводу, что все законно, и парень может служить по контракту. Евгения с ним не согласилась и намерена обжаловать решение в апелляционной инстанции.

Чтобы узнать позицию министерства обороны и военной прокуратуры о том, может ли человек с диагнозом Сергея К. служить по контракту, тем более в мотострелковом взводе и не будет ли он опасен сам для себя и своих боевых товарищей, НГС отправил в оба ведомства запросы. В установленный срок ответы получены не были.