«Он жил на кладбище»: как потерявшие близких во взрыве на Линейной пережили два года после трагедии — пять личных историй

С момента взрыва газа в доме на Линейной, 39 прошло два года. Суд вынес приговор лжегазовщикам Евгению Кавуну и Ирине Урбах, а скоро перейдёт к рассмотрению апелляционной жалобы. То, что осталось от дома, уже давно снесли, а бывшим собственникам и потерпевшим выплатили компенсации. Но забыть о трагедии они не могут — уже второй год подряд они собираются на пустыре, где когда-то стояла их многоэтажка. Истории о потере близких, попытках увековечить память, несправедливости и борьбе со страхами — в материале НГС.

Новосибирец Денис Краснощёков не жил в доме на Линейной, 39, но оказался одним из первых невольных свидетелей трагедии. Рано утром 9 февраля он ехал на работу и услышал громкий хлопок. Затем на его машину что-то посыпалось — Денис подумал, что с крыши сошёл снег, но это были обломки пятиэтажки.

— Я выхожу и вижу: дома больше нет. Женщина кричала, мужчина кричал, я спросил у кого-то адрес, позвонил в МЧС. Мимо проходил мужчина, мы с ним побежали по подъездам будить людей. Большинство, конечно, сами проснулись, потому что бахнуло знатно, — вспоминает события того утра Денис. — Слышали, как под завалами кричала женщина, но не было понятно, где она находится. Очень быстро приехали спасатели, нас всех повыгоняли и приступили к эвакуации.

Денис Краснощёков считает, что ему повезло. Когда он вернулся к машине, то увидел, что она сильно повреждена обломками, а заднее стекло пробило насквозь.

— А когда во дворе увидел, что входную дверь вынесло из дома метров на тридцать, то поблагодарил бога, что не попало. Я, конечно, не взрывотехник, но, когда побежал будить людей во втором подъезде, меня удивило, что рама завалилась внутрь. Будто что-то всосало её. А потом, уже на суде удивился, когда специалисты говорили, что экспертизы составили по показаниям свидетелей, — говорит очевидец взрыва.

Через год после трагедии Денис отпраздновал свой второй день рождения — 9 февраля купил торт. В этом году отвлёкся и забыл, но уведомления из суда о приговоре и последующей апелляции регулярно напоминают о тех событиях.

— Летом 2023 года мы переехали в новую квартиру, делали ремонт долго. Живём там, в мае 2023-го у меня родился пацан — жизнь кардинально поменялась. Всё стало по-другому: заботы, хлопоты. Но в целом всё хорошо, — продолжает Денис. — Живём в Затоне с видом на город, красиво. Бывает, что вспоминаю про Линейную. Мой гроб (пострадавший в день взрыва автомобиль. — Прим. ред.) тоже напоминает — всё стоит, никак его не продам.

Историю Дениса Краснощёкова НГС рассказывал ранее — новосибирец, помогавший жильцам в первые минуты после взрыва, так и не добился компенсации за уничтоженный автомобиль. За два года ситуация не изменилась, и он бросил эти попытки.

За историей 7-летнего Нурика, который чудом успел выбежать из дома после взрыва, следил весь Новосибирск. Так же пристально новосибирцы наблюдали за судьбой матери мальчика — 44-летняя Айжаныл не смогла покинуть квартиру, её завалило бетонной плитой.

Пострадавшую спасли и госпитализировали с тяжёлыми травмами. Операция длилась четыре часа и прошла успешно, но Айжаныл скончалась из-за оторвавшегося тромба в Бердске, куда её направили на реабилитацию.

Вдовец Айжаныл и отец Нурика Фархат Каримжанов в момент взрыва был на работе. На суде он пытался доказать, что его жена погибла от последствий трагедии, но экспертиза утверждала обратное.

— В иске не отказали, но сказали, что подавать его надо в гражданский суд, а не уголовный. А для этого надо нанимать адвоката, госпошлину платить большую — на это нет денег, — рассказал НГС близкий друг Фархата Саша Низамов, представлявший его в суде (сам вдовец плохо говорит по-русски).

На одном из заседаний по делу о взрыве стало известно, что вдовец подал иск на 147 миллионов рублей — в сумму вошли как имущественный ущерб и компенсация из-за смерти Айжаныл, так и расходы на её похороны в Кыргызстане.

— То, что её сразу увезли хоронить в Кыргызстан, было их ошибкой — вскрытие не сделали. Но к суду у нас никаких претензий нет, по нашей просьбе сделали повторную медицинскую экспертизу, — объясняет представитель Фархата Каримжанова. — Я считаю, что срок дали справедливый им (Евгению Кавуну и Ирине Урбах. — Прим. ред.), мы думали, что их могут вообще отпустить.

Обоих детей — Нурика и его старшего брата Нурэла — отправили на родину, они живут у пожилой матери вдовца. Фархат Каримжанов продолжает жить в Новосибирске и пытается накопить денег на первоначальный взнос, чтобы взять в ипотеку жильё и перевезти детей обратно.

— В первую очередь он сейчас вспоминает про своих детей, только о них заботится, сейчас это смысл его жизни. Он не женился — не хочет, чтобы у детей другая мама была. У Нурика сейчас всё хорошо: психологическое состояние в порядке, здоровье тоже. В школу ходит в Кыргызстане. Очень умные дети, — рассказал Саша Низамов.

Новосибирец Константин Белик 9 февраля потерял жену Надежду и двухлетнюю дочь Ангелину. В квартиру на Линейной, 39 семья въехала в 2021 году и закончила ремонт всего за пару месяцев до трагедии. Жильё Константину досталось от родителей, когда он вернулся из Новокузнецка — туда его отправили по распределению после учёбы, вспоминает мать вдовца.

— Сделали ремонт: пол снимали, вообще всё делали, всю мебель поменяли. Последний диван у них пришел в ноябре 2022 года — на нём девочки и спали, когда квартира разломилась пополам. Сын тоже в этот момент был в квартире, но в другой комнате — он заболел, поэтому отлёг от них, а девочки спали в спальне, — рассказала Татьяна Мурзина.

Последний раз Татьяна Александровна общалась с Надеждой вечером 8 февраля. 9 февраля у супруги Константина был день рождения.

— Утром я Надю поздравила — открытку отправила «С днём рождения». У меня до сих пор две серые галочки в «Вотсапе» горят — то есть она её не прочитала. Я отправила в 07:33, взрыв был в 07:41, — говорит Татьяна Александровна и начинает плакать. — А в 07:42 мне уже сын звонит и кричит, буквально орёт в трубку: «Быстрее приезжайте! Мама, у меня больше нет семьи! Мама, дом взорвался!» Он работает на площади Калинина, тут же развернулся и поехал обратно.

Время, уверена мама Константина, не лечит, потому что любой разговор на тему трагедии навевает страшные воспоминания. Жену и дочь Константина похоронили на Краснообском кладбище — семья планировала переехать в посёлок. Поначалу работники кладбища пугались приходящего поздно ночью мужчины, но затем узнали его историю и привыкли, вспоминает Татьяна Александровна. Справиться с горем Константину помогли коллеги.

— Он жил на кладбище — в 3 часа ночи мог уехать, бывало, в 2 часа проснется и говорит: «Всё, я поехал, девочки зовут». Всё было очень плохо. Первое время не спал, не ел, по ночам вообще просто ревел, — говорит мать вдовца. — Но коллеги его вообще молодцы — настолько сильно объединились вокруг него. У него такие друзья сильные, его везде приглашали, ну то есть вытянули они его, вытянули. Безусловно, он всю жизнь будет с этой болью жить, но по крайней мере он на сегодняшний день начал разговаривать и улыбаться.

Спустя два года Константин всё так же регулярно навещает супругу и дочь — в день, когда корреспондент НГС общался с Татьяной Александровной, он был на кладбище. Там безутешный вдовец установил самодельную ёлку с гирляндой.

— Почему, говорит, у всех детей есть ёлка, а у моей нет? — приводит мать слова сына.

Мать и сын не считают приговор Евгению Кавуну и Ирине Урбах справедливым. Уже больше года они добиваются, чтобы лжегазовщиков судили по статье о мошенничестве. Татьяна Мурзина считает, что у следствия было достаточно доказательств, чтобы предъявить виновникам больше обвинений.

Мурзины обращались в приёмную главы Следственного комитета Александра Бастрыкина, писали жалобы в прокуратуру, МВД и суд, но в каждой инстанции их перенаправляли в другие ведомства.

— За 16 жизней получить десять лет — я считаю, что это несправедливость. Получается за одну жизнь по полгода, если мы математически всё это разделим. Суд должен был учесть, что они мошенники, что они всё-таки обманывали людей. Они не просто предоставляли услугу, не отвечающую требованиям безопасности, а именно обманывали, — возмущается Татьяна Александровна.

В своём обращении к Александру Бастрыкину Татьяна Мурзина отметила, что лжегазовщики рассказали следователям, как меняли газовое оборудование в нескольких домах в Омске и Новосибирске летом 2022 года, но эти показания по какой-то причине не проверили. В ответе сказано, что в обращении «не имеется вопросов, относящихся к компетенции Следственного комитета».

Галина Шевашкевич 9 февраля потеряла брата и мать. Рано утром она была на работе, когда ей позвонили и сообщили о взрыве. Шансов на спасение у родственников Галины не было — о квартире в эпицентре напоминал лишь клочок обоев, каким-то образом оставшийся на стене.

В квартире должна была находиться и дочь Галины, но ей повезло: именно в этот раз впервые в жизни женщина отпустила её ночевать в гостях.

— Это третий подъезд — тот, где всё повалилось. Они сгорели заживо, насколько я понимаю. Брата мне по ДНК определили и в пакетике вернули, а маму всю обгорелую кое-как опознала, по ДНК сошлось. Я не знаю, как это развидеть. Наверное, уже никогда не получится, — говорит Галина.

До трагедии Галина Шевашкевич работала в полиции. Через год она была вынуждена уйти в отставку в звании лейтенанта — продолжать службу стало невозможно. Страшные события по сей день дают знать о себе. Например, Галина больше не может жить в квартире, поэтому переехала в частный дом.

— Я в госпиталь загремела с давлением 170, на антидепрессантах почти год была и в итоге уволилась. Стало плохо с памятью, и вообще здоровье подкосилось: давление до сих пор меня беспокоит, головные боли, панические атаки бывают. В квартирах я теперь жить не могу — максимум могу час–два находиться. У меня ужасные сны до сих пор: то я их спасаю, то меня заваливает, то ещё что-нибудь, — продолжает Галина Шевашкевич.

От воспоминаний о трагедии женщину отвлекает уход за частным домом, огородом и животными. Дочь Галины, которой на момент взрыва было 20 лет, тоже тяжело переживала случившееся — её долго одолевали панические атаки.

Сложностей добавили и бюрократические вопросы. Например, Галина так и не смогла получить компенсацию за гибель брата, которого она воспитывала с самого детства.

Галина считает, что на месте дома на Линейной, 39 должен появиться мемориал, и опасается, что вместо чего-то в память о трагедии там могут построить новое жильё. Для сибирячки это место, где похоронены её родственники.

— Я понимаю, что это очень лакомый кусочек — кто-то уже даже говорит, что Москва землю купила, будут что-то строить. Но там строить ничего нельзя, потому что это могила, там в мучениях погибли люди. Большая братская могила, — считает она.

Возведение мемориала на месте разрушенного дома — общее желание всех людей, переживших трагедию, говорит Виктор Квитко, который был старшим по дому. Уже второй год подряд потерпевшие 9 февраля собираются на пустыре, возлагают цветы и поддерживают друг друга. Бывших соседей беспокоит, что от городских властей до сих пор не было конкретных предложений о том, как увековечить память о погибших.

— Мы изначально обращались в мэрию, наши активисты даже собирали подписи. В основном отвечают, что мэрия думает над этим вопросом — не отказывают, но пока ничего не сделали, конкретных ответов нет. Все бывшие жильцы хотели бы, чтобы на этом месте появилась аллея памяти, — говорит Виктор Квитко. — Может, поставить какой-то мемориал, где можно почтить память. Ну или просто сделать аллею, где могли бы люди посидеть на лавочке, прогуляться с ребёнком — у нас не так уж много скверов и парков, больше шлагбаумов и парковок.

Большинство бывших жильцов дома продолжают общаться по сей день. Многим сложно смириться с тем, что места, в котором выросли они и их дети, больше не существует.

— Всем больно вспоминать, особенно тем, у кого в трагедии погибли близкие люди — их боль даже представить нельзя. Многим жильцам квартиры перешли по наследству, они всю жизнь там провели. Даже переехав на новое место, они постоянно вспоминают свой дом, свои палисадники у подъезда. Люди же очень сильно привыкают к своему месту. Больно, что все соседи, которые раньше общались между собой, расселились по разным уголкам нашего города, — продолжает бывший старший по дому.

Виктор говорит, что не все потерпевшие согласны с приговором. Особенно это касается тех, кто потерял в трагедии близких.

— Многие считают, что срок можно было больше дать. Но общее мнение, что приговор справедливый. Это ведь должно послужить уроком будущим мошенникам — они должны задуматься, что им могут дать очень большой срок, и они больше не вернутся в общество. А в нашей стране сейчас очень много мошенников, такое нужно очень жёстко пресекать, — выражает общую мысль он.

Виктор вспоминает, что долго не мог прийти в себя после взрыва. Помогло то, что он полностью ушёл в работу и заботу о семье.