«Древо жизни»: смысл жизни — на полном серьезе

Американец Терренс Малик, бывший преподаватель философии, снимает кино уже сорок лет. Получилось пять фильмов и статус живого классика. Только живым классикам и дозволено снимать такое кино, как победившее в этом году в Каннах «Древо жизни». Редкий случай, когда фестивальный лауреат с репутацией «умного» выходит в России своевременно и на многих экранах. У «Древа» достаточно простой сюжет — немолодой архитектор в исполнении Шона Пенна, томясь в небоскребе-клетке из стекла и стали, вспоминает свое детство в Техасе 50-х годов.

Справка: «Древо жизни» (Tree of Life; США, 2011) — философская драма об устройстве вселенной на примере жизни среднестатистической техасской семьи 50-х годов. В ролях — Брэд Питт, Шон Пенн, Джессика Честейн. Режиссер — Терренс Малик («Тонкая красная линия», «Пустоши»). Золотая пальмовая ветвь Каннского кинофестиваля-2011. Бюджет — 32 млн долларов. 138 мин.

Три мальчика-брата (главный герой — старший) растут в белом домике, окруженном зеленой лужайкой, по которой проходит невидимая, но принципиальная граница между своей и соседской территорией. Отец семейства служит на заводе, играет в церкви на органе, учит сыновей бить сразу в челюсть и обращаться к нему за столом: «Передайте соль, сэр». Рыжеволосая мама-мадонна указывает в небо и говорит детям, что там живет Бог. Пока герой барахтается в младенчестве, вопросов к Богу не возникает. Есть только простые вещи, увиденные совсем недавно и поэтому все еще удивительные — пена на краю ванной, большие деревья, большие ноги и руки родителей, — в детском глазу, словно существующие отдельно от самих взрослых.

Потом вопросы к Богу появляются. Однажды мать прикроет сыну глаза рукой, чтобы он не увидел прохожего в эпилептическом припадке, зато в другой раз он увидит собаку с язвами на спине. А потом сын ввяжется во фрейдистское соперничество за мамину любовь с отцом, вдруг раздувшимся в воплощение всей несправедливости заповедей и правил. Тогда герой поинтересуется у маминого Бога: «Почему я должен быть хорошим, если ты сам нехороший?». Мама же, потеряв одного из троих детей, впервые спрашивает: «А Он знает? Что мы вообще для Него значим?». Проговариваемые за кадром вопросы «Древа» вроде бы банальны — но, с другой стороны, называть банальным вопрос, на который очевидно не знаешь ответа, — отмазка двоечника.

Маленькая модель устройства мира вообще — это сама семья О’Брайенов с ее родителями-архетипами (противопоставленные друг другу разум и чувство, Бог сурового закона и Бог всепрощающий). Но модель нужна не для экономии бюджета. На двадцать минут в самом начале кино вырывается в астрал. Под классическую музыку друг друга сменяют Большой взрыв, пузырящаяся лава, делящиеся клетки… На берег доисторической реки выходят динозавры; тот, что побольше ставит лапищу на голову меньшего, жалобно сучащего ногами; смотрит в жертве в глаза, потом уходит, как будто что-то для себя решив. На зрителя накатывает первый кризис восприятия.

Жанр видеосимфонии про красоты природы давно находится в ведомстве телевидения и заставок Windows; ну а мультяшные добрые динозавры… не забрели ли мы по ошибке на диснеевские чудеса?

Впрочем, чудеса в «Древе» все время готовы случиться. В одном из похожих на сон эпизодов ребенок долго плавает в синей воде по опрокинутому затопленному дому, чтобы, вынырнув к солнцу, родиться младшим братом главного героя. В другой раз мать семейства на глазах у соседей воспаряет над лужайкой, с удовольствием болтая ногами. Высокий стиль и красоты «Древа» (полеты во сне и наяву, поля подсолнухов, океанские бездны) вызывают смешанные чувства: от головокружения и погружения до раздражения и недоумения. При этом кино интересно смотреть — но еще интереснее вспоминать. Это похоже на посещение грандиозного собора, где было величественно — и гоготали туристы, налево были бесценные фрески — направо торговля сувенирами.

Нельзя не удивиться амбициям и визуальному великолепию фильма-симфонии об устройстве мира. Нельзя не злиться от того, что счастливое детство в нем похоже на рекламу антибактериального мыла, а космические кадры — на канал Discovery.

Позже можно задуматься, что смущение, пожалуй, было напрасно. Дурацкий на первый взгляд, сострадающий динозавр, возможно, наоборот намекает на глубокие и гуманные смыслы, которые люди с отчаянным оптимизмом стараются приписать мироустройству.

Из-за космических амбиций «Древо жизни» уже принято сравнивать с «Космической одиссеей» Кубрика. Но не меньше «Древо» похоже на другого каннского лауреата — «Небо над Берлином» Вима Вендерса. Общее — не только одновременно присутствие и вопиющее отсутствие Бога, но и форма — которая в чужом пересказе выглядит претенциозным собранием красивостей и банальностей.

И, наконец, в обоих фильмах оператор наживую переделывает зрителю глаза — чтобы зритель увидел себя и мир вокруг чужим взглядом. Ангела, инопланетянина, кого угодно, пытающегося понять, что для землян вообще важно.

Камера в «Древе» скользит по воздуху, ища непривычные углы, в которых трава выглядит грандиозным явлением природы, а дети похожи на некрасивых незнакомых гуманоидов. Для этого «чужого» взгляда не так уж важно, что виды океана у нас признаны такой же пошлостью, как чрезмерная серьезность (а «Дерево» очень серьезно и высокопарно). И, в конце концов, Вселенной наплевать, что образы детских пяток, синих морей и подсолнухов под солнцем как воплощение чуда человеческий вид несколько замусолил. Терренсу Малику на это тоже явно наплевать: подсолнухи и океан выглядят как чудо и, следовательно, таковым и являются. Одним словом, если «Древо» не растрогает и не удивит (а это весьма вероятно), предъявлять претензии по этому поводу так же глупо, как требовать, чтобы чужая молитва звучала и выглядела для праздного зрителя как оригинальное и захватывающее интервью с Всевышним.

Елена Полякова

Кадры из фильма — kinopoisk.ru (1, 2, 4, 5, 7), afisha.ru (3, 6, 8)