«Иншалла, будем жить». Почему случился и может повториться разрушительный взрыв в Махачкале

«То, что суждено, мы от этого не убежим», — считает Магомед, работающий в одном из многочисленных автосервисов Махачкалы. Взрыв 14 августа, прервавший жизни как минимум 35 человек, еще отдается эхом в разговорах и похоронных молитвах. Но пользоваться сваркой вблизи заправок в Махачкале не перестали. Проверки приходят и уходят, говорят мне, а на всё остальное — воля Аллаха. Об этом — в репортаже специального корреспондента Городских порталов Ирины Бабичевой.

На фотографии они смеются. Последний совместный снимок Айше и Юрий Лугуевы сделали во время выписки из роддома. Их старшая дочь Амия, широко улыбаясь, прижимает к груди новорожденного сына. Рядом стоит ее 18-летняя сестра: Сапият после свадьбы перебралась с мужем в Москву, но рождение племянника пропустить не могла.

Снова в Махачкалу девушка прилетела, когда полугодовалый племянник умер. Сапият приехала поддержать сестру — всего на пару недель. Вечер перед отъездом она проводила с родителями. Билет в Москву на 15 августа был уже куплен.

Лугуевы держали киоск с пирогами на Федеральном шоссе — это большая и протянувшаяся вдоль моря дорога, где в пробках стоят тысячи местных и туристов. Место было людное. Рядом с киоском стояла станция по ремонту автомобилей, через дорогу — большая заправка с магазином, молельной комнатой, шиномонтажом, мойкой и еще одним полноценным автосервисом при заправке.

Айше пекла сочные чуду и къячи, любила шутить. Местные часто брали ее пироги и сидели под деревом, говорит ее подруга Хабиба. Одна из таких посетительниц приходила за пирогами к Айше вечером 14 августа. По ее словам, хозяйке киоска помогала дочь Сапият, а муж Юрий был неподалеку в машине.

В дагестанских телеграм-каналах выкладывают видео, на которых запечатлены последние минуты перед взрывом. Один из автомобилей проезжает скованное пробкой Федеральное шоссе. На киоске Лугуевых светится гирлянда. На улице стоят три человека: Сапият, ее мама и отец.

В нескольких метрах от Лугуевых полыхает пожар: из бокса автостанции вырываются языки пламени. Помещение охвачено огнем. Накануне в боксе чинили автомобиль, говорят местные жители. Дюжина зевак наблюдает за танцем огня, многие снимают происходящее на телефон.

— Здесь диагностика, мастерская. Давай быстрей проезжай, — просит пассажир на другом видео. Он снимает пылающие боксы на камеру телефона. — Зачем так машины там оставлять рядом? А-а, машины там стоят еще.

Раздается взрыв. Его источник — автомобиль, находящийся в горящем ремонтном помещении. Из рук пассажира выскальзывает телефон. Камера охватывает черноту в салоне и оконный просвет. Кто-то стонет на шоссе. «Всё нормально, всё нормально», — успокаивает мужской голос.

— А-ай!

— Всё нормально.

— Ездит машина? Есть люди, надо ехать вперед.

— Живой? Живой, да?

— Давай выходим.

Дверь открывают, мужчины выходят за пострадавшими. С шоссе доносятся стоны боли и крики — мужские, женские. Орут сигнализации автомобилей. Через 48 секунд серый просвет окна резко окрашивается в ярко-оранжевый. Громыхает новый взрыв.

— Сейчас уже взрыв, взрыв! — кричат с улицы. Голоса за окном сливаются в мучительное «А-а-а-а». Там орут, там умирают люди. На последних секундах видео в окне мелькает мужчина. Он истошно вопит, его бьют конвульсии. На нем полыхает одежда.

Очевидцы говорят, что второй взрыв был оглушительным, его сопровождал резкий химический запах и чудовищная ударная волна. Это сдетонировала аммиачная селитра, которую держали там же, где ремонтировали загоревшийся автомобиль.

Семью Лугуевых взрывная волна расшвыряла в разные стороны. Юрия и Сапият повезли в больницу. Айше госпитализировать было поздно: взрыв отбросил женщину на 200 метров, к торговому центру «Караман».

— У нее в голове была большая пробоина от осколка, — говорит Ибрагим Мишаев, племянник Юрия Лугуева. — Видимо, всё, что летело от взрыва, прилетало в людей. Как бы грубо это ни звучало, у нее не было полголовы. У нее очень много осколков было в теле. Судя по всему, она сразу скончалась, на месте.

Аслан в тот вечер стоял в пробке на Федеральном шоссе. Было душно, кондиционер в машине не работал, и мужчина хотел поскорее добраться домой. Он сворачивал на полосу посвободнее, но его опередили. Аслан обругал водителя. Тот ответил. Оба вышли из машины ругаться — и тут впереди раздался грохот.

— Как будто глаза перестали работать. Круглая чернота, — вспоминает Аслан. — Меня оглушило, отбросило. Скоро — не помню, через какое время, — я стал различать звуки. Услышал, как кто-то плачет и молится. Пошел на звук, споткнулся, упал. Пощупал, что рядом, — нашарил что-то мягкое, горячее, мокрое, липкое. Вокруг меня люди шевелились — это те, кто тоже стоял в пробке и не доехал до места взрыва. А этого человека явно отбросило ко мне прямо оттуда. Он за считаные минуты целиком сгорел. Я послушал, бьется ли сердце, попытался артерию найти, но гортани не нащупал. Я не сразу понял, что держал в руках мертвого человека.

Напротив взорвавшегося автосервиса стояла крупная заправочная станция «НАФТА-24». При ней работала автомастерская. Когда сдетонировала селитра, она тоже загорелась. Там взорвалась газовая цистерна, говорят сотрудники мастерской.

Шахбан Даудов работает в шиномонтаже через улицу от склада, где держали селитру. В тот вечер Шахбан вместе с маляром Русланом Гусейновым задержались. Шахбан заметил дым, выглянул. Он дошел до горевшей автостанции и понял, что надо звонить владельцу своей мастерской. Уходя от огня, он кричал собравшимся: «Отходите!» Не успел дойти до рабочего места, как Шахбана накрыла взрывная волна.

— Я в свою шиномонтажку залетел, на три метра меня кинуло. Ударился, сознание потерял, — вспоминает Даудов. — Обратно встал, иду; я через трупы переходил. Это же прямо перед рабочим местом. Смотрел трупы, искал малярщика. Не нашел. Думал, никого нет в живых. Людей не было видно, звуков тоже не было. Темно было, и тела лежали в саже.

Найти маляра на месте Даудов так и не смог. Позже выяснилось, что его госпитализировали.

Мастер Магомед Магомедов не выходил к шоссе и не сразу понял, что произошел взрыв. Подумал, что неподалеку ударила молния. Ударная волна сшибла его с ног; Магомед поднялся и не смог полноценно вздохнуть. В воздухе не хватало кислорода.

Взрывная волна сорвала газовую цистерну с креплений. Емкость развернуло так, что она разрушила помещение из шлакоблока, в котором находилась. Магомед увидел, что из цистерны как будто стелился туман. Он понял, что это утечка газа и на его спасение остаются считаные минуты. Выбраться через коридор мужчина не мог: выход был слишком близко к цистерне.

Он заметил, что удар выбил и дверь к генератору. Магомед подхватил ближайший стул, добрел до забора. Поднялся на табуретку, перелез через забор, прыгнул — и только тогда понял, что его нога в крови. Ожоги ему обработали в больнице, госпитализировать не стали.

26-летний Абдулл Исаев собирался жениться в ноябре. Он работал в сервисе по ремонту стиральных машин. Тем вечером Абдулл с напарником возвращался с вызова по Федеральному шоссе. Родственники Исаева тоже нашли видео с его участием: тот подошел к пожару, когда огонь объял уже два бокса. В том числе и тот, где была селитра. Прикрыв рот и нос воротом футболки, Абдулл развернулся и пошел прочь от пламени. Через десять секунд сдетонировала селитра.

— На обратной дороге, видимо, возле пожара остановились и вышли. Подошли близко к пожару. Сначала был хлопок в техстанции. [«Машина»] видать, была с газовым оборудованием, — говорит Магомедшапи Исаев, дядя Абдулла.

Где сейчас Абдулл и его напарник, родственники точно не знают. Они предполагают, что молодой человек погиб и лежит среди десятка неопознанных тел в морге Махачкалы. Тела родственникам не показывают: им сказали, что 11 человек без вести пропали, но визуально опознать их невозможно. На них не осталось шрамов, родинок, черт лица. Некоторые тела разорваны.

Хасан Алиев, к моменту взрыва уже проехавший этот участок шоссе, развернулся. Он был в машине один и прикинул, что места хватит трем раненым. До ближайшей больницы — Новолакской районной — было семь минут езды. Хасан говорит, что большинство водителей, миновавших опасный участок дороги, возвращались за ранеными.

— В этом нет никакого подвига. Видео смотрел, там пацан говорит: «У нас в менталитете так принято…» Так везде, в любой религии, культуре принято: помоги ближнему. Нормальный человек не скажет: «Я уставший, поеду домой», когда рядом люди умирают, — говорит Хасан. — Там мог лежать и я, просто повезло проехать то место.

Далеко за ранеными ездить не пришлось, вспоминает Алиев. Десятки людей нуждались в помощи. Скорых бы на всех не хватило. Местные развозили их по больницам сами.

— Взял одного на плечи, говорю: «Братишка, потерпи, давай ювелирно аккуратно в машину пройдем». Второго. Потом третьего. У одного была нога раздроблена, у другого живот, третий вообще. Попался наш, русский и узбек, прям комплект. Едем: наш Аллаха зовет, русский — Бога, а узбек совсем был плох. Молчал. Его первым в больницу завез. Тащу. Тут жена звонит. Отдал его медсестрам, бегу к машине, набрал жену: «Жив, цел, ношу раненых, перезвоню через десять минут». Перенес, сел за руль. Вся машина в крови. Звоню жене. «Я, — говорит, — за полчаса чуть не поседела. А ты хотел на [Украину] идти. Я бы померла от нервов». Нежные создания эти женщины, подумал я. Приехал домой — а она уже тазик и тряпки приготовила, стоит в воротах готовая салон от крови мыть.

Большинство раненых — около 40 человек с ожогами, переломами и осколочными ранениями — сначала привезли в Новолакскую районную больницу. Там не было даже дежурных врачей. На смене, как обычно, находились пять медсестер, говорит главврач больницы Бульбул Исрапилова.

В селе Чапаево, где живет Исрапилова, после взрыва пропало электричество. О взрыве Бульбул еще не знала. Но забеспокоилась, что больницу тоже могло обесточить, — решила приехать и проверить, включили ли генераторы в больнице.

— Здесь был как пчелиный рой. Медсестры — умницы, прямо как пчелы. Они знали, что наша [главная задача] — остановить кровотечение, потому что от этого человек погибает, и обезболить. Это всё, что мы могли. И [перевезти] их в стационары более высокого уровня — в травматологию и ожоговую. У них были термические ожоги, лицо даже распознать было сложно, — рассказывает Исрапилова.

Раненые лежали в испачканных кровью коридорах больницы. Кто мог — сидел на стульях. В местных пабликах есть видео: перед зданием больницы распластался мужчина, вокруг него суетятся люди.

— Теплый? — трогают его за руки. — Еще теплый.

— Даже не знаю, что я чувствовала, — признается Исрапилова. — Видела: мужчина держит жену на руках с ее головой и вот здесь — мозги… Что можно почувствовать? Тихий ужас. Мертвые в коридоре были, три трупа было на улице, мы их прикрыли. Один был в процедурной, у него было вспорото брюхо. Один вообще неопознаваемый был, лицо обгоревшее, серьезная травма артерии, что-то вонзилось в плечо. С правой стороны, я еще обратила внимание: не сердце. Но это было полбеды, я его живота не видела. Потом судмедэксперты пришли, СК, [откинули простыню] и я увидела, что у него вывалились кишки. Они висели.

В больнице умер и 19-летний парень из поселка Редукторного. Он поступил обгоревший и уже скончался, когда зазвонил его телефон. На экране высветилось: «Мама». Ответить не успели. Дальше пришло ее сообщение: «Ты где?» Разблокировать телефон не получалось. Попытались приложить его палец — но телефон не реагировал на прикосновение мертвого. Как телефон удалось разблокировать, врачи уже не помнят.

— Нашли номер мамы, позвонили, — рассказывает главврач райбольницы. — Сразу, конечно, мать приехала. Молодая была женщина, лет под 40. Он жил в Редукторном. «Как он сюда попал?» — кричала мать. — «Сынок, ты же был дома». Может, на море приехал. Хотя море в Редукторном тоже есть. Чего он сюда пришел? За смертью.

Узнав о случившемся, в больницу потянулись врачи. Не только штатные, но и просто оказавшиеся неподалеку — в селах и дачных поселках у побережья Каспийского моря.

— Я был недалеко. Честно говоря, даже неудобно об этом говорить. Любой врач, кто был бы рядом, пришел бы помочь, — вспоминает Магомед Хамидов, проректор медицинского института.

— Потом много было: «Мы хирурги, помощь какая [нужна]?»; «Мы анестезиологи», — рассказывает Бульбул Исрапилова. — Откуда-то как сверху Бог дал. Но наша задача была: чем быстрее перевезем, тем меньше риск потерять больного.

Исрапилова попросила республиканского министра здравоохранения Татьяну Беляеву прислать в больницу мобильную бригаду хирургов и анестезиологов и выделить машины для перевозки раненых в другие медучреждения. И все свободные скорые потянулись туда.

— Эта трасса и обе стороны, мне кажется, были единым целым пепелищем. Не повезло тем, кто в это пространство попал, в пробку. А кто успел чуть проехать или не доехать — родились в рубашке. Женщина рассказывала: ехала и ребенок с ней был на заднем сиденье. Мужчина впереди разговаривал по телефону, а она спешила, бибикала. Пока ругались, произошел взрыв. И его спасло, и ее. Вышла из машины, молила Всевышнего. Говорит: «Если бы не этот случай, моего сына бы уже не было. Где этот "бычок"? Я его отблагодарю! Он моего сына спас, я бы прямо в середину, в пекло попала бы». Всё от Всевышнего. Видимо, их жизнь должна была оборваться, — считает Исрапилова.

Погибших в больнице отнесли к лестнице. Среди лежавших там Бульбул Исрапилова разглядела белое лицо Сапият. Девушку врач сразу узнала: Сапият росла на ее глазах. Исрапилова – гинеколог, она наблюдала беременности Айше. А за пару дней до трагедии Сапият с мамой приходили в больницу — интересовались, как получить справку о смерти шестимесячного внука.

— У нее не было видимых травм. Небольшое ранение в область живота, малюсенькое. И текла кровь, лопнули барабаны в одном ухе. Умерла Сапият, скорее всего от проникающего ранения в брюшную полость. Я предполагаю, что это было внутреннее кровотечение. Она была уже почти бездыханная, когда ее сюда привезли.

В Новолакской больнице тело Сапият нашла ее тетя Фаина. Она живет неподалеку. Фаина знала, что в момент взрыва киоск Лугуевых еще работал, и приехала искать близких. Не найдя их среди раненых, она пошла к мертвым. Их уже накрыли простыней. Под одной из них Фаина нашла племянницу.

— У нас есть такой обряд, который требует наша религия: омовение. Прежде чем человека похоронить, надо обязательно омыть, — рассказывает Ибрагим Мишаев, двоюродный брат Сапият. — Когда мыли [сестру], было очень много крови. Лужа была в том месте. Видимо, из-за того, что она была беременная. Но повреждений визуально сильных не было.

Отойдя от тела племянницы, Фаина заметила, что какого-то мужчину поднимают в скорую. Фаина узнала родного брата. Она позвонила сыну, сказала, что Юрия увезли в республиканский центр.

— Родственники приносили воду, бинты, перекись. Всё это, конечно, было, — говорит сотрудник республиканского центра, дежуривший в ту ночь. — Приходили и посторонние. Наперебой предлагали сдавать кровь. Она требовалась, но времени вносить людей в базы не было. Поэтому в центре вечером сдавали те, кто уже был донором раньше. А утром пришли те, кого надо было зарегистрировать.

Пока племянники Юрия ждали его у центра, семье сообщили, что нашли тело Айше. Ибрагим с семьей стоял у приемного покоя. В больницу приехали около пятисот родственников. Все искали своих, вспоминает Ибрагим Мишаев.

— Каждую карету скорой помощи встречали. Выгружают человека, и, пока его транспортируют, мы быстро пытались разглядеть: он, не он? В течение часа-полутора не могли его найти, — говорит Ибрагим. — Потом приехала еще одна наша тетя. Она даже не видела его лица — поняла, что это ее родной брат. По фигуре. У него была травма головы, сразу повезли в неврологию для снимка. Начала кричать на всю больницу: «Вот он, вот дядь Юра! Ибражка, посмотри, вот дядь Юра!». Мы побежали туда. Нас было человек пятнадцать, наверное, — племянников, которые ждали. Посмотрели, и ни один человек не узнал его.

В передвижной коляске сидел крупный мужчина с отекшим лицом, весь в саже. У него была рана на лбу, брови, открытый перелом ноги. На него смотрели пятнадцать родственников, в том числе Ибрагим. Сомневались, но решили: это не дядя Юра. На всякий случай сфотографировали руку пациента с кольцом и желтыми часами. Медики им сообщили, что этот неизвестный пациент проходит под номером 08.

Ибрагим позвонил старшей дочери Юрия, Амии. Она уже знала, что погибли ее мама и сестра. Поэтому Ибрагим не надеялся, что Амия ответит. Но та взяла трубку и сказала, что может говорить.

— Подскажи, у папы были часы? — спросил Мишаев.

— Да.

— Какого цвета?

— Желтого.

— А кольцо было на руке?

— Было, серебряное.

— Если я тебе фото руки отправлю, узнаешь?

— Узнаю.

Ибрагим послал сестре фотографию. Та тут же перезвонила: «Это папина рука».

Юрия Лугуева санавиацией транспортировали в институт Склифосовского. Вместе с ним в Москву отправили 17 тяжелораненых пациентов. Лугуева оперировали семь часов.

В ту же ночь семья омыла Сапият и Айше Лугуевых. Муж Сапият просил не хоронить девушку, пока он не прилетит. Самолет приземлился в шесть утра. Сразу по его прибытии семья направилась хоронить Айше и Сапият.

— У нас по религии желательно быстрее предать тело земле, — объясняет Ибрагим. — [Муж Сапият] был очень убитый, сломанный. Взрослый мужчина плакал. У всех были слезы. Понимали, что у него жена умерла, плюс беременная, с малышом в животе… это [тяжкое горе].

На могилах Сапият и Айше уже стоят надгробия. На них нет портретов и фамилии: не принято. На памятнике девушки указаны даты рождения, смерти и подписано: «Сапият, дочь Юрия». Надгробия поставил старший брат ее мужа.

Юрий Лугуев еще не знает, что овдовел и потерял дочь. Он пока не вышел из комы.

Прилавок Айше выгорел начисто. Стекол нет, на месте оконных рам — угли. Стол под микроволновкой сгорел, и печь лежит на земле. Почти на всю длину помещения валяется холодильник. Перед киоском сваленные литые колонны забора. За ним — разорванные на части деревья. Там была беседка, местные покупали пироги и ели в тенечке, говорит Хабиба.

Она пришла на пепелище после похорон. Хотела увидеть, где потеряла подругу.

Семь месяцев назад Хабиба уволилась из заправочной станции. В обеденный перерыв и после работы Хабиба приходила к Айше за пирогами. Пока не было посетителей, женщины болтали. Айше мечтала уйти на пенсию, чтобы было легче с деньгами, говорит ее подруга.

— Мы здесь сидели, большие ветки были. Отдыхали здесь. [Тут была] тень, ветер. Просто болтали. А там люди за несколько дней до взрыва съехали, — Хабиба показывает на соседний с киоском двухэтажный дом. Он стоит напротив места взрыва.

— Хозяйка нас, слава богу, выселила. Наш дом был почти достроенный, но хотели доделать. Пять человек жили в доме: муж, свекровь, дети — девять и семь лет, — говорит бывшая квартирантка Сабина Омарова. Семья вернулась за вещами, оставленными в доме. Их дети стоят у порога.

— Там все стены разошлись, — сообщает муж Сабины, спускаясь со второго этажа. Сабина ахает.

— Где? — тут же забегает в дом дочь Омаровых.

— Пошли-пошли отсюдова, — подталкивает ее Сабина к выходу. — Ничего даже не забираем, пошли.

Их бывший сосед Зубаир Ахмедов потерял дом, построенный для гостей. Его тушила первая бригада, приехавшая сразу после взрыва. Пожарные надышались селитры, многим было плохо во дворе, говорит Ахмедов.

Другим соседям повезло меньше. Семья Нарисат Устаровой в больнице с тяжелыми ранениями. В тот вечер ее сестра Земфира Амиралиева вместе с детьми готовила плов во дворе. Услышав, как взорвалась машина, 12-летний сын Земфиры побежал к огню. Мать бросилась за ним. Кричала, чтобы шел домой. Вслед за мамой выскочила 14-летняя Гуля. Когда Земфира схватила обоих детей и повела их обратно, сдетонировала селитра. Кусок арматуры попал Гуле по голове.

— У нее треснул череп, гематома. Ее в Москву самолетом перевезли, на руке операцию делали, потом на голову. Мама в травматологическом, тоже на руку операцию [сделали]. Нос сломан. Вся в ссадинах, порезах, даже нет живого места, чтобы ходить. Мальчик в многопрофильном, у него пятка порезана — зашили, голова — зашили, и таз треснул, — говорит Нарисат.

Под девятиэтажкой рядом с местом взрыва работает экскаватор — собирает разбитые стекла в кучу. Дом сдали два года назад, и почти сразу здесь поселилась Джамиля Керимова. Она стоит во дворе. В момент взрыва она была дома; ее 17-летняя дочь спала под окном. Когда выбило окна, школьницу засыпало осколками. Она до сих пор напуганная, говорит Джамиля.

Несколько дней они жили у тех, кто был готов их приютить. В субботу — спустя шесть дней после взрыва — Керимова решила спать дома, несмотря на страх.

Место взрыва оцеплено. Там круглосуточно дежурят полицейские и пожарные. Воронка от взрыва — несколько метров; она рядом с боксом, где горела машина. От помещения автостанции ничего не осталось.

— Здесь еще селитра стоит, — кивает на белые мешки сотрудник МЧС Рустам Шамхалов. — Сейчас наша задача — если что, проливка. И всё. Надо вывезти оставшуюся селитру.

Приказа на это пока нет, говорят полицейские. Поэтому все остаются на местах.

Пока известны только предварительные причины трагедии. В автомастерской на пару часов отключили свет. В это время началась утечка газа из ремонтируемой машины. Когда электричество появилось, помещение загорелось, пишет РБК со ссылкой на источник в районном отделе полиции Дагестана. Полицейские, дежурившие на месте взрыва, подтверждают утечку газа, служившего топливом для автомобиля.

Сотрудники Хасавюртского межрайонного следственного отдела СУ СК по Дагестану установили, что мешки со взрывоопасным удобрением держали в том же здании, где были и ремонтные боксы.

По данным СК, 34-летний Эльдар Нарсулаев незаконно хранил и продавал удобрения, в том числе и злополучную селитру. Юридического лица Нарсулаев не открывал. Требований по безопасному хранению взрывоопасного удобрения Эльдар не соблюдал. Товар в автосервисе Нарсулаев хранил с 2020 года.

В том же здании находилась станция технического обслуживания автомобилей Garage auto. Примерно в 21:50, когда в боксе шел ремонт, помещение загорелось. За ним последовал взрыв аммиачной селитры Нарсулаева.

Помещение Нарсулаев арендовал у местного бизнесмена Юсупа Худиева. Знал ли хозяин об удобрениях, пока неизвестно. Сейчас Худиев и его сын в крайне тяжелом состоянии, оба обгорели, говорят сотрудники заправочной станции.

Задержали Эльдара 15 августа, на следующий день после взрыва. Басманный суд отправил теневого предпринимателя в СИЗО до 14 октября. Во время допроса он подтвердил следователям, что хранил в арендованном помещении селитру. За смерть 35 человек ему грозит десять лет лишения свободы.

По требованиям безопасности это удобрение нужно хранить в сухом, прохладном и проветриваемом помещении, говорит Сергей Клявлин, бывший исполнительный директор производителя селитры «ЕвроХим БМУ». Хранить это удобрение рядом с быстровоспламеняющимися жидкостями запрещено.

— Должен быть отдельный склад под селитру — только под селитру. Он должен быть огорожен, с системой пожаротушения, — добавил он в беседе с корреспондентом Городских порталов.

Селитра — это нитрат аммония. В смеси уже содержатся все необходимые для взрыва компоненты, сообщает доктор химических наук, профессор кафедры неорганической химии РТУ МИРЭА Елена Савинкина. Но без воздействия селитра не взрывается. Запустить реакцию может высокая температура.

— Там содержится азот в низкой степени окисления и самой высокой. Они стремятся встретиться. То есть в самом веществе уже есть окислитель и восстановитель. Эта реакция всегда потенциально возможна. Но если нет инициатора [высокой температуры], то она не начинается. Если же началась, то сама себя разгоняет: выделяется много теплоты и от этого реакция ускоряется до взрыва. Когда уже взрыв, [реакцию] ничем не остановишь. А взрывается очень быстро.

Савинкина вспоминает взрыв селитры в Бейруте, случившийся в августе 2020 года. В порту делали сварку, неподалеку хранили 2750 тонн конфискованной аммиачной селитры. От искр сварки загорелись петарды, также хранившиеся на складе, а следом сдетонировала селитра. В Бейруте погибли 210 человек, ранения получили около 6 тысяч жителей.

— Если соблюдать правила, то ничего не должно происходить. Нельзя, чтобы она нагревалась на солнце или из-за пожара. Смесь кристаллическая, как сахар, соль. Если она спрессовывается, то она становится более взрывоопасной, — отметила доктор наук.

Станции техобслуживания и заправки в Дагестане воспламеняются часто, говорят местные жители. Они припоминают новости разных лет. С 2014 по 2018 год в Дагестане произошло девять происшествий на АЗС, три из них — в Махачкале, признавало главное управление МЧС по республике в 2018 году.

В 2014 году четыре человека попали в больницу с тяжелыми ожогами, полученными во время взрыва на АЗС. У одного раненого было 90% ожогов кожи, у другого — 50%, и у третьего — 30%. Еще одну женщину доставили в республиканский травматологический центр с осколочными ранениями. Утечка газа унесла жизнь 50-летнего мужчины. В 2015 году 43-летний мужчина сгорел при пожаре на АЗС «Белнефть» на шоссе Аэропорта.

В 2016 году на автозаправке в Кизляре при перекачке газа из автоцистерны в подземное хранилище начался пожар, за ним последовал взрыв. Травмы получили более 30 человек.

В 2017 году взорвалась заправка в поселке Степном на въезде в Махачкалу — тоже после пожара.

После каждого ЧП на заправочных станциях власти Дагестана собирались решить проблему, а надзорные органы анонсировали тотальные проверки на АЗС и закрытие всех заправок, работающих с нарушениями, сообщало местное издание.

Глава Дагестана Сергей Меликов 15 августа — наутро после трагедии — тоже велел проверить все автозаправки в республике. Ростехнадзор и генпрокурор РФ Игорь Краснов объявили об аналогичном решении.

— Мне кажется, что во главе угла стоит жадность и алчность, — сказал Меликов. — Люди пытаются нарушить все мыслимые и немыслимые меры безопасности, чтобы извлечь небольшую выгоду. По самым примитивным требованиям никак не может станция техобслуживания находиться в пяти метрах от заправочного комплекса. Работа на станции техобслуживания предусматривает сварочные работы и искру. А заправочный комплекс — хранение легковоспламеняющихся жидкостей и газа.

На многих заправках Махачкалы есть автосервисы, говорит сотрудник АЗС Гасан Гасанов. На станции он работает десять лет, до этого обслуживал газовую.

— Бывало так: заправляешь, замороснуло с утра и газ выходил. Сильно выходило. Пока начальство не пришло, я [закрывал]. Где-то литров 200–300 газа просто так уходило, — говорит Гасанов.

Спрашиваю на заправке, не страшно ли им работать после трагедии. Сотрудники смеются.

— Чему быть, того не миновать, — пожимает плечами кассирша.

— Это по воле Бога. По его воле, из-за этого, — добавляет Гасанов.

В двухстах метрах от сгоревшей заправки «НАФТА-24» работает другая станция — «Славнефть». Взрывная волна выбила стекла в некоторых окнах этого комплекса. Заглядываю в помещение ремонтной станции при заправке. Спрашиваю, не страшно ли работать на автомастерской при заправке после недавней трагедии.

— Ко всему привыкать надо, — отвечает мастер Магомед Алиев.

— Ничего такого опасного здесь нету, — утверждает его коллега. Алиев согласно кивает. Соседство сварки и заправочной станции они не считают опасным.

— То, что суждено, мы от этого не убежим. Хоть здесь, хоть дома, хоть в пустыне, — думает Алиев.

Работники заправочных станций уверены, что у них всё правильно. Так удобнее для клиента, поясняют мне. Надо — починил колесо, заправился и дальше поехал, надо — посмотрели двигатель, надо — помыли машину. На многих заправках стоят молельные комнаты для намаза. На сгоревшей «НАФТА-24» молельная комната тоже была.

21 августа глава Дагестана сообщил, что в Бабаюрте — селе на подъезде к Махачкале — нашли 12 тонн аммиачной селитры. Они были рядом сразу к двум заправочным станциям.

— Мы всегда так работали. Проверки приходили и уходили, а мы работали. На всё воля Аллаха. Предписано — случится, — говорят мне на третьей заправке, где тоже есть автосервис. — Иншалла, мы будем жить.