«Зимняя спячка»: что турку хорошо, то русскому смерть

«Победа» взялась показывать — по одному сеансу в день — победителя последнего Каннского фестиваля. Сам факт отраден, вот только фильм этот пугающе длинный — 3 часа 15 минут. И это — его главная проблема и беда, хотя полтора десятка зрителей, собравшихся вместе со мной в зале, стойко преодолели это испытание — никто не ушел. Но при этом и ни одной выраженной вслух эмоции я не услышал. Кино смотрели в гробовой тишине. Может быть, спали? Меня, признаться, подмывало как уйти, так и вздремнуть. Но дурацкая привычка смотреть до конца и, главное, попытка найти объяснение: почему дали «Золотую пальмовую ветвь», — заставили терпеть до финальных титров.

«Зимняя спячка» — это апофеоз кризиса современного авторского кино, когда снобизм создателя проявляется в том уже, что он не может ни в чем себе отказать. Если бы это кино было на час короче, то оно бы значительно выиграло. Утонувшая в диалогах «радиопостановка», с одной стороны, довольно точно характеризует образ жизни и мировоззрение сельской интеллигенции, которая ведет бесконечные беседы о смысле жизни за рюмкой вина и укутавшись в пледы, перед тем как вкусно поесть и сладко поспать. Просматривающийся внутренний конфликт, который досаждает главному герою, плохо способному примирять внутри себя праведника и бизнесмена, постепенно растворяется в повествовании, разбавляя и без того жидкую сценарную конструкцию. Отчужденность, непонимание, обида, ревность, пустое морализаторство — набор дежурных мыслей и чувств главного героя — турецкого интеллектуала, часто только благодаря всему этому и чувствующего себя значимым.

Возможно, Джейн Кэмпион и возглавляемое ею каннское жюри обладали куда большим терпением, нежели я, который к тому же пока мало что видел из конкурсной программы фестиваля. Однако если сравнивать «Зимнюю спячку» с «Левиафаном» Андрея Звягинцева, довольствовавшимся призом за сценарий, я ответственно заявляю, что наша картина была куда больше достойна победы. Она и драматургически прописана куда интереснее, и мускулистее — энергии и действия в ней много больше, но, самое главное, образный ряд куда богаче. У Джейлана единственная сцена, тронувшая меня до глубины души, случилась перед самым финалом, но как бы ни была она хороша, каркас 195-минутного фильма по определению не может держаться на одном (пусть и сильном) образе. Отсюда у меня возникает очень серьезное подозрение, что турецкому режиссеру дали главный приз вовсе не за эту работу, а по совокупности — за творчество в целом.

Так не раз уже случалось на этом фестивале в отсутствии фильма-лидера, но в присутствии видных мастеров, до сих пор обделенных лаврами победителя. 55-летний Джейлан, ранее неоднократно премированный в Канне, несколько раз был в шаге от победы, и вот удостоился ее за свою не самую лучшую картину. Куда логичнее было бы отдать ее, например, за «Отчуждение», снятое турком одиннадцатью годами раньше, но куда более емкое по мысли и содержанию. Вся проблема в том, что тогда Джейлан только-только пробился в обойму Каннского фестиваля, а ныне является канонизированным и уже забронзовевшим классиком — главным наследником традиций Тарковского и Бергмана. Возможно, когда-нибудь и со Звягинцевым случится аналогичная катавасия, чего, конечно, не хотелось бы. Между тем Турция уже второй раз увозит к себе «Золотую пальму», в то время как мы продолжаем оставаться с единственной — за «Летят журавли».

И Чехов, и Достоевский, которыми прикрывается режиссер, указывая в титрах, что это кино снято по мотивам их произведений, выходят какими-то уцененными. Опять же лишний раз подчеркивая то, как измельчали классики в современном кино. И особенно при сравнении, например (опять же с нашей), «Неоконченной пьесой для механического пианино», после которой многим вообще за Чехова не следовало браться. Ну и до кучи еще одно сравнение, в котором Джейлан оказывается не у дел. Фильм с таким же названием «Зимняя спячка» снял в 1997-м Том Тыквер, заявив о себе как о новом лидере немецкого кино. Сезонная стагнация не помешала тому фильму держать меня в напряжении от первой до последней секунды. Просто Тыквер с куда большим уважением отнесся к зрителю, в отличие от Джейлана, который с каждым разом снимает все более длинное и все более «авторское» кино, то есть для себя любимого. В отличие от Чехова, он, похоже, не особо торопится выдавливать из себя раба, в данном случае — собственной значимости: сократив фильм с четырех с половиной часов до трех пятнадцати, он, видимо, решил, что всё остальное бесценно…

Фото enfilme.com