Резкий обвал курса рубля и цен на нефть, случившийся на прошлых выходных, заставил вспомнить о кризисе 1998 года. И пусть падение затормозилось, но эксперты признают, что серьезные проблемы для экономики всё ещё более чем вероятны. Но ничто так не успокаивает в критической ситуации, как понимание того, что народ уже сталкивался с похожими проблемами. Стас Соколов вспомнил вместе с читателями НГС конец девяностых. Чем запомнилось то время?
— Мне очень удачно выдали зарплату водкой, килькой и морской капустой. Я всем этим до 98-го брезговал. Но тут, когда набился полный дом поклонников, когда благодарные битники принесли с собой мыло, хлеб и даже «ножки Буша», полюбил. Морскую капусту так вообще регулярно теперь ем, — рассказывает Антон Веселов.
— Помню, что цены в магазинах менялись по 2–3 раза в день. Я со страху купила мешок муки и сама притащила его домой. Было страшно, — вспоминает Елена Морозова.
— Мне кризис 98-го года памятен первой крупной самостоятельной покупкой. И это была первая шуба! Песцовая! К тому моменту я только окончила институт, но уже работала два года и успела сделать некоторые накопления. Как их потратить — особых планов не было. Кризис требовал срочного принятия решения, на завтра все сбережения могли превратиться в фантики. Спустила весь запас за один день, — признается спустя годы Ольга Омелаенко.
— Мама уехала к бабушке в деревню и забрала с собой все немногочисленные деньги, имеющиеся в наличии, потому что папе вот-вот должны были выдать зарплату. Зарплату выдали, и на следующий день после школы я рванула на оптовку, чтобы выгодно обеспечить нас продовольствием. Металась от киоска к киоску и ничего не понимала. Денег, которых, по нашим с папой расчетам, должно было хватить и на то, и на это, и на пятое, и на десятое, не хватало даже на зубную пасту. Цены были какими-то страшными и ненастоящими. Я подумала, что сошла с ума. Стояла, как дура, и рыдала, пока какая-то добрая продавщица не объяснила, что я тут ни при чём, — делится воспоминанием Юлия Щеткова.
— Я в 98-м сидела в декрете. Хорошо помню, что покупала памперсы поштучно (да, да, было такое) по 1.50. А потом — бац — и памперсы стали по 5 рублей. Это был атас для меня. В итоге один памперс по два раза на улицу надевали, а если повезет — по три, — рассказывает Алла Казанцева.
— Моя мама держала деньги в каком-то коммерческом банке. И он благополучно лопнул. Но у неё там начальницей работала знакомая, которая и помогла ей вернуть всю сумму. Правда, мелочью — какие тогда монеты были, не помню уже. Короче, мама из этого банка везла мешок денег на тележке, потому что нести мелочь тяжело, — вспоминает Лариса Сокольникова.
— 15 августа 1998 года мы открыли первый «Ростикс» на Красном, 29. А 17-го случился кризис. Прекрасно помню, как москвичи бегали по кухне и драли на себе волосы. Тогда основным поставщиком была компания Emborg. Естественно, все соусы, курятину, картошку, пальму в зелёных коробках поставляли в баксах. Поначалу работали на запасах, а потом открыли цех по переработке курятины на Горького, жир поставлял НЖК, панировку мутили сами, соусы, по-моему, тоже. Короче, было настоящее импортозамещение. Естественно, ту зарплату, которую озвучили изначально (в долларах в час), сначала не платили, давая какие-то подачки, а потом вообще сильно задерживали. Жопа была, короче, — содрогается от одной только мысли о 98-м ресторатор Денис Иванов.
— А нас с сестрой отправили в Чехию. Из Новосибирска самолёт до Москвы, оттуда — поездом в Прагу. И туда в июле — всё нормально, обратно приезжаем в Москву — а наших денег, которых бы хватило на трёхразовое питание в «Макдоналдсе», теперь хватает только на сосиску на вокзале. Одну. На двоих. Один раз. Водой нас кто-то угощал, — рассказывает Мария Дранишникова.
— Я копил на «Сони Плейстейшн». Она стоила 990 рублей на импровизированном рынке возле «Алькора». Внезапно эта сумма превратилась в 3600 рублей. Моих 700 рублей хватило только на Сегу, — кажется, до сих пор горюет Игорь Мельник.
— Летом 1998-го я уволилась из школы, проработав там один год. Муж только что вернулся из армии, устроился грузчиком в какой-то магазинчик. Его через месяц сократили. У обоих не было ни денег, ни работы. Прикидывали, хватит ли 30 рублей, чтобы купить килограмм сахара, брусок мыла и тюбик зубной пасты. Говорили друг другу: «Пойдем в магазин, посмотрим на колбасу». Приходили, смотрели на ценники и истерически хохотали. А соседи этажом выше жарили мясо. Мы поднимались наверх, стояли у них под дверью и нюхали. Папа привез с дачи мешок мелкой горькой картошки и кучу помидоров. Мы варили эту картошку в мундире, потом чистили и обжаривали. А сверху кидали кусочки помидоров, тушили и перемешивали. Это блюдо называлось «Последний день Помпеи», — вспоминает Наталья Сурнина.
— Готовили к изданию ежегодный выпуск каталога «Туристские фирмы Сибири». Собрали рекламу, сверстали каталог, разместили заказ, оплатили печать — и… дефолт. Типография (работает до сих пор) предложила на выбор: доплатить, то есть фактически удвоить цену, ссылаясь на то, что «краски импортные, бумага импортная и так далее» или вернуть оплату. Возврат нам был не нужен, потому что пойти с этими деньгами при упавшем в четыре раза рубле было некуда, а раздать деньги рекламодателям означало просто закрыться. Поэтому пришлось доплачивать из других проектов. С этой типографией с тех пор не работали, — говорит Виталий Наумов.
— Мои родители как-то узнали о будущем кризисе и все деньги заранее перевели в доллары. На эту резко выросшую сумму моей старшей сестре обменяли квартиру с доплатой с однокомнатной на двухкомнатную. Так что мы даже наварились, — радуется Анна Гурьянова.
— Скупали для баров продукты лихорадочно по старым ценам. Пытались договориться на Евсинской птицефабрике о покупке куриных крылышек (до этого были импортные), нам отказали. Типа, куда мы кур без крыльев потом денем? — рассказывает Наталья Богатова.
— Могу рассказать, как я отдыхал в Анапе в августе и уехал с некоторым количеством рублей в Крым. Рублей было и так немного, а тут еще и их покупательская способность обнулилась (а у гривны еще нет). На билет на паром (тогда был паром, а не мост) мы с товарищем еще наскребли, а вот с порта Кавказ до Анапы пришлось добираться автостопом. Ночью с цыганами без прав на «Запорожце», — вспоминает Александр Куприянов.
— Мы жили в военном городке под Питером. Не подорожали водка и мороженое. И детей кормили мороженым. Потом (там же еще и зарплату задерживали) помню, что было у меня 10 рублей или тысяч, и этого хватало или на пачку нормальных сигарет, или на бутылку масла, или на банку тушенки. Потом в магазине выбросили апельсины некондиционные. Но по три, опять же, рубля или тысячи — не помню. И муж приходит со службы, а в пустом-пустом холодильнике два кило ярко-оранжевых апельсинов. И все. Ну, а потом уже селедку жарили. Вкусно было. И за грибами ходили, как на работу. И пытались на чернике вино поставить. А оно не бродило. И суп варили на три семьи в складчину. А на одном окорочке — обед и ужин на два дня, — рассказывает о своих 90-х Анна Иванова.
— Помню, как шла на работу по Студенческой (а там тогда был стихийный рынок), и на моих глазах продавцы меняли ценники на сигареты — у метро «Житан» стоили, например, рубль, а ближе к Блюхера — уже 10, и было понятно, что идти обратно за дешевыми сигаретами нет смысла — они подорожали (описываемое расстояние — от силы 500 метров). Помню, как с наивностью аборигенов мы смотрели за бешено пикирующим курсом и удивлялись происходящему, в уверенности, что нас это напрямую никак не затронет, а уже через две недели на канале объявили сокращение, и треть сотрудников внезапно остались без работы. Директор канала тогда всех собрал, извинился и зачитал список тех, кто уходит — было очень тяжело за коллег, так как мы тогда работой буквально жили — люди потеряли и доход, и образ жизни одномоментно, — сокрушается Наталья Троицкая.
А вы что помните о кризисе 1998-го года? Поделитесь своими воспоминаниями в комментариях — прочитаем каждое.