Очереди из живых и мертвых. Сколько людей на самом деле умирает от коронавируса — дежурим у моргов и считаем

Смертность в Новосибирской области растет: в мае умерло 3167 человек, а уже в июне морги выдали 3943 справки о смерти — рост почти на 25%. Эксперты сходятся во мнении, что это еще не предел: ситуация с коронавирусом ухудшается, на больничных койках все чаще оказываются молодые люди. Но город, кажется, живет обычной жизнью, как будто ничего не происходит. Сибиряки оккупируют пляжи, покупают фейковые справки о вакцинации и толпятся в аэропортах. И происходящее в больницах на фоне этого как будто параллельная реальность. Медицинский обозреватель НГС Мария Тищенко провела утро около моргов ковидных больниц, посчитала количество катафалков (9 умерших за три часа) и поговорила с людьми, потерявшими близких. Как ковид забирает жизни людей и почему это касается каждого из нас — в нашем сегодняшнем репортаже.

Девять утра. Подъезжаю к больнице № 11 — главному распределительному центру, куда свозят новосибирцев с подозрением на ковид. Территория большая, и там легко заплутать. Прохожу мимо поликлиники, встречаю одиноко стоящую машину скорой помощи, миную пост с охранником и выхожу с другой стороны здания — ищу окошко, где выдают справки о смерти.

Ориентир — крыльцо с большой табличкой «Справочная служба». Захожу внутрь небольшого тесного помещения, рассчитанного всего на несколько человек. Этим утром возле окошка, из которого выдают справки, стоит лишь один посетитель. Мужчина подозрительно спокоен и почему-то с ходу спрашивает у меня, сдала ли я паспорт. Оказалось, что это ритуальный агент. Со знающим видом он объясняет мне: сюда нужно обращаться по звонку и ждать, пока сотрудник подойдет к этому окну. Достучаться или докричаться не получится.

Александр работает в этой профессии много лет, поэтому лично видел, как ухудшалась ситуация со смертностью в пандемию. По его словам, люди умирают не только от коронавирусной инфекции, но и из-за сердечно-сосудистых заболеваний, гипертонии — таких случаев на фоне ковида стало ощутимо больше. Часто, по его словам, в документах пишут, что причина смерти — отек легких или пневмония (то есть такие диагнозы стоят на первом месте и не засчитываются в официальную коронавирусную статистику, а ковид может стоять, например, на третьем месте в справке).

— Сейчас смертность больше практически в два-три раза — вспышка началась еще 2,5 недели назад. Если раньше у одной судмедэкспертизы было 27–32 умерших в день, и это уже считалось много, то сейчас — 60–62. Причем умершие в больницах в этой статистике не учитываются, их считают отдельно.

— Если с больницами считать, то вообще много… — удивляюсь я.

— Много — не то слово! — комментирует ритуальный агент.

По его личным наблюдениям, больше всего умерших в больнице № 11 (она и самая большая по числу коек), а также в больницах № 3 на ОбьГЭСе и № 4 в Пашино.

В больницы за справками о смерти в основном приходят либо близкие родственники, либо ритуальные агенты. После больницы нужно поехать в ЗАГС и получить свидетельство о смерти, а потом уже выбирать место захоронения.

Александр рассказывает, что за оформление документов, катафалк, гроб и могилу в их агентстве берут 27 тысяч рублей. И эта цена, по его словам, считается низкой.

— Кремаций стало больше, потому что людей напугали коронавирусом. Сейчас на них очереди. У нас в городе два крематория. Тело подвергается кремации 2,5 часа. Сами понимаете, одна печь может сделать 10 кремаций в день, а если их по 20 в сутки оформляется? Если раньше урна с прахом выдавалась на следующий день, то сейчас — через три-четыре.

Именно о таких очередях НГС рассказывал на днях.

По номеру справок, которые здесь выдают, прикинуть примерную статистику по смертности сложно: некоторые люди, по словам ритуального агента, приходят за исправленными справками, а кто-то может забирать документы спустя 2–3 дня после смерти человека.

«Одинаково умирают с прививкой и без»

Пока мы говорим с Александром, подходит еще один ритуальный агент — они уже знают друг друга, потому что стоят в одних очередях практически каждый день. С собой у женщины-агента планшет с какими-то документами, листами, буклетами и визитками.

— Абсолютную величину я вам не скажу, но то, что в июне стало больше смертей и что возраст умерших помолодел, это точно. Недавно, например, умер 31-летний человек от ковида, — рассказывает ритуальный агент Татьяна (имя изменено). — Но такого ужаса, как в Москве, у нас нет. Одинаково умирают вакцинированные и невакцинированные: я не врач, но вижу то, что вижу. Я за хорошую вакцину, но всё так противоречиво — и вот что мы наблюдаем по факту (показывает на окно справок). Сейчас в Новосибирске стали новые госпитали открывать, и поток заболевших распределился равномерно, но все равно здесь много смертей. А еще стало много вызовов из клиники ФМБА на Одоевского...

Татьяна всегда спрашивает клиентов, как протекала болезнь у их умершего родственника, уточняет, не запустили ли.

— Действительно, как говорят, люди сгорают за несколько дней. Иногда сначала всё в порядке, температура 38, а потом всё. Бывает, что семьями умирают, например муж, жена и кто-то из их родителей. Я надеюсь, что лет через 10 мы узнаем, что это за болезнь. Но уже понятно, что болезнь безумная. Есть случаи, в моем понимании совершенно переворачивающие мозг, когда родственники приходят в больницу, пообщаются через окно, доезжают до дома, а им звонят и говорят, что пациент умер.

«Берегитесь! Мы фактически в "красной" зоне стоим»

— А вам не страшно было сюда ходить, когда только началась пандемия и еще не было до конца понятно, что из себя представляет этот вирус? — спрашиваю ритуальных агентов.

— Я сначала, конечно, боялась сюда ходить. Тем более я застала Илью из 25-й больницы (патологоанатом Илья Жарков, который в июне 2020 года умер от коронавируса). Потрясающий был человек. Он сначала не верил в коронавирус, а потом вот поверил… Когда он умер, то это была страшная для нас всех новость... Самое страшное — это общение с родственниками умерших, которые сами болеют. Берегитесь! Мы здесь с вами фактически в "красной" зоне стоим, — предупреждает Татьяна.

Сама Татьяна уже переболела коронавирусом. Хотя говорит, что старалась соблюдать меры профилактики: не доводила себя до состояния стресса (чтобы организм не расслаблялся), ходила по 5 километров в день и поддерживала иммунитет тем, что дышала над хреном.

— Всю осень носила его с собой в натертом виде в баночке и дышала. Еще и катафальщикам (водителям катафалков) советовала так делать. И ведь никто из нас не заболел, — рассуждает она о мерах профилактики.

Однажды ее как ритуального агента вызвали на дом, и, несмотря на то что у клиента был коронавирус, Татьяна не заболела. А потом, по ее словам, она почему-то расслабилась, прекратила носить с собой хрен и через какое-то время заразилась. Заболел и муж Татьяны. Оба лежали в больницах.

Татьяна лечилась именно здесь, в 11-й больнице: претензий и вопросов к врачам у нее нет, но рядом с ней лежала женщина, которая жаловалась на высокую температуру:

— Температуру меряют этим пистолетиком. Ночью женщина упала на пол и начала жаловаться на температуру. Ей измерили — 36,1, как у всех. А у нее с собой ртутный градусник был, оказалось, 39,7. Я понимаю погрешность в 0,1 градуса, но как можно на три ошибиться? У нас всего с 36 до 40 обычно температура. Что делать, если такая диагностика?

Всё это время мы продолжаем стоять у справочного окна с ритуальными агентами: я удивляюсь, что сегодня никто из простых горожан еще не приходил за справками о смерти своих близких. Ритуальщики объясняют: во-первых, день на день не приходится, а во-вторых, часто ходят именно агенты, чтобы уберечь от неприятных переживаний родственников умерших.

Обычно справку о смерти выдают на второй-третий день. Машины приезжают за телами чаще всего около 10 утра, в среднем до полудня, но всё по договоренности.

— Бывают дни, когда много людей умирает, какие-то перепады, а потом поровнее, — говорит Татьяна.

Наш разговор прерывает женщина — объясняет, что принесла передачку в ковидарий, а куда именно идти, она не знает. Татьяна показывает ей на нужную дверь вдалеке.

«У тебя забирают родных и больше к ним не допускают»

Неподалеку от справочного окна выдают тела умерших. В десятом часу утра к зданию подъезжают три белые «Газели» ритуальных служб. Из одной выносят гроб, заносят в помещение, через какое-то время выносят, загружают в машину. Работают четко и слаженно: зная, кто и за кем приехал, машины быстро сменяют друг друга.

Мой взгляд привлекает женщина, которая идет в нашу сторону. На вид ей лет 40–50, короткие светлые волосы. Одета в черную куртку, похожую на пиджак. В руках — сумка и яркий красный пакет. Издалека бросаются в глаза голубые медицинские перчатки, которые, как и маски с антисептиками, стали символами пандемии. Руки женщины сильно трясутся.

— А где здесь морг? — спрашивает она.

— Вы вещи принесли? — уточняет Татьяна.

— Да, и справку нужно получить. Мне дали телефон кол-центра, но это поликлиника, наверное: там можно записаться только на прием и вакцинацию.

Татьяна советует ей позвонить в морг по телефону: 341–28–56 и сообщить о своем визите. Женщина набирает номер, дрожащим голосом называет фамилию — у нее умер отец. Руки по-прежнему трясутся.

У морга тем временем осталась всего одна из трех машин. На ней черная надпись: «Ритуальные услуги». Через пару минут туда же, на небольшую парковку, подъезжает еще один автомобиль — обычно на таких развозят фрукты и овощи, на этой же написано «Эвакуатор».

Эвакуатор, судя по всему, работает не по профилю — в машину загрузили уже четвертый за это утро гроб. Возможно, родственники договорились с какими-то знакомыми на такой машине либо тело нужно увезти в область или другой город, поэтому не стали нанимать машину от ритуального агентства — вышло бы дороже.

К окну за справками подходят еще несколько человек: женщина и семейная пара. Последние пришли переделывать справку, потому что им не дописали название субъекта. Хотя вчера они отсидели большую очередь за этим документом. В окне появилась та самая сотрудница, выдающая справки, и быстро-быстро ускользнула. Успела лишь сказать семье, что пока нет документов, то не нужно договариваться на конкретный день с ритуальными агентствами.

В этой семье от коронавируса умер пожилой родственник.

— Отец заболел вместе с мамой. Сначала всё было хорошо, но потом он пошел в душ, пропарился — и состояние ухудшилось. Я считаю, что не нужно было ему так париться, и врачи ему так сказали... Он не кашлял, температуры не было. Всё за маму переживал: мама выкарабкалась, а он — нет, — рассказывает мужчина. — Сам я не болел и не знаю, что это такое. Но вот сейчас очень трудно. У тебя забирают родных и больше к ним не допускают. Нет возможности попрощаться, только по телефону общались. Нам сказали, что отец будет замотан в целлофан и гроб вскрывать нельзя. Прислали только его фотографию... Вот так и попрощались — больше никак.

Сотрудники ритуальных агентств тем временем продолжают интенсивно работать. Машины подъезжают, забирают тела умерших, уезжают. Приезжают новые машины. Вдруг из здания морга — всего на минуту, даже меньше — выходит патологоанатом в защитном костюме.

— Ситуация тяжелая, работы много. Проявления ковида: вирусная пневмония, поражение легких, — коротко объясняет он мне.

Советует прививаться и сразу же уходит, потому что его перерыв закончился — пора работать.

«Люди ждут справки о смерти по 5–6 дней»

К справочному окну подходит ещё одна девушка, работающая ритуальным агентом. Зовут Елена. Она сразу же просит меня отойти от окошка, потому что при мне сотрудники больницы не будут выдавать справки.

— Почему?

— Значит, им есть что скрывать. Здесь ужасно. Люди ждут справки о смерти по 5–6 дней. Больницы не справляются. Сейчас какая-нибудь бабулечка подойдет, у нее спросите, расскажет, что уже несколько дней не может получить. Я сама сейчас звонила, чтобы получить справку, а мне сказали, что здесь ходит корреспондент, поэтому не скажут ничего.

— А сколько в день тел тут могут увозить? Я уже насчитала пять машин.

— Больше. До 15:00 здесь постоите, насчитаете больше машин — и маленьких, и больших. 20 даже можете.

Чтобы Елена смогла получить справки для своих клиентов, мне действительно пришлось ненадолго отойти от больницы и справочной службы.

Вдалеке вижу двух молодых женщин. Оказывается, что это мать и дочь, которые второй день пытаются получить справку о смерти бабушки (а для одной из них — мамы). Называть свои имена они боятся — переживают, что могут возникнуть проблемы с получением справки, но свою историю рассказывают открыто.

Бабушку госпитализировали 4 июля, но попасть в ковидный госпиталь она смогла только 5 июля — после 6-часовой очереди у больницы и двухчасового ожидания в приемном покое.

— У бабушки было сильное истощение: ничего не могла есть, пила молоко. Расстроился желудок. Вызвали скорую — врачи назначили ей какие-то травки. У нее поднялся сахар резко до 25, хотя никогда не было диабета. За неделю она слегла. Приехала ещё одна скорая, врачи спросили, почему ее не лечили. В скорой у больницы у нее уже была температура под 40, — объясняет внучка.

Ее мама добавляет про врачей первой скорой:

— Я им говорю: «Вы лекарство выпишите какое-нибудь!». А мне отвечают: «А зачем? У нее как у космонавта всё — и сердце, и давление». Вот и космонавт теперь…

Утром 5 июля бабушку положили в госпиталь, а вечером она умерла.

— 6 июля мы приехали, нам сказали, что справка будет через два дня. Мне дали телефон, по которому можно звонить. Я полчаса ждала своей очереди — в итоге мне сказали, что это поликлиника. А сегодня мы пришли — справка не готова, но вроде делают ее сейчас. Нам еще в ЗАГС потом, поэтому даже не знаем, когда хоронить. А она же не лежит тут как в кино — на носилках и в холодильнике. Они же как дрова в морге лежат, — говорит внучка.

Похороны обойдутся в круглую сумму. По словам девушки, как только сотрудники ритуальных агентств слышат, что тело нужно забрать именно из 11-й ковидной больницы, то ценник сразу повышается до 40 тысяч. Кремация еще дороже. Хотя несколько лет назад кремировать умершего человека можно было за 25 тысяч.

В итоге мама и дочь все-таки получили в этот день справку о смерти бабушки. Среди прочих диагнозов был указан ковид.

Следом пришла еще одна семья: довольно молодая, но уже с седыми волосами бабушка, мама и внук. Бабушка одета в черное и убита горем — по-другому и не скажешь. Она задает дочери вопросы с надрывом в голосе, держится за перила и смотрит в пол.

— И что, я его не увижу, что ли? — очень громко спрашивает она и замолкает. Но ответа как будто не ждет.

Кто-то из этой семьи начинает громко стучать в справочное окно, но на стук никто не отзывается.

Черные пакеты

Через некоторое время возвращается ритуальный агент Татьяна. Тут же подходит девушка — вся в черном, включая туфли на каблуке и солнцезащитные очки. Ее зовут Анастасия. Она спрашивает у Татьяны, как здесь всё устроено.

— У вас с собой два паспорта?

— Только свой, а так — паспорт в больнице, как и всё остальное.

— 341–16–54 — справочная, звоните. Скажете фамилию, где лежал до реанимации человек, и вам вынесут вещи. А потом уже в морг, сюда же, в это окно, сдадите два паспорта, включая свой.

— Занято пока. А до этого звонила — никто трубку не брал. Такое чувство, что сняли. А если она попала в реанимацию, то вещи там?

— Нет, в палате.

И вот Анастасии выносят вещи в черном пакете — обычно осенью в такие собирают увядшую листву. Из этого пакета торчит красная палка — похожа на те, что используют для скандинавской ходьбы. Видимо, ее мама ходила с ней. Отдельно к этому мешку прилагается прозрачный пакет для документов.

Настя не стала ничего обрабатывать, открыла пакет с документами и понесла паспорт в окошко. Татьяна советует снять обложку. Это, конечно, очень страшно: люди отправляют на лечение в больницу живого человека, а после, не имея возможности увидеть его перед смертью (только уже мертвого — через окошко гроба или по фотографии из морга по WhatsApp), получают такой черный пакет.

Когда я увидела этот пакет, то обратила внимание на мешок в правом углу крыльца. До этого думала, что это обычный пакет с мусором. Нет, он точно такой же, какие выдают родственникам умерших. Приглядываюсь: действительно, к пакету прикреплен листок с фамилией и датой. Видимо, кто-то накануне получил вещи и не стал их забирать. И вот уже второй день они лежат на этом крыльце — никому не нужная память.

«За полтора дня умерла»

Уже почти полдень. Настя рассказывает, что о смерти мамы ей сообщили позавчера. Ну как сообщили — она несколько часов пыталась дозвониться до реанимации, чтобы узнать о ее состоянии. Связаться с медиками удалось только в 16:00. Они сказали, что ее мама умерла в 13:00. Вчера Настя пришла за вещами и справкой, но сотрудники ковидария еще не успели их подготовить. Сегодня она вновь тут.

Анастасия рассказывает, что год назад они всей семьей переболели коронавирусом, а нынче опять заразились. Настя и ее дочь переболели легко, а мама — нет.

— У мамы температура в больнице спала, сатурация была 88, а после — 94. А потом звонит мне и говорит, что ее в реанимацию переводят. Ее под маску положили — и всё, за полтора дня умерла, — горюет Анастасия. — А ровно год назад у нас сноха умерла... На нервах была, на работу до последнего ходила... Скольких она перезаражала?!

Сама Настя недавно сдала анализ на антитела — G у нее уже не было, а М показались, то есть сейчас она все еще находится в стадии болезни. Пока мы говорим, к моргу подъезжает уже шестая машина, на этот раз черная. А потом и седьмая — черно-красная. Татьяна как эксперт объясняет: этот автомобиль от крематория.

— Гроб закрытый будет? — уточняет Анастасия у ритуального агента.

— Да, закрытый, можно с окошечком. Пакеты обязательны, но когда с окошечком, то лицо оставляют открытым. Люди сильно меняются — на 12 сантиметров.

— Уменьшаются?

— Нет, увеличиваются, вытягиваются. Видимо, мышцы расслабляются. Поэтому нужно, чтобы одежда была не тесной.

Мы втроем наблюдаем, как из морга выносят полностью открытый гроб, без пленки. К нему подходят попрощаться люди с похоронными цветами. Одна женщина трогает тело, поправляет покрывало.

Ритуальный агент Татьяна предполагает, что у умершего нет коронавируса и пневмонии, поэтому родственникам разрешили попрощаться таким образом. Впрочем, сотрудники ритуальной службы во время прощания стоят чуть поодаль — в полном защитном обмундировании.

Тем временем из морга снова выносят открытый гроб без крышки, а потом еще один, тоже открытый. Его заносят в ту же машину. Следом в кузов забирается сотрудник агентства с большим рулоном пленки. Спустя некоторое время катафалк отъезжает. Его место занимает другой автомобиль — судя по опознавательным знакам, из крематория. А предыдущий открытый гроб и родственники все еще остаются на своих местах.

Ритуальный агент Татьяна до последнего считает, что у этого умершего нет пневмонии или коронавируса, а мы с Анастасией как-то сомневаемся. И все равно сильно удивляемся, когда после прощания тело накрывают покрывалом, гроб закрывают и на наших глазах начинают обматывать пленкой. Потом загружают в обычную машину и увозят.

Я фотографирую эти машины для подтверждения. После окончания прощальной церемонии те самые родственники, которые прощались с открытым телом умершего, подходят ко мне и начинают угрожать, что отберут телефон.

Тем временем уже наступило 12:00.

— Вот мы с вами и отработали сегодня день, — говорит ритуальный агент Татьяна и направляется к выходу с территории больницы.

«Умер, но это такой же человек — вчера бегал»

По дороге спрашиваю у Татьяны, каково это — каждый день сталкиваться с горем.

— Работа в ритуальной службе меняет мозг. Ты живешь как стрекоза, лето красное: где-то не хватает времени на маму, а потом раз — и думаешь, что же я тут не помог. Всё думаешь, что еще будет время, а времени нет. Как правило, когда нас вызывают, то люди уже пережили пик горя, какое-то принятие происходит, понимают, что нужно хоронить. Умер, но это такой же человек — вчера бегал.

Если родные горюют после смерти человека, значит он хорошо прожил жизнь. Так считает ритуальный агент Татьяна:

— А иногда знаете как бывает? Говоришь: «Примите соболезнования», а тебе в ответ: «Да какие соболезнования, у меня праздник вообще-то». У меня от этого мозговой конфликт поначалу был. Понятно, что есть горе твое — это одно: я отца хоронила, а это всё равно работа, не так больно. Но это не значит, что ты черствый и какой-то не такой. Мы же живые люди. Иногда слезы еле сдерживаешь. Однажды осенью дождь шел — грязь, лужи, а женщине выдали вещи дочери. Она прямо упала в них и рыдает. Мы все, кто там стоял, плакали.

В этот день с 9 до 12 — за три часа — из 11-й больницы увезли 9 тел. А сколько еще ковидных госпиталей по городу и других больниц, в которые люди тоже попадают с коронавирусом.

«Статистика не отражает реальные данные»

В здании ЗАГСа на Потанинской есть отдел, где выдают акты о смерти. Также там расположен филиал ритуальных услуг. Из-за этого в здании всегда есть очередь из людей, которые оплачивают места на кладбище, занимаются организацией похорон и хотят получить свидетельство о смерти. Когда я приехала в ЗАГС (около двух часов дня), то в очереди было человек 10, но люди быстро получали услуги, уходили, на их место приходили новые.

Кажется, что здесь больше агентов, чем родственников. Их отличают спокойствие и какая-то деловая суетливость (им же нужно забрать не один документ, а сразу на нескольких клиентов и бежать дальше), отвлеченность от происходящего, яркая одежда, например солнечно-желтая кофта или ярко-красные кроссовки. Родственники же обычно одеты в серые, темные, невзрачные вещи. И у многих слезящиеся глаза. Подхожу к некоторым — у них действительно умерли близкие люди, но не от коронавируса. Некоторые отвечают и добавляют: «Не от коронавируса, слава богу!».

Агентов же собралось уже 7 человек. Практически все получали документы не на одного человека, а примерно на пятерых. Слышно было, как кому-то из них звонили из агентства и говорили о новых клиентах. Многие агенты то спешили, то отказывались говорить, но один — Валерий — согласился со мной поговорить:

— В июне смертей стало больше примерно в два раза. Машины расписаны на два-три дня вперед. Смертность высокая. Статистика, конечно, не отражает реальные данные. Если ее всю опубликуют, раскроют, то должны всех закрыть вообще, и экономика рухнет. Это я говорю только о подтвержденных случаях, а сколько неподтвержденных... И это же не только ковидные госпитали. Вот ковид — клиника Мешалкина (показывает мне справку). Очень много в 11-й больнице, горбольнице, на Якушева, Мухачева, в Пашино, на Одоевского. Везде ковид. Мне кажется, третья волна жестче, чем вторая. Много людей полных, с хроническими заболеваниями.

Этот ритуальный агент утверждает: 70% всех смертей сейчас — от ковида.

«Ты чего с ней говоришь? Поймет, что у нас коронавирус»

Идет уже четвертый час. Агенты подсказывают мне, что поговорить с родственниками возле какой-то из ближайших больниц будет сложно — основной поток прошел до 14:00. Я иду к моргу горбольницы, который должен работать еще часа полтора.

Из открытой двери больницы выходит немолодая пара — муж с женой. Они узнают условия похорон у ритуального агента, который стоит тут же. Невольно слышу, что их близкий умер от коронавируса, но говорить они отказываются — спешат.

У входа в морг стоят еще две женщины в черном: одна — выше и старше, другая — ниже и моложе. Та, что постарше, начинает рассказывать мне про умершего мужчину, но вторая грубо прерывает разговор. Я ухожу и слышу, как она поучает свою мать:

— Ты чего с ней говоришь? Поймет, что у нас коронавирус.

В такие моменты понимаешь, что коронавирус и «красная» зона распространились уже далеко за пределы ковидных госпиталей. Сейчас весь Новосибирск как будто одна сплошная «красная» зона. Только вот осознаешь это, когда оказываешься по ту сторону болезни или лично соприкасаешься с трагедией. Этот день для меня закончился тем, что я узнала о смерти 36-летнего соседа по дому от коронавируса, прощание с которым состоится только через три дня.

Истории новосибирцев, потерявших близких из-за ковида

Сибирячка Галина Жуловян в январе 2021 года похоронила отца: из-за коронавирусной инфекции гроб был закрытым, но сначала диагноз не был отражен в свидетельстве о смерти.

Еще одна жительница Новосибирска до сих пор пытается разобраться с помощью прокуратуры и суда, что отключение кислорода в больнице № 11 повлияло на то, что ее отец умер. Подробности этой истории читайте тут.

Сибирячка Надежда Аристова в конце ноября потеряла маму, которая болела коронавирусной инфекцией. Она считает, что этого можно было бы избежать. И вот почему.