«Брал в рот пробитый кабель и пропускал ток через себя»

9 Мая — один из немногих праздников, который до сих пор объединяет людей по всей стране. Однако со временем он обретает новые формы — ветеранов становится меньше, а праздничного антуража и пламенных речей — все больше. Корреспонденты НГС.НОВОСТИ попросили новосибирцев поделиться историями, которые им рассказывали прошедшие войну старшие, — сделать это смогли далеко не все. Многие знают, сколько орденов у их воевавшего родственника, регулярно участвуют в бесспорно хорошей акции «Бессмертный полк», — но чтó пришлось пережить ветеранам, большинство потомков, к сожалению, не знает. Объясняют это, как правило, так: дед (или бабушка) не любил рассказывать — разве что 9 Мая, и то немного. Накануне праздника НГС.НОВОСТИ удалось собрать несколько реальных историй о тех людях, которые мальчиками и девочками, не достигшими и 20 лет, попали на фронт — и сумели выжить, чтобы рассказать страшную правду о войне.

Татьяна Шлегель, сотрудник ГИБДД Новосибирской области: «Моему дедушке Ивану Михайловичу Лебедеву было 11 лет, когда он в последний раз увидел отца. В 1941 году тот ушел на фронт пулеметчиком и погиб. И вот они втроем с мамой и братом остались в своей деревне в Тверской области. А потом попали в эвакуацию. Вообще он не любит вспоминать, но 9 Мая всегда рассказывает одну и ту же историю.

Шли осенью, дороги после бомбежки, грязь. В колонне эвакуированных были в основном только женщины и дети. Их увидел фашистский разведчик, истребитель.

Начал кружить вокруг них, но не бомбил — просто подлетал-улетал, и так каждые 20–30 минут. Подлетал настолько близко, что было видно самого летчика.

Когда подлетел в первый раз, женщины стали сразу падать в грязь, закрывать детей. И тут кто-то в толпе сказал: "Давайте больше падать не будем". Все встали и пошли. Немецкий летчик еще раза 3-4 возвращался, но больше никто не упал. У женщин не было ни слез, ни истерик — решили, что падать смысла нет, будь что будет. Когда пошли, кто-то песню запел. Самолет подлетал еще несколько раз, но никого не тронул.

Шли до Урала долго, не меньше недели, с перевалами. Дорог не было, проходили под сожженными мостами, видели перевернутые поезда. В деревне, куда эвакуировались, остались только женщины, дети и старики. Все, что дедушка помнит, — холод и голод. Главная их задача была — все для фронта, все для Победы. Собирали в поле колоски и все запасы, абсолютно всё отправляли на фронт. Самим, как он рассказывал, ничего не оставалось. Его бабушка ночами распускала теплые вязаные вещи и вязала носки, варежки, в общем, что-то теплое для бойцов на фронт.

9 мая, в День Победы, он пахал в поле. Рассказывает: "Бежит бригадир, я издалека слышу: «Победа!». Я замер, навсегда запомнил, что это было в 11 часов утра"».

Константин Терещенко, руководитель проекта «New Колхоз»: «Мой дед Терещенко Анатолий Сидорович родился в 1918 году, на фронт ушел добровольцем в августе 1941 года. Прошел войну от начала до конца. Последнее ранение получил в 1944 году и находился на лечении в Закарпатье. Про войну не очень любил рассказывать, но запомнилось несколько историй.

Дед был командиром пулеметного взвода. Был случай, они держали оборону — между траншеями сотни метров, со стрелкового оружия можно было стрелять. Оборона была позиционная, можно было неделю-две находиться в таком состоянии, когда ни те, ни другие не шли в атаку. И тут доложили, что прибывает Жуков. Все начали наводить порядок, отряхивать форму. Подошел Жуков в сопровождении командиров, и дед начал докладывать обстановку.

В один момент Жуков попытался выглянуть из траншеи, посмотреть, что там. Получилось так, что дед его практически за плечо схватил. Жуков возмутился. Потом ему объяснили, что работает снайпер.

На пулемете делали деревянную дощечку, такое окошечко, чтобы спастись от снайпера. И вот они взяли пилотку рядового, подняли над этой деревяшкой, пуля тут же ее пробила. Жуков сказал, мол, мы сейчас их здесь с говном смешаем, — и ушел. Буквально через несколько часов [по позициям немцев] ударили "Катюши".

Когда солдаты строем шли по Восточной Украине, местные жители принесли им большие корзины яблок. Яблоки были кислые, не очень вкусные, но есть хотелось. И мы, говорит, наелись этих яблок, а они налет зубной сильно разъели. Идут все уставшие, грязные, черные от пыли и сажи, но с идеально белыми зубами — смех стоял.

Еще одна была история, которую он рассказывать не любил, говорил, что в советское время не рассказал бы. На холме стоял единственный колодец. И вот, говорит, с одной стороны поднимаюсь я, с другой немец. Мы оба подошли, набрали воды молча. Я с оружием, он с оружием. (Дед говорил, что воевать-то, собственно, немецкие солдаты тоже не очень хотели.) И вот он набрал воды, я набрал, и разошлись. Я, говорит, иду, боюсь: вроде как и стрельнуть самому нужно, и есть же такое, что на водопое все животные — и львы, и козы — все вместе пьют, когда засуха».

Юлия Узких, ведущий специалист предложений для клиентов «Билайн»: «Семья моего прадеда Александра Максимовича Литвякова была из Белгородской области, из села Прелестное. Я его помню с 3 лет, мы его называли "дед старенький".

Помнит, как под Орлом они шли в наступление. Слева падают бойцы, справа. Он бежит и думает — сейчас упаду, сейчас упаду, но не упал. Однажды взорвался снаряд, осколок попал ему в шинель и даже не задел. Кто-то из сослуживцев произнес: "Наверное, за тебя, Литвяков, кто-то молится".

Дедушка был на войне связистом. Во время очередной атаки нужно было восстановить связь, хотели отправить какого-то парня. Тот плакал, ему очень страшно было. Деду так жалко его стало, он подошел и сказал: ты молодой, тебе еще жить да жить, а у меня уже семья есть, дети, я пойду вместо тебя. И он пошел, наладил линии, вернулся живой, здоровый.

После тяжелой битвы под Орлом, когда зашли в город, сначала были в шоке. Женщины, малышня — все кидались на шею солдатам, в ноги, бросали цветы, плакали. Рассказывал, что они шли и не понимали, что происходит. Потом было непередаваемое ощущение счастья.

Сестра моего прадеда всю войну прожила в своем селе Прелестное. Она одна, без чьей-либо помощи, за 5 лет похоронила 120 погибших солдат. Это тоже большой поступок».

Константин Нельзин, байкер, член попечительского совета НООО «Форпост»: «Мой дед Скороделов Степан Евгеньевич родился в 26-м году, на фронт он отправился рядовым в 43-м. Воевал на 2-м Прибалтийском фронте и на 3-м Украинском. Победу встретил в Вене. Знаю, что на фронте был связистом.

Однажды, при постройке линии связи на наблюдательном пункте, нужно было переправить средства связи через реку, потому что отсутствовала переправа. Он первым переплыл, перетащил кабель, который был достаточно прочным, со стальными нитями. А затем ребята переправились уже по этому кабелю. За это его наградили медалью "За отвагу". Дед получил серьезное ранение в голову, по сути, у него не было части челюсти, так всю жизнь и проходил.

Рассказывал, как освобождали Вену. Советские солдаты подъезжали, просто ломали пушкой стену, забегали туда. У дедушки было что-то вроде трофея — немецкий помазок. Он очень долго им брился. Помазок уже начал разваливаться — и когда уже окончательно развалился, в ручке нашли золотое кольцо и немецкие марки.

Дед рассказывать о войне не любил. Помню с детства, что, когда у него что-то спрашивал, он чаще отвечал лишь одно: "Было очень страшно"».

Галина Абилева, президент Национальной культурной автономии казахов «Арман»: «Мой отец Кабул Кукенов оказался на войне в 17 лет. Попал на 3-й Белорусский фронт. Был связистом. Получил награду за то, что во время боя под минометно-пулеметным смог исправить три порыва связи. О войне отец в основном рассказывал взрослым — друзьям, родственникам, а нас, детей, отправляли в другую комнату, мы слышали только обрывки.

Знаю забавный случай, который объясняет, почему отец так и не начал курить после войны, хотя все его сослуживцы в основном курили. Когда он только пришел на фронт, его товарищи решили подшутить над ним и предложили покурить. Отец согласился. А ему дали папиросу другим концом. Он обжег весь рот, после этого никогда не курил ни на войне, ни в мирной жизни.

На фронт попал и его двоюродный брат. Так случилось, что их войска находились неподалеку, но они не знали, что воюют рядом, не встретились. Выяснилось это только после того, как на брата пришла похоронка. У отца на фронте был близкий друг, с которым он прошел почти до конца войны. Уже весной 45-го, когда вместе пошли в бой, их задела шальная пуля — папу только задела, а друг от нее погиб».

Лариса Волкова, заместитель директора Музея города Новосибирска: «На войне были и мои родители, и дядя с тетей (их фото держит в руках. — А.Б.). Тетя — Головина Еликанида Ананьевна — окончила наш медицинский институт, но, несмотря на диплом, на фронте была младшим фельдшером, занималась малой хирургией. Работала на линии фронтовых госпиталей. Она была ростом всего 150 см, вынесла на себе 120 раненых. После войны работала педиатром, но ей так и не удалось иметь своих детей, потому что физически надорвалась. Дядя — Петр Тихонович — был хирургом в полевом госпитале. Какое-то время находился в партизанском отряде у Ковпака. Изучая историю, мы понимаем, что партизанское движение — это целое государство в государстве. Там было и подворье, и пекарни, и больницы.

Тетя рассказывала, что их дивизия освобождала зону Потсдама и других территорий Германии, где стояли замки.

Зашли в замок, который считался принадлежностью Гёринга, там было много хрусталя. Наши солдаты, видя всё это богатство, эту красоту, как дали очередями и всё это погромили. Наверное, все, что было связано с напряжением от войны, выместилось на эти красы.

А у папы, Головина Вениамина Николаевича, вообще была бронь, так как он провел расчет стрельбы из пулемета через вращающийся винт самолета, за что получил самый высокий разряд по специальностям: токарь, слесарь, фрезеровщик. Но в ноябре 1942 года папа в третий раз подает заявление, и его отпускают на фронт. Рассказывал, что ему как связисту несколько раз приходилось брать в рот пробитый кабель и пропускать ток через себя, чтобы обеспечить связь.

Мама, Валентина Банникова, до войны работала на Бердском аэродроме писарем. Когда началась война, она попала в инженерно-аэродромные войска, которые восстанавливали поле после бомбежек. Она прошла Югославию, Венгрию, Румынию. Бывало, что заходят в какую-то местность, и вдруг разведка докладывает — движение немецких частей, приказ отступать. Население панически боялось фашистов, люди уходили целыми деревнями за советскими солдатами. А с какой любовью принимали советских солдат в Югославии, это нужно было видеть — их воспринимали как освободителей, люди несли еду и т.д.».

Дмитрий Гартвих, предприниматель: «Моего деда Михеева Павла Никитича забрали на фронт сразу после школы, он был пулеметчиком.

Одно из его самых первых и тяжелых воспоминаний связано с одним из однополчан. Вместе они ехали на фронт, сдружились. Друг всю дорогу пел песню "Степь да степь кругом…". Вспоминать было тяжело, потому что друга убили в первые дни войны. Дедушка никогда не смотрел фильмы о войне, а рассказывал о ней только после того, как немного выпьет на 9 Мая. Что-то рассказывал, а потом сам себе потихоньку начинал напевать эту песню.

В одном из боев деда ранило в горло. Когда бой закончился, санитары пошли собирать раненых и записывать тех, кто убит. Дед не мог двигаться и не мог кричать, так как не было голоса. Никто не понял, что он жив.

Когда санитары пошли по второму кругу, он собрал все силы, пошевелил ногой какую-то ветку, и его заметили. Непонятно почему, но на него уже оформили похоронку и отправили ее матери. Как раз в это время дед пролечился в госпитале и поехал домой. По счастливой случайности похоронка пришла уже после того, как он оказался дома.

Рассказывал один случай — до того, как открыли второй фронт, солдат кормили плохо, мяса практически не было. Как-то они сидели в окопах, на противоположной стороне немцы. Наши увидели лошадь в поле. Так хотелось мяса, что они с товарищем ползком, под пулями, добрались до этой лошади, а потом в тех же условиях смогли утащить ее к себе, чтобы накормить всех.

Мой дед участвовал в битве на Днепре. Солдатам приходилось месяцами жить в холодных сырых окопах. Помню, что дедушка часто рассказывал, что всё, о чем он тогда мечтал, — это выспаться в теплой постели».

Анна Богданова

Фото архивное (1), Ольги Бурлаковой (2–8)