«Многим некуда идти»: истории бойцов ЧВК, уходивших на фронт с зоны — одни учат детей и помогают своим, вторые — снова в тюрьмах

Сколько именно осужденных жителей Новосибирска и области заключили контракт с ЧВК «Вагнер» и ушли на фронт прямо из-за колючей проволоки, точно неизвестно. Только в единственной тогучинской ИК-18 за первые дни вербовки, по свидетельствам родни арестантов, решились на это больше 200 человек. По словам посетившего город в мае 2023 года основателя ЧВК Евгения Пригожина, всего воевать по стране ушли около 50 тысяч осужденных, не отбывших свой срок до конца. В том числе — люди, сидевшие за разбои, грабежи, убийства и другие тяжкие и особо тяжкие преступления. После окончания контракта не все, но многие оставшиеся в живых бойцы, вернулись в Новосибирск, а в стране заговорили о возможном грядущем всплеске криминала. Согласно официальной статистике прокуратуры Новосибирской области за 9 месяцев 2023 года количество тяжких и особо тяжких преступлений увеличилось по сравнению с аналогичным периодом прошлого года более чем на 20%. Однако прирост дали не убийства, а мошенничества. Спустя полгода после возвращения первых вагнеровцев журналист НГС решила узнать, как складываются жизни «штрафников», выслушала истории тех, кто пытается начать жизнь с чистого листа, и вспомнила криминальные драмы с бывшими бойцами ЧВК.

Военно-патриотический клуб «Искра» собирается на занятие в три часа дня в актовом зале. Мальчики и девочки на вид младшего подросткового возраста — неровный строй с проблесками ярких футболок среди камуфляжа, кроссовки, обильные возрастные прыщики едва ли не на половине лиц. Их руководитель пытается включить свет так, чтобы не загорелся одновременно и разноцветный дискошар. Наставники юного поколения — несколько человек в камуфляже и маске — терпеливо ждут, пока дети встанут в шеренгу, рассчитаются на три и наконец будут готовы впитывать новую информацию. Как обращаться с оружием, дроном-разведчиком и оказывать первую помощь прямо на поле боя.

Самой актуальной информацией по этим трем пунктам в последнее время владеют те, кто недавно вернулся из зоны боевых действий — бойцы ЧВК и другие добровольцы (мобилизованные остаются в зоне боевых действий и, согласно официальным разъяснениям, вернутся домой после окончания СВО).

— Это у нас врач, это диверсант-подрывник… правда, ему нечего здесь подрывать, это — по «птичкам», по беспилотникам, — Представляет своих товарищей худощавый мужчина на костылях и в вагнеровской кепке.

Лица он, как и врач, не скрывает.

Пока мальчишки и некоторые девочки с явным энтузиазмом трогают все представленные виды оружия, вагнеровец представляется Евгением Петровым и рассказывает, что происходит в зале.

— Занимаемся военно-патриотической подготовкой детей, потому что это важно, нужно… […] Молодежь должна понимать, что творится в нашем мире, и не за компьютером сидеть, а заниматься патриотическим движением, как это делали наши отцы, матери в 80-е и 90-е годы при СССР.

Опыта работы с детьми у Евгения как такового нет, и получает он его непосредственно в процессе. Зато энтузиазма хватает: бывший штурмовик говорит, что учат детей здесь не по приказу сверху, а от чистого сердца.

Ту часть биографии, которая составляет старую жизнь, он озвучивает кратко и без особых подробностей: в конце девяностых — начале нулевых был каратистом, а дальше повторил судьбу многих спортсменов: совершил преступление и попал в колонию.

— Раньше спортсмены чем-то все занимались таким… — неопределенно взмахивает он одной рукой (вторая придерживает костыли). — Это же остаток тех времен, так что я бизнесом занимался и спортом. […] За разбой сидел. С лагеря в ноябре 22 года ушел [на СВО]. В феврале я получил ранение, потом по госпиталям, и вот сейчас — здесь.

На вопрос о том, как он относится к тому, что судимые теперь работают с детьми, Евгений уверено отвечает, что всех, кто сейчас демонстрирует школьникам автоматы, боевой опыт кардинально изменил, и сам он не исключение:

— У меня кругозор полностью поменялся. Я понял, что такое смысл жизни. Что такое родина. Война. Для чего я вообще рожден… я благодарен, что у меня был такой опыт, такой случай. Я доказал, что я другой человек. В первую очередь для себя и для родителей, — утверждает он. — Если не ехать туда, надо хотя бы молодежь поднять. А ехать не могу: у меня ранение.

Теперь он определяет себя в первую очередь как патриота, а во вторую — как отца (хотя завести собственных детей Евгений еще не успел). На вопрос, можно ли назвать его общественником, отвечает утвердительно:

— Мы встречаемся с теми, кто возвращается, разговариваем. Можем найти работу, устроить куда-то в охрану, на заводы, на предприятия. Можно сказать, работаем, как психологи, но только психолог не представляет, что на фронте происходило, а тот, кто уже там был, и мозг его не может возвратиться с СВО, мы ему помогаем: мы ведь друг друга понимаем, — утверждает Евгений.

Собственная его жизнь, кажется, теперь расписана полностью: в планах поступление в РАНХИГС на специальность муниципальное управление, хотя привлекают вагнеровца проблемы федерального уровня: все то же патриотическое воспитание подростков и решение проблем военнослужащих, которые возвращаются в Россию.

Уже сейчас, по словам Евгения, бывшие военнослужащие из различных ЧВК объединились в НКО «Патриотическое единство», чтобы помогать друг другу, тренировать бойцов и учить детей. В организацию бойцы вложили заработанное, но на что будет существовать организация, когда средства закончатся, не очень понятно.

Напротив скамейки, на которой сидит Евгений, врач «вагнеров» рассказывает, как обезболить раненого в полевых условиях: о том, что анальгетики порой бывают просроченными, а действие некоторых из них можно продлить при помощи барбитуратов, например, обычного корвалола.

Дети, самым старшим на вид не больше 14 лет, напряженно, почти не моргая, смотрят и слушают. Кажется, не понимают абсолютно ничего, и от этого становится немного спокойнее. На мой взгляд, это слишком странное понимание.

Случай Евгения Петрова и его товарищей не то, чтобы уникальный, но и не самый частый. Многие бывшие ЧВКшники, ушедшие на СВО прямо со шконки, возвращаются и обнаруживают, что дома их никто не ждал, а иногда и дома никакого нет. Вдобавок многим вчерашним штурмовикам жгут карман огромные для них выплаты. В итоге люди, которым более привычен статус подозреваемых и обвиняемых, впервые оказываются в роли потерпевших.

Бывший «вагнеровец» Геннадий Масленников — социальный сирота. Худенький, со слегка оттопыренноми ушами, на вид — мальчишка, в свои 26 лет успел побывать и в тюрьме, и на фронте. В колонию попал, по собственным словам, за групповой угон: весело провел время с приятелями. За полгода до окончания срока подписал контракт с ЧВК «Вагнер» и отправился на территорию Украины.

12 мая, когда закончился контракт, вернулся в Новосибирск. Отметил новую жизнь с боевым товарищем — и в итоге остался не только без заработанных денег, но и без документов.

Имя вора, говорит Масленников, отлично знает, но никуда обращаться не стал.

Обратиться в социальный центр для бездомных ему посоветовали буквально на улице, и особых альтернатив у Геннадия не было.

— Что-то делать, чтобы потом опять в колонию? Нет, меня на это не тянет, — криво улыбается он.

Оказавшись в центре благотворительного фонда «Фавор» (работает он с Новосибирской епархией РПЦ, но принимает постояльцев независимо оттого, верят ли они хоть во что-то; когда помещения гостиницы показывают журналисту НГС, в одной из комнат пожилой мужчина совершает намаз), парень сначала получил койку и работу на стройке. Потом, через пару месяцев, стал помощником руководителя — кем-то вроде завхоза, в социальной гостинице. На фоне разношерстных обитателей центра, многие из которых значительную часть жизни провели на улице, он выделяется своей организованностью.

— У нас есть и бомжи, которые устали жить на вокзале, и вахтеры, которых «кинули» на зарплату, а кого-то выгнали жены. Когда начала возвращаться первая волна вагнеровцев, кто ушел из лагерей, очень много стало вагнеровцев. Человек 15–20 только у нас. Но на самом деле все эти ребята, кто у нас, адекватные. После ранений из военного госпиталя тоже приезжают — перечисляет заместитель руководителя фонда Артем. — Они выходят из госпиталя, на вокзале выпивают — и местные вокзальные воришки их обкрадывают. Чтобы их как дезертиров не посадили, мы восстанавливаем им документы.

— Как по вашему опыту, есть люди, которые вернувшись и пожив мирной жизнью, заключают повторный контракт и возвращаются на СВО?

— Я таких не знаю. Все остаются в области, работают, семьи заводят.

Собирается жениться и Геннадий, который познакомился с девушкой здесь же, но рассказывать о планах на будущее стесняется.

— Вы планируете здесь жить или самостоятельно?

— Ну потом, конечно, квартиру снимем, — задумчиво предполагает бывший боец. — Пока здесь.

Часть бывших штурмовиков «Вагнера» приходит в социальные гостиницы не от того, что с ними произошла беда, а из прагматичных соображений, но кажется, все равно боятся далеко уходить от коллектива. Живущий в комплексном центре на улице Восточный поселок Андрей Приходько и сумел сохранить свои деньги, и владеет жильем в родном селе Ярково, и при необходимости мог бы поехать к воспитавшей его бабушке в Алтайский край. У него есть и планы на жизнь, и девушка, с которой он познакомился еще до того, как попал под следствие.

Но говорит: дома работы нет, а ездить из Ярково в Новосибирск далеко.

— Здесь много знакомых у меня, люди хорошие. Есть даже те, с кем мы еще на Украине знакомы были, а сейчас вместе здесь живем, — говорит он. — А там вариантов нет, только пить. […] Я знаю многих, кто буквально в первые дни остался без денег. Многих сюда звал, и многие приходили. Многим просто некуда больше идти.

Как и Геннадий он по сути работает помощником руководителя, но отвечает не за быт гостиницы, а за работу других постояльцев. В основном бывшие вагнеровцы — как и бывшие бездомные — работают разнорабочими на стройках.

— Есть среди ваших знакомых те, кто вообще не может в мирную жизнь войти?

— Есть много тех, кто снова подписал контракт и ушел обратно. Многие. Но больше тех, кто возвращается в мирную жизнь. По мне лучше здесь, чем там. Я считаю, что я полностью искупил свою вину.

Андрей, как и Геннадий, подписал контракт с ЧВК «Вагнер», когда находился за колючей проволокой, но отбывал наказание за куда более серьезное преступление — убийство.

— Это была случайность, — говорит он. — Драка. Я был трезвый, нормальный, просто так получилось. Я виделся с родителями того, кто умер, но они мне ничего не говорили. Может, простили.

Узнать это точно вряд ли возможно: как и остальные вагнеровцы, согласившиеся говорить, Андрей совсем не хочет вспоминать о подробностях преступления.

Но часть «вагнеровцев», вернувшихся в ту самую массовую первую волну конца весны — начала осени, рассказать свои истории не могут: для них новая жизнь, включающая деньги и помилование, оказалась очень короткой. Так, например, 23 мая Советский районный суд взял под стражу мужчину, которого обвинили в том, что он под угрозой гранаты и пистолета совершил развратные действия в отношении двух маленьких девочек 10-ти и 12-ти лет. Информацию по таким делам обычно не раскрывают в интересах потерпевших, но по данным источника НГС в правоохранительных органах, извращенцем оказался бывший боец ЧВК, который на тот момент всего несколько дней как вернулся в Россию. Позже это подтвердил сам Евгений Пригожин, добавив, что обратно в «Вагнер» мужчину не возьмут.

Других настолько же громких и шокирующих историй в Новосибирской области, к счастью, не случалось — в отличие, например, от Карелии, где в сентябре 2023 бывший ЧВКшник с другом зарезали шестерых человек.

Ранее журналист НГС Ксения Лысенко разбиралась, как и куда могут трудоустраивать бывших осужденных. Их могут не брать на работу из-за судимости, несмотря на то, что это запрещено.