Как ковид выкашивает семьи. Монологи людей, которые стоят в очередях за документами на умерших родных

Если первая волна коронавируса запомнится COVID-диссидентами, штрафами за нарушение масочного режима и недоверием к официальной статистике, то новости второй больше похожи на хронику необъявленной войны. Забитые больницы, где пациенты лежат в коридорах, а задыхающиеся от пневмонии люди проводят по десять часов в очередях. Скорые не справляются, антибиотики в аптеках достаются лишь счастливчикам, а морги переполнены и тела умерших складируют прямо на полу. В самом вихре этого коронавирусного урагана — обезумевшие от горя родственники жертв пандемии. И не только они. Журналист НГС Алёна Истомина поговорила с жителями Новосибирска, которые стоят в очередях за справками и свидетельствами о смерти. И поняла, что сегодня мясорубка под названием COVID-19 — это про каждого из нас. Даже если вы благополучно переболели, а вирус пока не затронул ваших самых любимых и дорогих людей.

К отделу ЗАГСа на Потанинской подъезжает черная «Газель». За углом в этом же здании находится контора ритуальных услуг, из которой мужчины задорно выносят гробы и ставят их в салон машины.

Седой старик тяжелым взглядом провожает снующих туда-сюда гробовщиков. Громко вздыхает и достает пачку сигарет. Его зовут Юрий, несколько дней назад у него умерла 93-летняя мать. Не от коронавируса. Такие, как он, в этой очереди — редкость.

— На экспертизу маму вчера увезли, — спокойно рассказывает он. — Там тоже очередина. Все после коронавируса. Моя старенькая уже, заразу эту заморскую не подцепила, так другая напасть случилась. Не можем никак похоронить. Уже всех подняли, до губернатора дошли. Говорят, пока справки все не соберете, не приходите. Уже и могила выкопана, всё. Всё сделано.

Юрий рассуждает, что кремировать дешевле, чем закапывать в землю. Но мать надо похоронить «по-людски». Семья уже выложила за предстоящие похороны больше ста тысяч рублей.

— Всё было ожидаемо. Мы года два уже ждали этого. Она не понимала ничего, старенькая уже была, — мужчина делает долгую паузу, выкидывает бычок и продолжает уже с какой-то озлобленностью. — Коронавирус уже замучил этот. Сколько людей умерло. В морге на горбольнице ужас, что творится. Никого не вывозят, складывают так просто, на пол. Своими глазами видел.

На улицу выходит сотрудник ЗАГСа — мужчина в утепленной синей куртке и спущенной на подбородок маске. Он слышит конец беседы и поддакивает — коронавирус, оказывается, и правда страшная штука.

— Тут битком людей, каждый день, — рассказывает он. — По 50–70 человек в очереди, сколько за день идет — не сосчитать. С четверга началось вот так. Сначала...

На улицу вылетает пожилой охранник, машет руками на сотрудника, шипит — замолчи, ты не уполномочен о таком рассказывать. Мужчина смущенно отходит в сторону.

Девять утра. Люди уже смиренно выстроились в коридоре. Вдоль стены расставлены лавочки, стулья, табуретки, но мест всё равно не хватает. Запись идет по списку, в котором уже 35 фамилий, а день только начался.

Сотрудниц, выдающих справки, отделяют от посетителей два стола, больше похожих на школьные парты, и стул. По ту сторону стола пахнет краской от принтера, кофе и усталостью. По телефону днем ранее мне сказали, что сейчас это единственное место в городе, где можно получить свидетельство о смерти. Есть еще ЗАГС на Немировича-Данченко, но он закрыт — все сотрудники на больничном.

— На Немировича открылись, с сегодняшнего дня заработали, — радостно кричит в трубку девушка в облегающем черном платье, проходя мимо посетителей. — Может, у нас поменьше народу теперь станет.

С другой стороны стола от вжавшихся в кресла людей веет обреченностью и горем. Удивительно, как состояние, когда плакать от боли уже невозможно, делает лица людей похожими друг на друга.

Елена приехала сюда к шести утра, чтобы занять очередь, и уже была второй. Говорит, что перестраховалась — свидетельство ей надо забрать сегодня, завтра уже кремация.

— У знакомых умерла тетка, а я просто помогаю с похоронами, — сбивчиво начинает объяснять женщина. — Коронавирус. В семье три человека в больнице, а хоронить-то надо. Хорошо, что в 11-й больнице отвечают хорошо, врач идет на контакт. Договорились, что будет звонить один человек, чтобы не дергать врача. Всё было прекрасно, на кислороде, организм боролся. А сейчас — уже тяжелое состояние. И это парень, 1986 года рождения. Умерла тетушка, 60-й год рождения, но болезней была куча, всё объяснимо. А тут — молодой и здоровый парень. У них очень большая семья, дружная, все друг друга поддерживают... Целая семья, одна умерла, трое в больнице до сих пор, один из них в тяжелом состоянии. Понимаете?

Сама Елена к коронавирусу относится с философией — ничего не поделаешь, если заболел, значит, судьба такая. Женщина соблюдает все меры предосторожности, но считает, что маска и антисептик — не панацея.

К десяти утра листочек со списком пропадает, в силу вступает закон живой очереди. Находятся недовольные, кто теряет того самого, за кем занимал.

— А вот похоронные совсем оборзели, если ковид — на десять тысяч дороже теперь хоронить, — громко упрекает кого-то девушка.

— Да они вообще на похороны ценник загнули, как начался этот ад, так цены взлетели вообще на всё! — оживляется женщина, которая до этого разговора молча разглядывала объявления на стенах ЗАГСа.

После последней реплики представительница одного из похоронных агентств закатывает глаза.

— В медицине бардак, нас всех медленно убивают, — грубо поддерживает разговор мужчина в спортивном трико. — Сейчас не только от ковида, от всего умереть можно. Лечитесь сами. Лекарства тоже, видимо, самим надо готовить. Что дальше?

Марина приходит в ЗАГС за повторным документом, она уже успела похоронить свою 71-летнюю бабушку. На Потанинскую пришла сразу после смерти, два дня простояла в очередях и не выдержала — наняла похоронного агента.

— Сказали, что короны нет, но и попрощаться с ней не разрешили, — грустно говорит девушка. — В закрытом гробу хоронили. Всё это было неожиданно. Бабушка заболела. Сначала лечились дома, потом температура поднялась до 38. Скорая приехала быстро, через сорок минут. Измерили температуру, кислород в крови. И вот четыре дня она пролежала в больничной палате. Потом в реанимацию, под ИВЛ. 4 ноября бабушка скончалась, организм не выдержал. Толком ни поговорить, ни попрощаться не успели. Нам ни в больнице, ни в палате, ни на похоронах не дали с ней попрощаться.

За похороны в закрытом гробу Марина с мужем отдали 40 тысяч рублей. Семья жила в одном доме с бабушкой, но брать анализ на коронавирус у них в больнице не стали. Сами они не проверялись.

— Организм молодой, нам заболеть не страшно, — рассуждает она. — Страшно больше за пожилых, за родителей, бабушек, дедушек. Я знаю, что сейчас болеют очень многие. Я с людьми работаю, у меня много моих туристов сейчас болеет. Ну и на работе ситуация тяжелая, границы-то закрыты. Вот выживать приходится.

У Михаила умерла мама, инсульт. Сама она из Краснообска, работала там поваром — прямо на работе женщине стало плохо, отнялись руки и ноги. Две недели она находилась в коме. Мужчина сам привез ее в Новосибирск, в частную клинику на МРТ.

— Привезли обратно в больницу. Ее там хотели выписывать, — негодует мужчина. — Как выписывать? Она лежит, у нее трубка, через которую она дышит. Прилетела сестра из Москвы, мы вместе хотели разбираться, как они могут в таком состоянии выписывать человека? В понедельник ее должны были выписать, а нам позвонили, сказали, что она скончалась.

Михаил написал заявление в прокуратуру — он уверен, что мама погибла из-за отсутствия должного ухода. Еще он считает, что больницы забиты и поэтому медики не обращают внимания на тяжелых пациентов.

— У нее началось какое-то кровоизлияние в желудке, — продолжает он. — Была неправильно вставлена трубка, за мамой просто никто не ухаживал. А нас не пускали туда, ссылаясь на пандемию. Я хотел уйти в отпуск, быть с ней, сам ухаживать. Потом мы с сестрой стали изучать информацию, поняли, что нужны специальные знания, там была сложная система кормления, шприцем через нос.

Он уже подобрал частную клинику и смирился с тем, что маму необходимо будет забрать. Но в тот же день ему сообщили о смерти матери.

— Я увидел ее всего раз, когда на МРТ возили, — объяснил он. — И всё. Слишком неожиданно. Да у нас всё неожиданно — мы не были готовы к тому, что за мамой не будут смотреть в больнице, а больницы не будут готовы к коронавирусу.

У Алексея умерла бабушка — мужчина не интересовался, что указано в графе «Причина смерти», да ему это и не важно. Сам он считает, что по всем симптомам это был ковид.

— Одну скорую вызвали, вторую, еле добились, чтобы госпитализировали, — рассказывает он. — Потом позвонили, сказали: забирайте, ей лучше. Мы только собрались ехать, звонок — хуже стало, перевели в реанимацию. И в реанимации она умерла. Вроде бы я еще утром с ней по телефону поговорил, она чувствовала себя нормально. А вечером умерла.

Попрощаться с бабушкой Алексею не разрешат: дистанция полтора метра от гроба, тело, завернутое в пакет, и вещи в гробу.

— А чего коронавируса бояться? — возмущается мужчина. — От туберкулеза больше народу помирает, чем от коронавируса. Все переболеют, это обычная разновидность гриппа. У меня бабушке было 83 года, вот она и не выдержала. А я-то выдержу.

— У меня мама еще в пятницу умерла, — рассказывает свою историю Мария. — Мы сначала с моргом бились, не могли взять справку, теперь тут с самого утра сидим. У мамы подтвержденный ковид, а у нас никто ничего не спрашивал. На мое негодование, что мы контактные, вместе проживали, а я с людьми работаю, мне так и ответили: «Работайте дальше». Сказали, что это моя социальная ответственность. Никто не взял бумагу, никто не посадил нас на самоизоляцию.

Женщина вспоминает, как ее маму с 30% поражения легких отказывались госпитализировать, пытались отправить домой. Полдня они всей семьей сидели в очереди рядом со здоровыми людьми. Госпитализировали маму Марии «со скандалом».

— Несмотря на то что я была в «красной» зоне, тест у меня никто не берет. Может, ковид, а может, и не ковид. Я сама сдала платный тест, седьмой день пошел, а он еще не готов. Я могу умереть за эти дни, не зная результата. Я могу болеть, опасность для людей представлять...

— Я вчера в морге была, там человек 15 стояли в очереди, — громко рассказывает девушка в белой куртке. — Люди не знают, что им делать дальше. Вещи на покойников не надевают, просто на гроб кладут. Это кощунство. То есть ты отдаешь им вещи, а они их на гроб сверху бросают. Самого же человека заматывают пленкой.

Очередь оживляется, люди с ужасом вспоминают морг, рассказывают, какие лекарства не могли купить в аптеках по всему городу, как привозили их через знакомых из других городов. Посетителей в ЗАГСе тем временем становится всё больше и больше, очередь движется медленно.

В морге городской клинической больницы № 1 возле кабинета санитара стоят чуть больше десяти человек — это только те, кому сегодня перезвонили и сказали, что справки готовы. Люди ждут документы по 2–3 дня. Дозвониться до морга нереально.

Резко открывается дверь, мужчины в защитных халатах выгружают труп из машины, открывают коридор морга с надписью: «Вход родственникам запрещен». Тела шести умерших лежат прямо в коридоре, часть на полу, часть на носилках.

— Морг переполнен, — отвечает дежурный санитар на мой вопрос о трупах в коридоре.

Родственников резко выгоняют на улицу, морг закрывают. Люди расходятся — ждать звонка и не понимать, когда им выдадут справку.

— Абсолютно всё то же самое, что было вчера и позавчера, — раздраженно чеканит слова пенсионерка Елена. — Вчера сказали утром прийти, потом — перезвонить позже. В сам морг сутками не можем дозвониться. У нас родственница от рака умерла, вот мы бьемся. Тут еще агенты шастают, вчера только ко мне подходил, обещал сам всё сделать за определенную сумму денег. Спасибо, через агентов дорого, мы лучше сами всё сделаем.

— У меня мама умерла, — рассказывает женщина в черном пуховике и яркой шапке, в морг она пришла вместе с родственниками. — Коронавирус был, но умерла не от коронавируса. Коронавирус она как раз пережила. Привезли мы ее из железнодорожной больницы уже с коронавирусом. Коронавирус вылечили, там сопутствующие заболевания, даже не осложнения. Просто организм ослаб.

К компании тут же подбегает похоронный агент. Все условия обсуждают на месте. Мужчина коротко замечает, что гроб будет закрытым, родственникам не дадут проститься с телом, так как умершую привезли из ковидного госпиталя.

— Так нельзя, она не должна так уйти, это бесчеловечно, — судорожно рыдает девушка, до этого апатично молчавшая. — Она не должна быть одна, не должна!

— У нее нет коронавируса, последний анализ был отрицательный, она справилась, она пережила коронавирус, — пустым голосом повторяет одну и ту же фразу женщина, с которой я только что беседовала.

Мужчина в этой компании обнимает своих спутниц, все вместе плачут. Втроем, поддерживая друг друга, они беззвучно рыдают и очень медленно идут в сторону остановки.

Еще в мае мы писали очень важный текст о том, как хоронят жертв коронавируса и кто на этом наживается. Оказывается, умерших от COVID-19 можно похоронить бесплатно, но не всем родственникам говорят об этом. А в июне наш журналист провела день возле окошка справочной службы вместе с сибиряками, чьи близкие несколько дней назад умерли в 11-й больнице. Мы посчитали катафалки с гробами, а по номерам справок, которые выдают родственникам, предположили количество умерших от коронавируса и пневмонии за один месяц.