«Ты живёшь не своей жизнью»: сибирячка через 40 лет узнала, что её перепутали в роддоме

Фразы о том, что она не похожа на свою маму, брата и отца, Александра слышала с самого раннего детства. Одно из её первых воспоминаний — воспитательница в детском саду удивлённо замечает, как всё-таки на маму маленькой Саши похожа другая девочка из их группы. Разговоры могли бы и дальше остаться разговорами, если бы повзрослевшая Александра — высокая и темноволосая, в отличие от своей маленькой мамы-блондинки с круглыми чертами лица, — не решилась сделать анализ ДНК. Только вот услышать, что её образец ДНК совпадает с генетическим материалом совсем другой женщины, она была не готова. Что способно чувствовать материнское сердце и всегда ли нужна правда, даже если она оказывается слишком горькой, Александра рассказала НГС. Все имена в этой истории изменены по просьбе самой женщины — её родственники боятся любой огласки. Они до сих пор с трудом свыкаются с мыслью, что в их странной большой семье теперь две мамы, два папы и общие дети.

Александра

Эта история преследовала меня всю мою жизнь. Я родилась и выросла в Новосибирской области. О том, что нас, возможно, перепутали в роддоме, кажется, шушукалось всё село.

С той девочкой — Машей — мы ходили в один детский сад, в одну группу. Я помню, как наши родители, когда встречались, шутили между собой: «Нам детей подменили в роддоме». Однажды я переспросила: «Мам, а это правда?», а мне: «Да это мы шутим просто». Сейчас я говорю с обеими мамами, спрашиваю их, мол, как же так, неужели сомнения не закрадывались всё это время? А как же материнское сердце?

В моей биологической семье, кроме Маши, есть ещё один ребёнок. Как выяснилось, это моя родная сестра, её зовут Наташа.

Мы и впрямь внешне один в один, а Маша в этой семье сильно выделяется. Ну, как и я в своей. Моя мама, которая меня вырастила, и которую я действительно считаю своей мамой, — светлая, полноватая. А я с тёмными волосами, худая. Но в семье этому легко находили объяснение: говорили, что я пошла в папу, такая же брюнетка, или в двоюродную бабушку по маминой линии, у которой тоже тёмные волосы. У Маши аналогичная ситуация — она беленькая среди брюнеток. Её бабушка, которая и моя бабушка теперь тоже, всегда говорила Маше, что та пошла в отца — тот родился с русыми волосами. Видите, как просто всё объяснялось.

Первые реальные мысли о том, чтобы сделать анализ ДНК, у меня появились в 23 года. К тому моменту я не жила в посёлке, но приехала туда погостить к семье. Когда рассказала, что подумываю проверить материнство, мама обиделась, почему я вообще такую мысль допускаю, что моя мама — не моя мама. Однажды прихожу к ней на работу в посёлке, а там какой-то мужчина. Позже узнала, что он художник и хорошо запоминает лица. Мама познакомила его со мной, а тот: «Твоя Саша — вылитая Наташа». Он и начал форсировать эти разговоры. Говорил мне, показывая на мою биологическую семью: «Это твои родители, разве ты не видишь? Неужели не хочешь в этом разобраться?» А я отвечала, что, даже если они и мои родители, то ничего не изменить, ведь 20 лет прошло, говорила, что мне больно и неприятно такое слышать. Потому что шутки воспринимать проще, нежели когда тебя на полном серьезе подводят вплотную к решению этого вопроса.

Я тогда была в положении, а тот мужчина-художник надавил мне на больное место: «Представь, вот ты родишь ребёнка, а тебе возьмут и поменяют его в роддоме. Как ты будешь к этому относиться?» Тактика сработала. В итоге я собралась и пошла к своей биологической матери — маме Тане. К тому моменту мы в посёлке все друг друга знали. Она меня тепло встретила, мы обсудили эту тему, тогда я и сказала: «А вы не хотите тест ДНК сделать?» Но дальше разговоров дело пока не шло, хотя она тоже была не против.

Когда мне было 38 лет, мне позвонила биологическая мама и сказала: «Всё, идём делать тест, ждать больше нельзя». Где-то через месяц были готовы результаты — их забирала я. Вскрываю конверт, а там — совпадение 99,9%. Я сразу начала рыдать. Хотя догадывалась всё это время, понимала, что тест подтвердит догадки.

С Наташей, моей сестрой, после этого мы очень быстро наладили контакт. Встретились, поплакали. Выяснилось, что мы с ней похожи не только внешне, но и мимикой, жестами, мыслями — всё это у нас совпадает.

Когда моя мама приехала в Новосибирск, мы сели с ней за стол, и я говорю: «Не хочу тебя обманывать, но я не твоя дочь». Она поняла, что речь идет про тест. Вообще эту информацию она восприняла как-то спокойно. Да и я никогда свою маму не видела слабой или плачущей. Проявления эмоций у неё не было, скорее она стала задумчивой. А может, мне так только кажется.

От семьи, в которой росла, я отличаюсь очень сильно. Я эмоциональная, не такая, как мои родители. Проявление любви для моей мамы — это всех накормить, дать в дорогу еды. Наверное, это потому что моя мама — повар. Сейчас я понимаю, что условия двух семей, в которых воспитывались я и Маша, почти одинаковые. Только вот в семье Маши мама Таня больше задумывалась о судьбе своих детей, что ли… Моя мама — замечательный человек, но она про нас думала так: дети, как трава, вырастут сами, главное, их кормить. В 16 лет я уехала из посёлка, училась и искала работу, первое время мама как-то помогала деньгами, но больше продуктами. В остальном я сама.

Очень тяжело результаты теста восприняла Маша. Тогда у неё даже отношения с Наташей испортились, потому что моя биологическая сестра начала общаться со мной. Маша устроила скандал, постоянно спрашивала: «Зачем вам это надо?» А я вот объяснить не могу, просто знаю, что для меня это важно и нужно.

Маше понадобился год на принятие этой правды. Однажды мы собрались все за столом — я, моя мама, мама Таня, Наташа и Маша. После этого моя мама и Маша обменялись телефонами, но звонить друг другу долго не решались. Первый шаг сделала Маша и набрала моей маме. С этих пор мы общаемся все вместе, то есть приблизительно год. Бывает, что за столом собирается огромная родня, тёти, дяди, двоюродные браться и сёстры, внуки. В общем, целая свадьба собирается — ведь семья теперь у нас большая.

Мне бы хотелось, конечно, чтобы моя жизнь прошла в той семье, в которой я родилась. Но сценарий жизни таков, а мысли о том, что у другого может быть что-то лучше, наверное, у всех время от времени возникают. Я приняла для себя эту ситуацию и сейчас уже думаю: может быть, я на своём месте? Может, и хорошо, что я выросла там, где я выросла, в другой семье?

Мама Таня (биологическая мама Александры)

— Как-то в детском саду я забирала дочку свою, Машеньку, а воспитательница мне говорит: «Слушай, Татьяна, ты не свою девочку забираешь, глянь, как вот эта девочка на тебя похожа». И на Сашу мне показывает. Ну, мало ли, что похожа, похожие люди бывают. Потом уже соседи начали говорить, что девочек будто подменили. Я тогда пошла и посмотрела на маму Саши, на Галину — и точно, моя Машенька так на неё похожа.

А потом Маша школу окончила, в институт пошла, и как-то совсем не до этого стало. С Сашей мы общались всё это время, она, бывало, в гости заходила. У Саши ребёнок родился, мне его фото показали — ну до чего же на меня похож! Анализом на ДНК мы не занимались тогда — я заболела сильно, с мужем разошлась.

Однажды опять с Сашей увиделась, сходили к моим родственникам, а они мне все говорят: «Ты чего? Смотри, как на твою младшую, на Наташу похожа». Тогда тест и сделали — он всё подтвердил. Об этом тяжело говорить — сейчас опять расплачусь. Младшая сразу Сашу признала, признала, что она её сестра родная. А старшая… Мы с ней года два вот так: чуть слово — она сразу это остро воспринимает.

Она сначала против была ужасно со своей мамой, с Галиной, знакомиться. Но ей одна знакомая предложила на Алтай к шаманке одной съездить. Маша поехала, только к этой женщине зашла, а та ей с порога: «Ой, девочка, ты не своей жизнью живёшь. Надо свои корни узнавать». Тогда Маша приехала и пошла к тёте Гале — так она её называет. Вот с тех пор всё хорошо стало.

Тогда, 40 лет назад, в роддоме рожали три женщины, а роды принимала моя хорошая знакомая. Я помню, что, когда я родила, у меня случилось предынфарктное состояние — я же сердечница. Тут вокруг меня начали врачи бегать, все отвлеклись от детей. Вот, видимо, тогда бирки и перепутали. Машу я только на третий или четвёртый день увидела после родов. У меня до Маши проблемы были с рождением, поэтому вот что говорят про материнское сердце — да мне бы афроамериканца принесли, я бы его за своего приняла! Я так хотела этого ребёнка.

Теперь у меня три дочери и пять внуков. Но Маша с Сашей общаются очень редко. Маша так и говорит: «Я боюсь, что ты, мама, будешь Сашу любить, а про меня забудешь». Ну, а как я могу? Я их всех люблю, и внуков люблю до безумия.

Сравниваю Машу и Сашу, и вижу, что у Маши моего всё-таки больше, воспитание, видимо, свою роль играет. Маша многое от меня взяла — у неё сейчас в своей семье уклад такой, как у нас. А как у Саши — мы недостаточно много для этого видимся и общаемся. В нашей семье как-то любовь больше выражена, что ли…

Я, как и Саша, думаю о том, что было бы, если бы Саша родилась в моей семье. Думаю, что, если бы Саша выросла со мной, я бы большего ей могла дать. Больше ласки, больше любви. Возможностей у меня было больше. Не говорю, что Саша и Галя плохо жили — они хорошо жили. Но Галя — повар, ребёнка своего часто не видела, а у нас все дружные, все ласковые. Не знаю, конечно… Как-то в детстве Саша пришла к нам — они тогда с Машей дружили. Она видела, как я Машу глажу, целую, и говорит: «А у нас в семье не так». Я её тогда по голове погладила, ласковые слова сказала, а Саша мне: «Какие у вас руки ласковые, тёплые».

Но мне всё равно очень сложно. Как только задумываюсь обо всём этом… Сердце ещё болит.

Мама Галя (вырастила Александру)

— Машу я знаю давно, с ней Саша в детский сад ещё ходила. Когда мне говорили, что Саша не похожа на меня, я всегда говорила: «Да вы что, это моя дочь, у меня вон муж черный, брат тоже с тёмными волосами».

А потом уже Саша пошла и втихушку от меня тест сделала. Я после этого недели три проплакала. Как подумаю — так в слезы, такая меня обида брала. Даже сейчас слёзы душат.

Единственное хорошее, думаю, так это то, что дети в приличные семьи попали, не к каким-нибудь алкашам. И поесть всегда дома было, и дети одетые, обутые. А то, может быть, попали бы девочки к алкоголикам, а мы бы так и ходили по посёлку, со всеми здоровались, и не знали бы, что нам детей подменили.

Когда результаты пришли, Маша сразу сказала, что это всё не принимает и общаться ни с кем не будет. Ну, нет так нет. Год прошёл, и вот Маша мне однажды позвонила. Потом она пришла с мужем. А в следующий раз она уже приехала тогда, когда у нас дома и другая родня была — сестра, племянники, внуки. Всем хотелось посмотреть на Машу, на то, как она на меня похожа — а она такая светленькая, мордатенькая, полная, ну прям как я. У моего сына есть залысина на голове, я её и у Маши заметила, и у детей её, моих внуков. И по характеру похожа — такая «как сказала, так и будет».

Маша ко мне часто заходит, с внучатами приезжает. Я ей гостинцев в дорогу собираю, всё, что могу. Но вот Саша — всё равно моя дочь. Бывает, скажут что про Сашу, так у меня душа где-то аж заболит. Хоть и чужая она мне по этому тесту получается, но я её выкормила, вынянчила, она — моя.

С иском к больнице обе семьи не обращались и не планируют ни с кем судиться.