«Могла надеть кастрюлю на голову». Как живут новосибирцы с психическими расстройствами. Их в городе больше 100 тысяч

Теме психического здоровья уделяется всё больше внимания. Немалую роль в этом сыграли коронавирус, изоляция и сокращение живого общения. В этом есть как плюсы, так и минусы: с одной стороны, снимается стигма с людей, которые ходят к специалистам, принимают антидепрессанты. Но с другой — некоторые начинают сами ставить себе диагнозы и романтизировать депрессию. Нередко люди заявляют, что в городе стало больше «психов». А кто такие психи и где эта граница нормы? У твоего коллеги или соседа может быть психическое заболевание, и ты можешь об этом не знать, а на разговаривающего с самим с собой человека в метро обратить внимание. А как понять, что помощь нужна тебе самому? Медицинский обозреватель НГС Мария Тищенко провела исследование и узнала, какие заболевания сейчас чаще встречаются у новосибирцев, как найти в городе хорошего психотерапевта и как сами люди описывают свои диагнозы и жизнь с ними.

Важно! Не ставьте себе диагнозы и не занимайтесь самолечением! При необходимости обращайтесь к специалисту.

«Думала, что в подвале держат и убивают детей»

Светлана (имя изменено по ее просьбе) — о бабушке

— Проблемы с психическим здоровьем у бабушки начались после 40 лет. Она никогда не пила, не курила. Изначально ей казалось, что соседки на лавочке разговаривают про нее, потом это переросло в манию преследования: казалось, что прохожие, соседи за ней наблюдают. Потом у нее произошел конфликт с сыном, о котором я узнала позже: он с друзьями пытался ее избить, и этот стресс спровоцировал ухудшение заболевания. Тогда бабушка на учете не стояла и не понимала, что заболевание прогрессирует. Она разменяла квартиру после конфликта и переехала.

Поскольку она, как и другие люди с похожими заболеваниями, отрицала свой диагноз, то перестала постоянно принимать таблетки.

После очередного переезда бабушке стало еще хуже: ей казалось, что из дома напротив на нее смотрят, ходила по ночам и стучала им в окна, думала, что в подвале держат и убивают детей, могла надеть кастрюлю на голову, защищая ее от колдовства.

Какое-то время я с ней жила, но хватило меня ненадолго: днем она была абсолютно адекватной, а ночью могла принять меня за чужого человека — спать с ней было страшно. Или уходила куда-то ночами, а утром возвращалась и вела себя как ни в чём не бывало, готовила завтрак. Конечно, это ужасно, когда близкий человек ведет себя так.

К психиатру первый раз пошла сама, а потом как-то соседи вызывали врача на дом, потому что она стучала по батареям, думая, что отпугивает так тех, кто в подвале держит детей. У таких людей есть только свое мнение, поэтому спорить бесполезно. Конечно, никому бабушка не вредила, но мешала.

Однажды зимой бабушка поскользнулась, упала и получила серьезную гематому. Из больницы ее перевезли в психбольницу. Это был первый раз. В итоге после этого она неоднократно была в больнице, даже жила там несколько лет, пока ждала места в интернате для душевнобольных — психоневрологическом. Там находятся и мужчины, и женщины, и пожилые, и 20-летние. Попасть туда непросто, потому что очередь. Сотрудники хорошие, бабушка не жаловалась, кормят прилично.

Сейчас бабушка живет там постоянно под наблюдением специалистов — третий год находится у меня под опекой. Я ее навещаю там, и мы созваниваемся. Ей 77 лет.

Если человек не знает о ее заболевании, а она что-то на полном серьезе рассказывает, то, конечно, он ей поверит.

Безусловно, сейчас я уже понимаю, что нужно обращать внимание на первые звоночки и начинать лечение вовремя. Сначала у нее была безобидная бессонница, чувство тревоги, панические атаки.

История бабушки Светланы, увы, не уникальна. В Новосибирской области в 2020 году, по данным регионального Минздрава, было зарегистрировано 101 657 человек с психическими расстройствами (виды диагнозов и их проявления указаны в Международной классификации болезней 10-го пересмотра — МКБ-10 — в разделе «Психические расстройства и расстройства поведения». — Прим. ред.). Если смотреть на официальную статистику за последние пять лет, то эта цифра в целом остается на одном и том же уровне. Данных за 2021 год пока нет.

— Наиболее распространенными психическими расстройствами являются невротические заболевания, в том числе неврозы, депрессии и тревожные расстройства, — уточнили в Минздраве Новосибирской области.

Чаще всего в 2020 году новосибирцам диагностировали расстройства, связанные с употреблением психоактивных веществ (21 528 человек), умственную отсталость (20 177), органические непсихотические расстройства (16 912).

Во всех учреждениях, подведомственных Минздраву, работают 179 врачей-психиатров, 21 психотерапевт и 52 медицинских психолога. Конечно, помимо этого в городе много частных учреждений и специалистов, ведущих прием в собственных кабинетах или даже онлайн. У каждого их них своя специализация и свои наблюдения.

Например, врач — психиатр-психотерапевт Дарья Лепихова говорит, что чаще всего она работает с тревожными расстройствами, паническими атаками, биполярным аффективным расстройством, расстройством личности. По ее словам, и у нее, и у ее коллег из частной медицины очень большая запись, а в государственном диспансере врач иногда принимает по 30–40 человек в день:

— В последнее время очень часто встречается пограничное расстройство личности, которое у нас в МКБ-10 называется эмоционально-неустойчивым расстройством личности. Многие пациенты из последней группы — это люди от 20 до 25 лет. Иногда диагнозы сочетаются, и это очень тяжело. Пограничное расстройство личности — это, например, импульсивность, постоянные перепады настроения, самоповреждение (от порезов до курения в большом количестве, длительного стояния на морозе, ударов обо что-то), проблемы с самоидентификацией, сексуальной ориентацией, хроническое чувство внутренней пустоты, гнева.

Она уверена, что чаще всего нельзя точно сказать, как именно какое-то потрясение повлияет на конкретного человека:

— Есть дети — воздушные шары, а есть футбольные мячи, как говорится: кто-то сможет пережить потрясение, оно на нем не отразится, а у кого-то может сформироваться расстройство личности.

Клинический психолог Анастасия Золотухина, основываясь на своей практике, отмечает, что чаще у нее на приеме оказываются люди с тревожно-депрессивной симптоматикой:

— Среди детей и подростков, к сожалению, всё чаще можно наблюдать проявления аутодеструктивного поведения (самоповреждения и суициды), а также расстройства питания и пищевого поведения (нервная анорексия, нервная булимия, нервная орторексия и так далее).

Мы поговорили с самими новосибирцами, у которых есть тот или иной диагноз, а также с их родственниками и друзьями о том, как они пришли к его постановке и какую помощь получали, были ли с ней трудности и сталкивались ли они со стигматизацией.

Саша — циклотимия, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ)

— У меня циклотимия и СДВГ. Мне повезло — я знаю причину возникновения заболевания, помимо генетической предрасположенности к тревожным расстройствам. У меня была детская травма, когда я еще не родилась: моя мама, когда у нее начались схватки, упала с лестницы на живот. А потом в маленьком городе в воскресенье меня привезли в маленькую больницу, и шесть лишних часов я провела в утробе матери, когда у нее уже закончились схватки. Медсестры сказали, что я умерла, придет врач, вытащит меня и мама поедет домой.

Пришел врач. Оказалось, что я жива. Маме сделали кесарево и перевели в реанимацию, потому что это была стрессовая ситуация. Потом у мамы случился нервный срыв, и ее отправили в психоневрологический диспансер, а меня не отдавали родственникам три дня. Когда меня забрали бабушка и папа, первое, что сделал папа, — уронил головой на асфальт.

Бабушка обнаружила, что, поскольку за мной не следили, я не издаю ни звука, а ноги покрыты язвами. Одна из них так и не проходила, поэтому мне сделали операцию.

Как это работает для психики? Во-первых, гипоксия у младенцев уже является серьезной заявкой на то, что в будущем могут быть проблемы с организацией психики, потому что мозг не получает достаточного количества кислорода и думает, что умирает, при этом экономя ресурсы. Так как была серия травм, то у меня были все шансы попасть в группу риска, что и произошло.

Когда я стала постарше, у меня развилась бронхиальная астма, а это тоже недостаток кислорода, страх и паника от того, что ты можешь умереть. И только недавно врачи начали делать выводы о том, что недостаток кислорода негативно отражается на психике, и это заметно по ковидным больным. И как последствие коронавируса — панические атаки и депрессивное расстройство.

Я с детства интересовалась нормальностью. Как правило, когда люди наблюдают какие-то устрашающие картины психических заболеваний в кино или в торговом центре, когда женщина кричит на эскалаторе — это острые состояния. Они могут быть выведены в приемлемые при лечении.

Когда я начала ходить в школу, поняла, что мое восприятие отличается от восприятия других детей. Мои родители находили это забавным и считали это признаком таланта, но окружающие так не думали. У меня начались проблемы с одноклассниками, которые всё усугубили. Мне было очень тревожно, я была очень несчастным ребенком, это я стала понимать, когда начала получать психологическую помощь. Причем моя семья была благополучной, несмотря на все перипетии. Мне было плохо просто по дефолту.

Так как я не встретила поддержки от родителей, то начала искать ее вовне. Еще в школе я обратилась к первым психологам, которые не показались мне профессиональными от слова «совсем», поэтому я отложила эту проблему на будущее — до 18 лет, когда я уже буду иметь какие-то права. Например, психолог в школе сказала мне, что я просто плохой человек. Психолог в принципе не может так говорить. К тому же я не была плохим человеком, я была цветочком: помогала одноклассникам, мечтала о мире во всём мире.

После совершеннолетия я попала к специалистке, которая была адепткой ведической женственности. А к тому моменту меня уже победил патриархат: я считала, что должна выйти замуж, быть хорошей женой, иметь деток — это и есть мое счастье, которое уберет не оставляющее меня несчастье. Я пять лет ходила к ней и вышла замуж за человека, который мне изменил, но не бросила его сразу. Эта женщина продлила агонию наших отношений еще на несколько лет.

Тогда еще не было информации о том, как понять, хороший ли это специалист, и была определенная стигма на феминизме. И вот она говорила, что девочкам нужно носить обувь на каблуках, чтобы было место, которое мог бы заполнить мужчина. Человек, приходящий к специалисту, хочет помощи, у него нет сил на борьбу, поэтому я продолжала ходить.

Спустя пять лет и потратив огромное количество денег, я уволилась с работы, и у меня начались панические атаки. Я подумала, что мне нужно к обычному врачу из-за гастрита или чего-то подобного, потому что я падала в обмороки, не могла есть, но оказалось, что с физическим здоровьем всё хорошо. И в какой-то момент я не смогла выйти из дома из-за панической атаки, точнее, вышла и начала бесконтрольно плакать и не поехала на встречу, на которую собиралась.

Наконец-то мне посоветовали обратиться к другому психологу, причем хорошему, как я теперь понимаю, потому что тогда не могла осознавать этого. У нее свой центр психологической помощи со специалистами, которые работают по разным направлениям психотерапии, а она имеет образование и компетенции в различных направлениях психотерапии. Психотерапевт за полгода помогла мне избавиться от панических атак — такой был запрос.

После я развелась с мужем, поняв, в чём проблема этих отношений, вернулась обратно в Сибирь, поэтому окружающими это воспринималось, как будто бы я сама сдала выигрышный лотерейный билетик.

Потом у меня умер близкий член семьи, и меня накрыло уже не паническими атаками, а депрессией, причем такой, что я не могла встать с кровати. Чтобы дойти до ванны и туалета, нужно было приложить титанические усилия. И я стала искать психиатра в Новосибирске. Я рассчитывала, что это весенняя нехватка витаминов и что мне выпишут какой-нибудь В12. Но этого не произошло. Она посоветовала мне не принимать близко к сердцу всё, о чём я рассказала. А еще добавила, что у меня биполярное расстройство и мне ничего не поможет. Тогда я о нем слышала только в фильмах.

Я вернулась к своей психотерапевтке, мне назначили лечение и не сразу поставили диагноз, потому что для этого нужно время. Постепенно выяснилось, что у меня некое подобие биполярного расстройства — циклотимия, которая называется еще расстройством настроения. Действительно, есть подъемы, когда у тебя гипомания и тебе кажется, что ты король вечеринки, звезда на работе или продашь «Газпрому» корову. Ты много можешь, в общем. А в депрессивной стадии тебе кажется, что ты ничего не умеешь. Специалисты, лекарства и психотерапия вытащили меня из этого состояния. Несколько лет я потратила на восстановление.

В какой-то момент я обнаружила, что мне так нормально, как никогда не было. Это удалось благодаря моей работе над собой и настойчивости в поиске адекватной психологической помощи. Многие, как я понимаю, ломаются на этом.

Потому что все говорят, что мне не должно быть плохо, а мне плохо. До сих пор в обществе есть стигматизация психологических заболеваний, даже у самих врачей — психологов, психиатров и неврологов. Поэтому я советую всем не бояться искать хороших специалистов.

Яна (имя изменено по ее просьбе) — расстройство приспособительных реакций

— Впервые я обратилась за помощью в 10 лет: у моих родителей тогда были очень непростые отношения — они много ругались, начался процесс их развода. У меня появилась бессонница, которая в общей сложности длилась с 9 до 12 лет. Я говорила родителям об этом, но они отвечали: «Какая бессонница в 10 лет? Иди на тренировки, чтобы потом лучше уснуть». Меня часто кидало то в грусть, то в радость, но больше я была подавленной. Я в какой-то момент вспомнила, что есть психология, к тому же моя сестра училась на клинического психолога и помогла мне в этом.

Я попросила родителей отвезти меня к психологу в 10 лет — целый год уговаривала. В итоге мне нашли специалиста в платной клинике, куда я ходила примерно год. Я выговаривалась, поэтому мне стало лучше. Стала спокойнее и более закрытой. Так я держалась два года, хотя мне всё еще было не очень.

Когда долго скрываешь свои эмоции, они никуда не деваются, поэтому появляются другие проблемы. У меня началось саморазрушительное поведение, и я поняла, что мне снова нужно к специалисту.

Я начала ходить к бесплатным психологам — их сменилось около семи. С поиском вообще нет проблем: вся информация есть в интернете, и в школе висят информационные плакаты с номерами телефонов. Но была проблема с самой помощью. Психолог всё равно, на мой взгляд, подбирается под человека. Если ваши взгляды не сходятся, то тяжело.

Например, один психолог начала мне на первом сеансе рассказывать про ауру, энергию. Может, она неплохой психолог, но мне не подходит, потому что я во всё это не верю.

В прошлом году, в седьмом классе, мое состояние сильно ухудшилось. Я прогуливала школу. По всем симптомам, как я это вижу, это походило на депрессивное состояние. Мои родители сказали в очередной раз: «Какая депрессия? Ты просто ленивая! Иди в школу».

Потом я как-то вышла из этого состояния, но летом 2020 года мне стало хуже. Я пошла к психиатру бесплатно в подростковом центре.

Среди психологов ходит такое поверье, что медикаменты — это зло. Из семи психологов, к которым я ходила, только один нормально относился к тому, что я буду ходить к психиатру и принимать антидепрессанты. Остальные не должны были некорректно говорить: «Зачем тебе? У тебя нет депрессии».

Хорошо помню цифро-буквенную запись поставленного диагноза — F43.2 «расстройство приспособительных реакций». Это происходит из-за какой-то стрессовой ситуации, которая могла быть давно. У меня такое расстройство, которое я могу контролировать в течение жизни.

Меня еще записывали в дневной стационар, который предусматривает психотерапевта, психиатра, медикаментозное лечение и даже массаж. После дневного стационара уже идет психбольница. Но я туда не хожу из-за запрета моего отца, а также не хожу к психиатру и не принимаю таблетки. Мой отец считает, что это как наркотики, даже хуже, чем наркотики.

Бывают случаи, когда человеку не подходят таблетки или он к ним привязывается, но это уже аддиктивное поведение. Ты должен понимать, какую тебе назначили дозировку, ходить к врачам. За подростками тем более строже следят, поэтому мне не могли просто дать таблетки и не контролировать. Так что я считаю, что антидепрессанты редко когда могут плохо повлиять.

В школе обратили внимание на всё, когда я прогуляла практически всю третью четверть. Организовывали комиссию, чтобы решить, исключать меня или нет. Тогда я еще не принесла всё объясняющую справку от психиатра.

Потом я как-то собралась, тем более последняя четверть была дистанционной, и перешла в восьмой класс.

В восьмом классе я уже рассказала, что происходит, и принесла справку от психиатра. К счастью, у меня молодая классный руководитель, которая спокойно к этому отнеслась.

В классе мало кто знает о моем диагнозе. Все они нормально к этому относятся. Если бы и остальные узнали, то ничего не было бы, я думаю. Меня бы просто посчитали еще более странной, но не перестали бы со мной общаться и не стали бы меня травить. Если кто-то кому-то в классе не нравится, то сейчас на него просто не обращают внимания.

Сейчас я нахожусь на индивидуальном обучении в школе — то хожу туда, то не хожу. Я ищу нового специалиста. Это дается проще, потому что уже можно спросить контакт хорошего специалиста у тех, к кому раньше ходил.

Надя — о подруге

— Моя бывшая подруга — назовем ее Ариной — всегда отличалась тягой к мистицизму. Она любила смотреть «Битву экстрасенсов», верила в магию и духов. С другой стороны — она была очень религиозной девушкой, раньше регулярно ходила в церковь. Это небольшой бэкграунд, чтобы было понятно, что у Арины были предпосылки.

За три месяца Арина сменила несколько квартир, причем уезжала после больших скандалов с соседями. Мне и всем она рассказала, что соседи ее обсуждают, говорят между собой, что она девушка легкого поведения и всё такое. Я знаю, что в современных домах тонкие стены, и тоже периодически слышу соседские скандалы, поэтому не придала этому значения. Советовала подруге поменьше переживать, сходить к ним с тортиком, как-то наладить отношения.

Как сейчас помню: ехала в такси домой, и мы по телефону разговаривали с другой подругой — обсуждали вечные скандалы Арины с соседями. И как-то в разговоре мелькнуло про повторяющиеся сценарии. И мы подумали, что это похоже на какую-то паранойю. Может быть, это с Ариной что-то не так? Мы не специалисты и раньше никогда с таким не сталкивались, поэтому соображали долго. Подумали про голоса в голове. Может быть, это были не соседи? Может, ей самой что-то чудилось? На следующий день я погуглила про голоса в голове и прочитала, что это симптом шизофрении.

Я до сих пор не знаю, что у нее за болезнь. Психолог, с которой я разговаривала, сказала, что это похоже на шизофрению.

К сожалению, с Ариной мы разорвали отношения. Это была короткая, но очень неприятная история. Арина жила у меня пару дней, потом уехала со скандалом, обвинив моего брата, нашу общую подругу и меня за компанию, что мы обсуждали ее со своими друзьями-соседями и хотели разместить ее фотки в паблике «Курицы Новосибирска».

Тогда я уже понимала, что она больна, но не решалась это сказать. Сначала как-то стеснялась, а потом стало уже поздно.

Я знаю, где она лежит, и от души порадовалась, хоть и нехорошо такое говорить, что с ней будут работать нормальные врачи. Не целитель! А то она «лечилась» у какого-то целителя, ездила к нему за 200 километров.

Сейчас она лежит в больнице, а может, ее уже выписали. Я один раз попыталась узнать у врача о диагнозе. Но психиатр забрила меня — подругам никакой информации. А с ее родственниками у меня нет связи, Арина здесь жила одна.

В чём разница между психологами, психотерапевтами и психиатрами

Эти герои и их близкие боялись обратиться к специалисту и испытывали сложности при их выборе. Давайте разберем, в чём разница между психологами, психотерапевтами и психиатрами.

Психолог — это специалист с психологическим образованием, который, например, может проводить консультации, тестирования, тренинги личностного роста. Как правило, к психологу обращаются психически здоровые люди, имеющие определенные трудности в жизни и нуждающиеся в помощи и поддержке.

Разница между психологом и клиническим психологом в том, что последний в большей степени осведомлен о психических расстройствах и в сотрудничестве с врачом-психиатром может вести пациента.

Психолог нужен, если, например, у вас есть трудности в принятии решений, страх публичных выступлений, неуверенность в себе и проблемы с самооценкой, семейные проблемы и так далее.

Психотерапевт — специалист, имеющий кроме базового психологического или медицинского образования специализацию по тому или иному направлению психотерапии. Он может работать с глубокими личностными проблемами, психологическими травмами и другими трудными жизненными ситуациями.

Психотерапевты бывают двух видов: психиатры-психотерапевты и психологи-психотерапевты. Психиатры и психологи могут стать психотерапевтами после обучения по одному из направлений психотерапии, разница только в возможности психиатров дополнительно применять фармакотерапию в процессе лечения.

Психиатр — специалист с медицинским образованием, врач, который консультирует здоровых и лечит психически больных людей с помощью медикаментозных препаратов.

Психиатр нужен, например, если есть какие-то клинические проявления: депрессивные (стойкое сниженное настроение, плаксивость, тревога, двигательная и мыслительная заторможенность, утрата удовольствий и так далее), панические атаки, психотические проявления (бред, галлюцинации), перепады настроения. Он оценит состояние, поставит диагноз и, если необходимо, назначит медикаментозное лечение и психотерапию.

Как понять, что нужна помощь, как искать специалиста и где норма

Врач — психиатр-психотерапевт Дарья Лепихова подчеркивает, что нужно смотреть, насколько страдает качество жизни:

— Есть депрессия, когда человек не может встать с кровати, потому что у него нет сил: он физически, эмоционально, когнитивно истощен. Он может сутки провести в эмбриональной позе. Здесь очевидно, что это не норма. Если человек не опасен для себя и окружающих, то по большому счету он может чувствовать всё, что хочет, жить, как ему хочется, и никуда не обращаться. Если он не бегает с ножом за кем-то, не совершает суицид, не отказывается от еды, не стаскивает домой половину свалки так, что потом все соседи чувствуют зловонный запах, не перестает принимать пищу.

Она добавляет, что, если человек никому не вредит, его никто не может госпитализировать. Потому что есть закон о психиатрической помощи и статья 29, где указаны основания для госпитализации в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях в недобровольном порядке.

— Может, остальное и не вполне норма, но, если люди могут жить с этим и не считают нужным обращаться куда-либо, имеют на это право. Многие годами не обращаются за помощью. Невозможно сказать, что такой человек ненормальный, — настаивает психиатр-психотерапевт.

Клинический психолог Анастасия Золотухина замечает, что вопрос о норме достаточно философский, поскольку само это понятие очень субъективно:

— Что для одного человека нормально, для другого может быть абсолютно неприемлемо, а внешняя странность и необычность человека далеко не всегда указывает на психическое страдание. Конечно, научным сообществом в сфере психического здоровья всё же установлены определенные границы нормы, однако всегда нужно учитывать нюансы и помнить, что на территории РФ действует принцип «презумпции психического здоровья», согласно которому необходимо доказать имеющиеся у человека проблемы с психикой. Только врач-психиатр и врач-психотерапевт могут провести дифференциальную диагностику и сделать вывод о состоянии пациента, поэтому рекомендую при наличии дискомфортного состояния не пытаться поставить диагноз самостоятельно, а обратиться к знающему специалисту.

В ее практике иногда с клиентами тоже поднимается тема нормы, поскольку в некоторых ситуациях человеку может казаться, что его мысли, чувства и поведение неправильны.

— Не будем углубляться в тему сопротивления клиента изменениям и его нежелания ходить к психологу, потому что жизнь начала меняться и стало страшно — вышел из так называемой зоны комфорта. Поговорим о простом. В процессе общения с психологом вам должно быть понятно, что он говорит; вы не боитесь и не стесняетесь спрашивать и переспрашивать, если вам не понятно; вы можете быть открытым, постепенно открываться; та поддержка, которую вы получаете, вас устраивает, — советует клинический психолог, педагог-психолог Лидия Фарукшина.

Анастасия Золотухина утверждает, что в процессе терапии человеку должно быть безопасно, он не должен подвергаться физической или вербальной агрессии, имеет право ознакомиться с документами, подтверждающими образование специалиста. Тот, в свою очередь, должен придерживаться профессиональной этики. Например, существуют принципы уважения и гуманности, конфиденциальности, принцип осведомленности и добровольного согласия клиента, принцип ненанесения вреда.

Она рекомендует начать поиск специалиста в интернете, потому что это просто: у многих психологических и медицинских центров есть сайты, на которых отображена вся необходимая информация о специалисте.

Дарья Лепихова уверена, что в Новосибирске достаточное количество хороших психиатров, психотерапевтов и психологов, в том числе в государственных учреждениях. Но, по ее мнению, люди склонны обращаться к кому угодно, только не к психиатрам, — они идут к гадалкам, шаманам, астрологам, хиромантам:

— Важно искать специалиста, работающего в научно обоснованном методе психотерапии КПТ (когнитивно-поведенческая терапия) и других ее ответвлениях. Настороженно стоит относиться к тем, кто обещает помочь за три сеанса, вылечить булимию за пять часов. Такого быть не может.

Хороший психолог постоянно держит руку на пульсе и при необходимости отправляет к психиатру.

Психотерапевт Ирина Винник отмечает, что очень часто в вузах на психологических факультетах — во всяком случае раньше так было — подготовка была скорее теоретическая, чем практическая. Не было обязательных требований о достаточных часах личной терапии и супервизии (это метод подготовки специалиста, который предполагает его консультацию с клиентом совместно с более опытным специалистом, с последующим анализом работы. — Прим. ред.). Таким образом, выпускник психфака был скорее психологом-консультантом или психологом-диагностом, педагогом-психологом (если это педагогический вуз). Это имеет мало общего с психотерапией, уверена она.

— Психотерапии надо учиться отдельно. Есть разные направления: психоанализ, гештальт, телесно-ориентированная терапия и прочее. Знаю, что в Новосибирске точно есть институт психоанализа, но я не люблю психоанализ как метод — для меня более эффективным стал гештальт. В Новосибирске нет учебного заведения, которое бы выдавало сертификаты, признаваемые международным сообществом, поэтому я училась ему в Московском институте гештальта и психодрамы пять лет. Наши требования для получения сертификата гештальт-терапевта включают не только сданные теоретические экзамены, но еще и более 150 часов личной и групповой терапии, минимум 50 супервизий, интенсивы, кейсы, отработку навыков в тройках и так далее. Обучение максимально прикладное, — описывает свой опыт Ирина Винник.

Поскольку она родом из Новосибирска, здесь живут ее родственники и друзья, ее часто просят посоветовать хорошего психотерапевта, но она не может этого сделать.

— Потому что нет людей, в чьей психотерапевтической квалификации я была бы уверена. Наверняка есть специалисты высокой квалификации, но я их правда не знаю. Я про это думала и решила обсудить c московскими коллегами открытие в Новосибирске филиала института, в котором я училась. Если я смогу это провернуть, у нас в городе будет такой центр подготовки гештальт-терапевтов, качество работы которых будет соответствовать международным стандартам EAGT (European Association for Gestalt Therapy). Тем более в других регионах такие филиалы успешно действуют, — заверяет Ирина Винник.

Она объясняет, что получение квалификации (освоение какого-либо метода психотерапии) подразумевает и включение специалиста в профессиональное сообщество, которое занимается в том числе регулировкой этических вопросов:

— Это дает отсев неквалифицированных специалистов, мамкиных психологов, а кроме того, защищает клиента в случае некорректного и даже вредительского поведения психотерапевта и репутацию психотерапевта от неадекватных клиентов.

Когда диагноз настоящий, а когда придуманный или модный

Дарья Лепихова поясняет, что у популяризации психологии есть, безусловно, много плюсов — стало больше обращений, с психических заболеваний сняли стигму: 10 лет назад, когда она начинала работать, многие боялись идти к психиатру, потому что их поставят на учет, они не получат водительские права.

— Многие вообще отрицали психические расстройства, мол, депрессия — от лени, со всеми проблемами можно справиться самому, если сосед иногда лечится в психбольнице, он опасен и нужно держаться от него подальше и так далее. Но есть и минусы: люди приписывают себе то, чего нет на самом деле.

Это нормально: наша психика не статичная, мы испытываем разные эмоции и по-разному реагируем на ситуации. Биполярное расстройство проявляется по-другому. Где-то человек что-то услышал и придумал себе диагноз.

Для постановки диагноза, по ее словам, какой-то симптом должен носить стойкий характер:

— Мы все иногда плачем, смеемся, бываем в приподнятом настроении, похожем на гипоманию, бываем грустные, как при депрессии, рассеянные, злые, иногда разгневанные, но это не дает нам права ставить диагноз. Для постановки диагноза требуется определенный набор критериев.

Лидия Фарукшина акцентирует внимание на том, что сейчас есть тенденция романтизировать или же обесценивать различные серьезные психические заболевания и многие ради внимания приписывают себе депрессию, биполярное расстройство и многое другое:

— Если разобраться, то каждое заболевание имеет ряд довольно весомых и мешающих нормальной жизни симптомов, игнорировать которые просто невозможно. Они, как правило, приводят к потере способности адаптироваться. И, конечно же, имеет место фактор времени — любое заболевание развивается постепенно и диагностируется при наличии стойких симптомов в течение 3–6 месяцев. Если вам уже неделю грустно после расставания — это нормально; если прошло полгода, но вам всё еще грустно — обратитесь за помощью.

Иногда некоторых пациентов удивляет, что не все специалисты ставят диагноз. Дарья Лепихова объясняет, почему такое может быть:

— Вы приходите, например, к травматологу, вам говорят, что нужно снимок сделать, то есть пройти диагностические процедуры. Так и в психиатрии. Специалист собирает анамнез, катамнез (вся медицинская информация о пациенте. — Прим. ред.). Понимает, спровоцировала ли какая-то ситуация расстройство или депрессию или оно имеет эндогенный характер, направляет на экспериментально-психологическое обследование и только потом ставит диагноз. Но есть более серьезные заболевания, которые требуют длительного наблюдения для постановки точного диагноза, в таких случаях в начале лечения диагноз ставится предварительный.

Психиатр предполагает, что, возможно, многие не хотят озвучивать диагноз, пока не будут уверены в его точности.

— У меня были случаи, когда пациент спросил, какой у него диагноз. Я озвучила — это было эмоционально неустойчивое расстройство личности. Он потом три часа рыдал в коридоре, пинал дверь и кричал, что ему всю жизнь испортили. После этого я тоже с осторожностью сообщаю пациентам их диагноз, — делится Дарья Лепихова.

Правда ли бывает сезонное обострение

Клинический психолог Анастасия Золотухина подтверждает, что существуют сезонные обострения, скорее весенне-осенние:

— Дело в том, что в периоды смены климатических сезонов в организме тоже происходят изменения, например, меняется гормональный фон. Подобные внутренние процессы являются стрессом для организма, а, как известно, стресс делает нас более уязвимыми к воздействию различных факторов. И речь не только про психические расстройства, но и соматические.

Лидия Фарукшина добавляет, что отчасти это связано с нехваткой солнца и витаминов, слабой двигательной активностью и другими физиологическими факторами.

— С другой стороны, весной мы гораздо более остро чувствуем контраст между нашим несчастливым состоянием и расцветающей природой, появляющимися на улицах парочками влюбленных, громко хохочущими подростками в общественном транспорте и так далее. Чем острее ощущается этот контраст, тем хуже чувствует себя человек, тем труднее ему «соответствовать» окружающему миру, тем больше вероятность срыва, депрессии и других проблем, — считает клинический психолог.

Что делает людей психически нездоровыми

Основные факторы, влияющие на наше психическое здоровье, — внешние и внутренние. К первым, по словам Лидии Фарукшиной, относятся условия жизни, семья, окружающие люди, ко вторым — здоровье: заложенные в нашем организме возможности для сопротивления негативным факторам среды.

— Поскольку моя основная работа всё же связана с детьми и подростками, то здесь я могу проследить усугубление положения. Как я уже говорила, нас просто захлестнуло волной аутоагрессивного поведения (самоповреждения, суициды), нередки случаи обращения по поводу расстройств пищевого поведения. Причин подобных явлений много — начиная от проблем в семье, в школе и заканчивая культурными веяниями, которые дети быстро усваивают из СМИ. Данные способы справляться с жизненными трудностями как будто стали обыденностью. Некоторые дети так и говорят, что видят акты самоповреждения в интернете и им интересно попробовать, прочувствовать, проверить свои возможности. Это не может не пугать, поскольку мы никогда не можем знать наверняка, как далеко зайдут подобные эксперименты. Если говорить о тенденциях, то можно сделать вывод, что не скорректированные вовремя проблемы детей перекочуют с ними в их взрослую жизнь, — рассказывает Анастасия Золотухина.

По ее словам, ключевым фактором, усугубляющим психическое состояние населения, является стресс, который сопровождает нас везде — дома, на работе, в учебных заведениях, на улице и так далее:

— Конечно, стресс — не всегда плохо: всем нам приходится справляться с трудностями в жизни, это закаляет характер, делает нас выносливыми, и это нормально. Однако, когда стресс является перманентным, ресурсы организма истощаются, что влечет за собой негативные последствия для здоровья. А если человек еще и прибегает к стратегии ухода от реальности и проблем посредством аддиктивных агентов (которые, кстати, очень доступны), то это провоцирует и развитие различных зависимостей.

Кроме того, Анастасия называет и другие факторы, такие как плохая экология, информационный шум, сниженное качество жизни (как материальное, так и духовное), нестабильность в политике и экономике. Это, по мнению специалиста, как минимум вызывает утомление и тоску, как максимум — хроническое напряжение, тревогу и депрессию, которые в свою очередь могут запускать каскад других заболеваний: как психических, так и соматических.

— Наверное, не будет новостью, если я также укажу на проблему, которую предъявляют молодые люди — и девушки, и парни. Это несоответствие своего образа тому образу, который транслируется нам из разных источников. «Ты должен быть молодым, красивым, активным, успешным, креативным, модным» и еще много каким. И мы с завидной регулярностью видим и слышим подобные лозунги отовсюду.

Подобное разочарование, конечно, может стать точкой роста для человека и поводом переосмыслить происходящее, но, чтобы к этому состоянию принятия приблизиться, необходимо пройти все стадии, включая депрессию, — замечает Анастасия Золотухина.

Еще один фактор, который часто провоцирует душевное страдание, по мнению клинического психолога, — это переход от живого общения к виртуальному. Физически человек может находиться среди людей, однако потребность в эмоциональной близости и принятии может быть не удовлетворена, а это одна из базовых потребностей человека.

— Важно учитывать, что зачастую рост заболеваемости связан и с уровнем осведомленности населения о психическом здоровье, а соответственно, с обращением за помощью в случае необходимости и с улучшением методов диагностики. Даже врачи, напрямую не работающие с психическим состоянием пациентов, могут заподозрить наличие душевного страдания человека и направить к врачу-психиатру, психотерапевту или психологу, — объясняет Анастасия Золотухина.

На вопрос о росте заболеваемости специалисты не очень хотят отвечать из-за того, что не обладают официальной статистикой, но количество обращений к ним увеличивается.

Психиатр Дарья Лепихова рассказывает, что при большинстве обращений требуется медикаментозное лечение, но многие до сих пор боятся, что «подсядут» на антидепрессанты, и длительное время никуда не обращаются:

— Но бывают случаи, что врачи поликлиник (неврологи, терапевты, гастроэнтерологи) назначают антидепрессанты, транквилизаторы, нейролептики в неправильных дозировках и длительности их приема. Например, назначают антидепрессанты в минимальной дозировке на один-два месяца, а они действовать начинают только к концу третьей недели. Всё же лечением психических проблем должен заниматься психиатр — более компетентный в этих вопросах. Я никогда не назначаю препараты из других областей медицины, а направляю пациента к специалисту более компетентному в данной области. Конечно, у антидепрессантов есть побочные явления, поэтому иногда требуется время для подбора препарата, — комментирует эксперт.

Косвенный признак увеличения количества пациентов с психическими заболеваниями — растущие продажи антидепрессантов. В том числе разные эксперты акцентируют внимание на еще большем росте, связанном с пандемией и возросшей тревожностью. По данным «Фармацевтического вестника», продажи одного «Золофта» в 2020 году выросли на 42% по сравнению с 2019 годом, а в январе 2021-го выросли еще на 35% по сравнению с аналогичным периодом 2020 года.

Заместитель директора по развитию Новосибирской аптечной сети Максим Лесников говорит, что в ассортименте есть более 40 антидепрессантов — это только по международному непатентованному наименованию, без учета торговых названий, которых гораздо больше.

— Наиболее востребованные среди них — «Паксил», «Золофт», «Амитриптилин», «Велаксин». Продажи из года в год растут — не резкие скачки, но тем не менее.

По словам Максима Лесникова, связанного с пандемией большого роста продаж за последний год не было зафиксировано, но ежегодный прирост есть.

Какие еще проблемы существуют

Основные проблемы, которые озвучивают пациенты и врачи, — стигматизация, неосведомленность в вопросах лечения, в том числе медикаментозного, поиск хороших специалистов, своевременность обращений, растущее количество стрессовых факторов, обесценивание проблем со стороны близких, а порой и специалистов.

Врач-психотерапевт Игорь Лях обращает внимание на следующие проблемы в области психической и психологической помощи (если предположить, что первой занимаются психиатры, а второй — психологи):

— Одна из них заключается в том, что и мир, и психологические услуги меняются очень быстро и регламентировать их достаточно сложно. Не так давно появились возможности оказывать помощь через интернет, помогающие чат-боты и тому подобное. Это действительно сложная работа — писать стандарт на каждое направление психологической деятельности. Кроме того, есть проблема в подготовке психологов: например, не все проходят супервизию у коллег и личную терапию.

По его словам, в большинстве развитых стран эту проблему решают так: деятельность психологов регулируется некоммерческими организациями, ассоциациями профессиональной деятельности, как и у врачей, где коллеги наблюдают за деятельностью коллег, супервизируют. Так работает гражданское общество. И по закону человек, который не прошел этот контроль, утрачивает право дальше заниматься практикой.

Часть этих решений оформлена подзаконными актами, разрешениями организаций, не во всех странах есть специальные законы. Работа психологов и психотерапевтов финансируется церковными приходами, благотворительными фондами или за счет налогов — чтобы помощь была для клиента бесплатной.

— Еще одна проблема состоит в том, что некоторое количество специалистов оказываются недобропорядочными, не способными оказывать помощь на бескорыстной основе, да и некоторое количество людей, которые называют себя психологами, являются банальными мошенниками. Если говорить о проблемах не со стороны психологов, а со стороны клиентов, то существуют пациенты с психическими заболеваниями, которые нуждаются в различной помощи, но пытаются создать иллюзию у себя и окружающих, что не нуждаются в ней, — комментирует Игорь Лях.

Эту проблему, по его мнению, мы можем определить как специфическое наследство, доставшееся со времен карательной психиатрии, которая была не только в нашей стране, но и в других государствах:

— Страх потерять права и подвергнуться насилию до сих пор велик.

Не все в обществе понимают, какая помощь нужна — психологическая или психиатрическая, и часто путают эти понятия. Если мы говорим про людей с психическими заболеваниями, то в современных реалиях люди склонны до последнего бороться со своими проблемами самостоятельно, потому что идти к психиатру стыдно и страшно.

Лидия Фарукшина отмечает, что для людей с невротическим уровнем (депрессии, тревога) характерно чаще искать помощи у специалистов, однако и здесь люди склонны замалчивать проблемы, искать поддержки у близких и друзей, в книгах, статьях и лайфхаках из интернета.

— И хотя ситуация немного улучшается за счет СМИ, люди больше узнают о том, как и где получить профессиональную помощь, всё равно по-прежнему эта тема остается за пределами нашего внимания, и люди часто остаются с ней один на один, — резюмирует Лидия Фарукшина.

Если вы столкнулись с проблемами, связанными с оказанием психологической помощи, расскажите об этом медицинскому обозревателю Марии Тищенко — m.a.tishenko@yandex.ru или по телефону +7 961 845-55-78 (WhatsApp, СМС, Telegram).

Ранее мы писали о том, как коронавирус влияет на психику людей: эксперты из Новосибирска рассказали, кто больше всего подвержен стрессовым расстройствам при ковиде. Также мы разбирали, сколько стоят услуги психологов в Новосибирске и как получить помощь бесплатно.