«Продавайте особняки, одевайте армию»: как новосибирцы собирают мобилизованных на СВО

За две недели, прошедшие с начала частичной мобилизации, бойцы из Новосибирской области, их родственники и жители соседних регионов заподозрили, что процесс идет как минимум со странностями, как максимум — с откровенными нарушениями. По инстанциям посыпались жалобы на ошибочную мобилизацию, в соцсетях родственники сетовали на плохое снабжение военнослужащих и необходимость влезать в долги, чтобы собрать сына, мужа или брата. Заволновались и сами мобилизованные: они не понимают, как, лишившись главного, а то и единственного кормильца, будут жить их семьи. Что и за какие деньги покупают бойцам мамы и жены, как собираются жить, пока их мужчины будут служить, и как изменились настроения военнослужащих — в репортаже NGS.RU.

Первое, что бросается в глаза у забора НВВКУ — туалеты. Ряд синих пластиковых будочек поставили у самой кромки леса, как зримый символ исправления прошлых ошибок. К стволам уцелевших сосен скотчем прикреплены листы бумаги с указывающей в сторону клозетов стрелкой. Белая, досанкционная бумага резко выделяется на фоне темной коры.

Хватает здесь и других изменений. Исчезли костры и веселый гомон, за оградой тяжелый каток равняет землю — там готовят место для новых палаток. Впрочем, машин на обочине улицы Иванова так же много, как и неделю назад. Самые проходимые заезжают прямо в лес, поближе к ограде, по обе стороны которой стоят люди. У их ног — коробки, пакеты, тугие рулоны спальных мешков, вода.

Пятилитровые баклажки питьевой воды и упаковки полторашек «Карачинской» люди достают из багажников легковых иномарок и кузовов грузовичков. В конце сентября, когда будущие военнослужащие часами ждали, пока их пустят на территорию училища, сюда везли алкоголь, ныне запрещенный к продаже в радиусе двух километров от училища. Сейчас топ передачек явно изменился.

— В училище проблемы с водой?

— Из-под крана вода бежит. И в магазине есть, — невесело усмехается красивый мужчина в форме, который отказывается представиться.

Спустя две недели после начала мобилизации люди называют имена даже менее охотно, чем раньше: боятся, что после публикации героев могут вычислить и наказать неуставным порядком.

— То есть, предлагают покупать самим?

— Ну, конечно, богатые же все! — с сарказмом соглашается он. — Карточки выдали, скоро деньги дадут. Вчера красноярский [губернатор] приехал, и всем своим по соточке выдал.

Новосибирцам на региональные выплаты рассчитывать пока не приходится.

Навестить бойца пришли его брат Константин с женой. Его собственная супруга приехать не смогла: младшему из трех детей всего три месяца. Попытка выяснить, сколько потратили родственники на сбор мобилизованного, проваливается: пока в учебный лагерь привозят только еду и воду, но грядущие траты приводят близких мужчины в ужас.

— Вы его лучше домой нам верните, — говорит брат, уходя от финансовых тем.

— Основным кормильцем-то был он. И зарплата, и калым, и хозяйство — всё на нем, — поддакивает его жена, безотчетно переходя на прошедшее время.

Как справиться с большим хозяйством, кажется, никто не понимает, на что будет жить семья — тоже большой вопрос.

— Это тут никого не волнует. Ни прокуратуру, ни местные власти… Вчера эти хабалки в деревне сказали [жене мобилизованного]: вы что, с голоду пухнете? Если б четыре ребенка было — освободили бы. А то, что четверо или трое — никакой особой разницы нет, им поровну. Им что надо, чтобы все пришли и сели в военкомате: мол, дайте нам покушать? — горячится Константин. — Губернатор же наш говорил, что надо разбираться в каждом случае индивидуально, а они... А ведь на жене еще и кредит!

— Большой?

— Трехзначная сумма.

В понедельник, 3 октября на базе НВВКУ заработал консультационный центр для мобилизованных. В числе прочих там решают и вопрос предоставления отсрочки по кредитам для мобилизованных. Вот только семье безымянного селянина, который не может даже увидеть жену и детей, там вряд ли помогут: займ оформлен не на него, а на супругу.

Впрочем, не все родственники мобилизованных падают духом. Чуть в стороне от основной толпы расположилась целая семья: пожилой мужчина, опирающийся на трость, его жена, смешливый молодой парень и хрупкая старушка в платке — бабушка мобилизованного.

Сам боец, молодой парень лет двадцати пяти, румяный, улыбчивый и молчаливый, которому удивительно подходит его имя — Степан, — почти не мешает говорить своей родне.

Все они приехали из одной из деревень Черепановского района. Называть ее глава семейства отказывается из соображений конспирации.

— Всё, что вредит нашей стране, останется в стороне, — не вполне понятно объясняет он.

У забора стоят пакеты с продуктами и туристическим ковриком — «пенкой», но как быстро объясняют черепановцы, это потому что старый потерялся при переезде из палатки в палатку. Ничего другого покупать не планируют.

— Всего хватает, всё нормально! — категорично заявляет отец бойца. — Вот, поглядите, солдат перед отправкой на... [спецоперацию] с НАТО ест «KFC» и запивает кока-колой!

На лице его светится гордость за сына: «Настоящие бойцы — они все здесь, а трусы и враги за границу рванули». Семейство уверено: никаких особенных трат им не предстоит.

— Это всё ерунда [что надо что-то дорогое покупать], бронежилеты всем дают, — мягко объясняет Степан не то журналистам, не то маме и бабушке. — Бронежилет и каску, и автомат точно всем выдадут. Тут как в «Рэмбо», незачем приезжать. Офицеры над такими смеются даже. И с едой всё хорошо — мы тут даже курсантов кормим.

— Мы сами с двумя сумками приехали, — с извиняющейся улыбкой уточняет его мама. — Пришлось потом забирать. Нужно [было] только спальный мешок вот да коврик. Вообще мы нетипичная семья, мы можем обеспечить всем.

— Как и все наши люди! — торопливо поправляет ее муж.

— Степа, тебе разгрузка-то нужна или нет? А то она там висит, — в полголоса спрашивает мобилизованного брат.

— Да пока… хрен знает, — задумчиво отвечает парень.

Всего лишь в двадцати метрах от черепановцев Елена из Доволенского района привезла посылки для сына Артема и его односельчан. И оптимизм родителей Степана она совсем не разделяет.

Совсем молодая, не старше сорока лет на вид, звонкоголосая, с блестящими глазами, она не знает, какую свою претензию к организации частичной мобилизации высказать первой.

— Так не делается! — начинает она гневно. — Покупаем всё! Даже продавец сегодня удивилась, говорит: странно, что всё сами покупают.

Многочисленные посылки женщина уже передала через забор. В раскрытой коробке упаковки с лекарствами, кровоостанавливающие «турникеты», бинты. В пакетах — продукты. Рядом — обычные здесь пятилитровые баклажки с чистой водой.

— На данный момент я уже потратила 20 тысяч рублей, но перед отправкой затраты еще будут огромные, — негодует женщина. — Разгрузка, костюм зимний, спальник, коврик, рацию уже взяли. Рация была 2800, сейчас уже 3900. Сегодня мы покупали 5 комплектов раций! Ушло 15 тысяч, как вам?

Бойцы по другую сторону забора одобрительно прислушиваются к монологу Елены. Сейчас она, кажется, олицетворяет их матерей, сестер и жен разом.

— Если вы собираетесь на... [СВО], ребята, где обучение?! Они же тут из палок «стреляют»! (женщина имеет в виду специальные тренировки. — Прим. ред.)

— Вы меня разыгрываете?

— Да что нам тут шутить? — наконец вступает в диалог один из мужчин. — Мы тут непонятно где находимся, то ли в тюрьме, то ли в психушке.

— И чему вас учат?

— В строю стоять да сумки носить, — смеются сразу несколько мобилизованных.

— Тут всё неправильно! — гневно сверкает глазами Елена. — У них тут неделю человек с протезом пробыл! Отстегивал ногу, на отбой укладываясь! Только потом отпустили...

Бойцы смеются, но похоже, их не столько радует история, сколько реакция журналистов.

— Это еще что: у нас эпилептики падают, простите, в строю. Кто попадал, тех домой поотправляли, а кто еще пока нет — те с нами остаются, — охотно делятся они.

Претензий к организации мобилизации у довольненцев масса. По словам мобилизованных, в еде почти нет мяса, чистая вода отсутствует, а обучение не дает ничего, что могло бы помочь в реальном бою. Но самый болезненный вопрос, похоже, — военная форма.

Когда речь заходит об обмундировании, не выдерживает и начинает говорить прежде молчавший мужчина лет сорока.

Его зовут Николай, в родной деревне он оставил жену, троих маленьких детей, маму-сердечницу и отца-пенсионера. Собирать его на спецоперацию пришлось друзьям-рыбакам и сестрам: семейные деньги оставили детям.

Из всех довольненцев он самый старший: отслужил срочку ровно двадцать лет назад. Молодые сослуживцы его слушаются как неофициального командира и наиболее опытного человека, хотя сам мужчина говорит, что командиры тут все, просто уважительно друг к другу относятся.

— Чтобы одеться, надо еще тысяч 50, — объясняет он. — Вот в этой форме — ни присесть, ни согнуться, ни проползти, ничего [не получится]… Элементарно противогаз невозможно надеть в этой форме.

— А что с ней не так?

— Смотрите, — Николай поднимает руки, демонстрируя, как скованны его движения. — Надел, поднес, и дальше руки уже не поднимаются. А с противогазом есть норматив: просто солдат должен за 7 секунд снять шапку, расстегнуть подсумок, достать противогаз и надеть его, а потом прокричать «готов». Но это нереально [в такой форме]. Или пытаешься присесть — и всё, дальше ноги не двигаются.

На будущих сослуживцев из соседних регионов довольненцы смотрят с завистью — и чувствуют себя брошенными на произвол судьбы.

— Нам простой народ помогает. Из Иркутска приехали, из Улан-Удэ, Красноярского края… Они все прекрасно одеты, — с горечью констатирует Николай. — Их одели их мэр или губернатор, броники им купили, обмундирование. А нам, может, броники выдадут — и то не точно.

— А я не понимаю, где элитные дети?! — цитирует генерала Александра Лебедя Елена. — Он же говорил: «Дайте мне набрать роту из детей элиты, и война через день закончится!» Где дети, внуки депутатов, губернаторов, мэров? Я всё понимаю... [специальная военная операция] началась. Но сын Сталина вот воевал, а эти все попрятались, под юбками сидят — у всех бронь. Если вы пытаетесь воспитывать в нас и наших детях патриотизм, будьте добры, сами это соблюдайте! Господа, продавайте особняки, продавайте яхты и одевайте армию! Если уж на то пошло, мы — матери, жены — мы можем все встать, и нам тогда уже не заткнут рты!

Журналисты NGS.RU не в первый раз говорят с родными мобилизованных у забора. После того как власти отчитались об окончании первого этапа мобилизации, мы узнали, на что надеются бойцы и что помогает им не отчаяться.