В Новосибирской области заболеваемость туберкулезом в 2 раза выше, чем в среднем по России

Ива Аврорина:
Добрый день, уважаемые зрители, слушатели и читатели НГС.
Мы начинаем прямой эфир с заведующей клиническим сектором научного отдела Новосибирского научно-исследовательского института туберкулеза Татьяной Колпаковой, заместителем директора по науке Новосибирского НИИ туберкулеза Татьяной Петренко и начальником управления организации медицинской помощи министерства здравоохранения Новосибирской области Ольгой Покровской.

Светлана:
Здравствуйте. Мой вопрос повторяет тему прямого эфира:Почему в Новосибирской области заболеваемость выше,чем в остальных регионах России? В чем причина большого количества больных туберкулезом именно в нашей области?

Ответ:
Проблема заболеваемости туберкулезом актуальна для всех регионов РФ. В Новосибирской области цифры выше, чем в среднем по РФ, но это средние показатели. На мой взгляд, гораздо принципиальнее оценивать динамику, особенно динамику за последние 10 лет, когда за счет планомерно выстраиваемой работы и организации медицинской помощи у нас произошло снижение заболеваемости более чем на 25,5 %. Если сравнивать показатели 2014 и 2015 годов, мы тоже видим снижение заболеваемости — 106,3 на 100 тыс. человек в 2014 году, 2015 год мы закончили с показателем 105,8. Плюс, что очень значимо, мы дали достаточно серьезное снижение показателя смертности — практически на 10 %. Готовы обсудить более конкретно те меры, которые принимаются на территории НСО, они достаточно серьезно помогли в достижении этих показателей.
Также существуют такие специфические показатели, как структура впервые выявленных больных, — она у нас улучшается. Снижается доля больных, которые выявлены с наиболее тяжелыми формами туберкулеза, с распадами легочной ткани. Снижается распространенность туберкулеза с бактериовыделением, наиболее часто население волнует именно такая открытая форма туберкулеза, всем кажется, что именно она представляет самую серьезную опасность. У нас снижается распространенность фиброзно-кавернозного туберкулеза, т.е., по сути, мы стали выявлять туберкулез на более ранних локальных стадиях, не доводя это до тяжелого течения.
У нас незначительно подрастает показатель рецидива — туберкулезом можно заболеть не один раз в жизни, такова эпидемиологическая структура этого заболевания. У нас растет количество пациентов с множественной лекарственной устойчивостью, но этому тоже есть объяснение, специалисты из НИИ туберкулеза нам могут предоставить информацию, что и возбудитель туберкулеза мутирует со временем, подстраиваясь под наши новые лекарственные схемы.

Ива Аврорина:
То есть он становится более устойчивым?

Ольга Покровская:
Да. Это живой организм, точно так же, как и мы с вами.
И самое главное (это регистрируется во всех субъектах РФ) — у нас значительно растет процент больных туберкулезом, ассоциированных с ВИЧ-инфекцией. За год у нас этот показатель вырос на 14 %.

Ива Аврорина:
С чем это может быть связано?

Ольга Покровская:
В целом это связано с тем, что у нас растет количество ВИЧ-инфицированных больных, а ВИЧ-инфицированный больной, безусловно, наиболее неустойчив к воздействию этих факторов. И в силу особенностей ВИЧ-инфекции и туберкулез протекает более агрессивно, поскольку достойного иммунного ответа не получает.
Если говорить о заболеваемости туберкулезом у детей, в целом по области мы видим прирост, но незначительный: 2014 год — 122 ребенка, 2015 год — 158 детей. Если переведем в проценты — это практически на 25 %.

Ива Аврорина:
С чем это связано? С тем, что Манту не делают, или они заражаются каким-то образом?

Ольга Покровская:
Показатель заболеваемости всегда отражает и эффективность выявляемости, как это ни странно будет звучать. Начиная с 2010 года, достаточно интенсивно стали применять новые методы в диагностике. Появился диаскинтест, который не заменяет реакцию Манту, но он показывает именно активность туберкулезного процесса. Если реакция Манту положительная, то диаскинтест покажет нам: это активный уже туберкулезный процесс или нет. У нас появилась компьютерная томография, когда мы для уточнения диагноза делаем эти обследования. Соответственно мы у большего количества ребятишек стали выявлять ранние локальные формы. А это значит — мы назначим своевременное лечение, и процент излеченных будет намного выше.

Ива Аврорина:
А заболевших детей больше в городе или в области?

Ольга Покровская:
Равнозначно.

Ива Аврорина:
То есть диагностика достаточно развита и там, и там?

Ольга Покровская:
Да. У нас очень хорошие показатели по туберкулинодиагностике, та самая волнующая многих тема — реакция Манту. Практически 100%-ный охват от плана: 2015 год — 99,9 %. У нас нет отказа от БЦЖ. Профилактика у детей — это проведение вакцинации и своевременной ревакцинации. На ревакцинацию у нас выходят не все ребятишки, потому что они дают вираж реакции Манту и тогда должны наблюдаться уже у фтизиатра, и уже там будет приниматься решение.
Из этих 158 детей 40 детей заболели из очагов туберкулеза. Очаг туберкулеза — это там, где есть больной туберкулезом. К сожалению, две трети таких семей социально дезадаптированные. Каждый третий больной туберкулезом страдает еще и хроническим алкоголизмом. Туберкулез — это не только чисто медицинская проблема. Это отчасти еще и социальная проблема. Это образ жизни, отсутствие у ряда пациентов, уже больных туберкулезом, мотивации к лечению в силу маргинального образа жизни. Это в целом социально-бытовые условия.

Ива Аврорина:
Много вопросов о том, каким образом может заразиться человек социально адаптированный, и том, могут ли социально неадаптированные больные туберкулезом отказаться от лечения, от госпитализации при том, что они несут угрозу окружающим.

Ответ:
К сожалению, могут. Это очень большая часть наших больных — социально дезадаптированных. К сожалению, поведение этих больных нередко ставит в тупик и врача, и окружающих. Какие-то принудительные меры использовать мы не имеем права, у нас нет на это законодательной базы. Но госпитализировать таких больных мы все-таки пытаемся, и порой небезрезультатно.

Ива Аврорина:
Какие рычаги есть?

Татьяна Колпакова:
Рычаги есть. Участковый врач готовит документы и через суд добивается того, чтобы было принято судебное решение о госпитализации такого пациента, по сути принудительной.

Ива Аврорина:
Это при открытой или при закрытой форме?

Татьяна Колпакова:
При открытой и при закрытой форме, какой-то распространенной, при асоциальном поведении больного, когда все — не только родственники, но и соседи — могут быть очень недовольны. Принудительная госпитализация у нас есть, и ею пользуются.

Ива Аврорина:
Насколько часто это происходит?

Татьяна Колпакова:
Я не могу сказать о какой-то статистике. У врачей очень разное отношение к этому, но тем не менее абсолютно все доктора этим пользуются.

Татьяна Петренко:
Другое дело, что этот пациент, госпитализированный по решению суда, может продолжать вести себя неадекватно, спустя 2-3 дня уйти из стационара самовольно, прекратить лечение или начать дебоширить. Здесь уже никаких мер принять врачам невозможно в медицинском учреждении.

Ольга Покровская:
Это уже правовая плоскость вопроса. Решение о принудительной госпитализации проговорено в федеральном законодательстве, но это не равно принудительному лечению. Госпитализировать мы этого пациента госпитализировали, но туберкулезные больницы — это не больницы закрытого типа, на ключ мы не закрываем.

Ива Аврорина:
На пресс-конференции 2012 года медики посчитали, что в по области каждый день около двух десятков пациентов с туберкулезом отказываются от лечения. Сейчас такая же ситуация?

Татьяна Петренко:
Мы таких цифр не знаем. Я знаю, что проводится большая просветительская работа, какие-то беседы с больными, педагогическая работа, если пациент уклоняется.

Ольга Покровская:
Более того, у нас в рамках госпрограммы по развитию здравоохранения НСО существует такое мероприятие, когда мы для воспитания мотивации к лечению людей, которые состоят на учете у фтизиатра, которым назначено лечение, — мы выдаем им продуктовые наборы. Бóльшая часть пациентов — не то что социально дезадаптированные, но все-таки определенные категории.

Ива Аврорина:
Финансируется это откуда?

Ольга Покровская:
Финансируется это в рамках госпрограммы. Такая работа проводится, и она свой эффект дает. Все-таки уровень жизни в городе и отдаленных деревнях абсолютно разный, поэтому это тот плюс, который срабатывает.

Татьяна Колпакова:
Мы работаем с этими больными, с неблагодарными, как мы говорим, социально дезадаптированными. У нас в лечебных учреждениях, в НИИ туберкулеза существуют школы для больных туберкулезом, где мы объясняем, что есть такое туберкулез. Действительно, очень многие больные не знают, что такое туберкулез. Не знают, как они могут заразить своих родственников. Прослушав целый курс лекций таких, мы видим, что действительно повышается мотивация, приверженность таких больных к лечению. Все-таки какое-то чувство у больных, что он может нанести вред своим самым близким родным людям, конечно, появляется.

Оксана Викторовна:
Добрый день!
По туберкулезной больницы в д.п.Кудряшовский: больные данного заведения с открытой формой свободно передвигаются в поселке (магазины, детские площадки, аптека и т.д., а так же были случаи поездки в общественном транспорте) - говорю не понаслышке, а по факту (многие жильцы поселка работают в этом лечебном заведении и, соответственно, знают своих больных) И вопрос: если мы в лидерах по данному заболеванию, если у нас показатели в 2 раза больше чем везде, то какие меры предпринимаются для того, чтобы оградить пока еще здоровых жителей поселка и ребятишек? Я все понимаю, что больница - это не тюрьма, но почему должны страдать те, кто в зоне риска?!

Ответ:
Можно сказать очень важную вещь, что если пациент находится на длительном лечении (это по общемировым данным), если он в течение двух недель получает противотуберкулезную адекватную химиотерапию, то, несмотря на имеющееся у него бактериовыделение, которое было выявлено в начале заболевания, считается, что он не представляет большой угрозы для окружающих. Общемировая практика — лечить таких пациентов дальше на дому, амбулаторно. Известно, что, например, в Америке спустя 2 недели после начала химиотерапии интенсивной в стационаре принимается то, что он не опасен, этот пациент выписывается и лечится на дому. Поэтому, видимо, те больные, которые получают интенсивное лечение в этой клинике в Кудряшах, видимо, уже не так опасны.

Ива Аврорина:
Но с уверенностью вы этого сказать не можете?

Татьяна Петренко:
Конечно, мы каждого больного отследить не можем. Естественно, существует стационарный режим. За этим следят врачи и медперсонал этой больницы — могут эти больные ходить в поселок или нет.

Елена:
Здравствуйте. Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию с нахождение двух туберкулезных диспансеров в Ленинском районе Новосибирска, рядом с Ленинским рынком. Больные туберкулезом выходят за пределы территорий, ходят везде!!! С открытой и закрытой формой. Кроме этого, к территориям примыкают жилые дома и детский садик.

Ответ:
Прекрасно знаю эти 2 больницы, работала там. Есть данные, что в Ленинском районе, именно в этой зоне проживания, состояния эпидемии туберкулеза никогда не было зарегистрировано. В Ленинском районе в этой зоне показатели по туберкулезу точно такие же, как и в других зонах проживания в нашем городе, в Новосибирской области. В Новосибирской области тоже наши диспансеры, стационары оказываются иногда в зоне проживания, но тем не менее там никто никогда не зарегистрировал эпидемии.

Ива Аврорина:
А не эпидемии, а просто более высокого уровня там нет?

Татьяна Колпакова:
Нет, этого нет.

Ива Аврорина:
То есть туберкулезная больница может находится и в центре города?

Татьяна Колпакова:
Это нежелательно.

Ива Аврорина:
А чем хуже те, кто живет в Кудряшах или в Ленинском районе?

Татьяна Колпакова:
Татьяна Игоревна по сути ответила на этот вопрос: 2 недели приема наших противотуберкулезных препаратов совершают чудо, микобактерия туберкулеза просто напросто перестает определяться в мокроте. То есть человек уже не опасен в той степени, в какой он был 2 недели назад.

Ива Аврорина:
Совершенно безопасным становится через 2 недели?

Татьяна Колпакова:
Да.

Татьяна Петренко:
Главное, чтобы это была хорошая, настоящая химиотерапия, чтобы он не забывал эти препараты принимать, чтобы она проводилась под наблюдением врача.

Татьяна Колпакова:
У нас препараты обладают бактерицидным действием, т.е. это препараты достаточно сильные, мощные, они убивают микобактерии туберкулеза, приостанавливают рост микобактерии туберкулеза.
Возвращаясь к этому вопросу о Ленинском районе, хочу сказать, что город растет, развивается, увеличивается в своих размерах. Когда-то эти больницы были на окраине г. Новосибирска, а сейчас это уже внутриквартальные больницы. Но бояться жителям не надо.
Кроме того, заболевает туберкулезом даже находящийся в контакте не каждый человек. Даже при контакте заболевает менее 1 %.

Ирина:
Добрый день! Как влияет на заболеваемость современное питание

Ответ:
Я очень люблю тему про питание, потому что считаю, что от питания очень многое зависит, и те люди, которые регулярно употребляют в пищу определенные продукты, гораздо меньше имеют риски заболеть туберкулезом. К этим продуктам относятся сливочное масло, яйца, мясо, мясные продукты (причем акцент именно на настоящем мясе, а не на колбасных изделиях). Это должен быть небольшой, 160 г кусочек вареного мяса или котлета в день. Масла сливочного надо употреблять примерно 50 г в сутки. Именно эти животные жиры защищают очень людей от туберкулеза. Всем больным туберкулезом мы всегда рекомендуем съедать кусочек масла каждый день и выпивать стакан жирного молока или жирных сливок. Раньше, еще в добактериальную эру, был старинный рецепт для лечения туберкулеза — стакан теплых сливок на ночь. Это сильно людей поддерживало и укрепляло, когда свирепствовала чахотка.

Ива Аврорина:
Еще какие-то поездки рекомендовали.

Татьяна Петренко:
Да, хорошие климатические факторы тоже очень важны. А по питанию — очень важно, что нужно употреблять натуральные продукты, которые содержат животные жиры, и белковую пищу.

Татьяна Колпакова:
Белок — строительный материал. Но это естественный белок, не растительный.

Ива Аврорина:
Климат, в котором мы живем?..

Татьяна Колпакова:
Прекрасный.

Ива Аврорина:
Он не связан с тем, что у нас заболеваемость туберкулезом в 2 раза выше, чем в среднем по России?

Татьяна Колпакова:
Нет. Прекрасный климат. Во-первых, нет каких-то жутких катаклизмов на нашей территории. Достаточно большое количество солнечных дней. И солнечная активность не столь агрессивная, как в горах, около моря. Мы хорошо знаем, что особенно у наших молодых больных, когда мы направляем на санаторно-курортное лечение в горы или на море, то они приезжают к нам даже с обострением. Нет ничего лучше той природы, того места, где человек родился, где он живет, где он адаптирован абсолютно.

Мехлай:
В какие санатории сейчас имеется возможность посетить в случае рекомендации санаторного лечения?

Ответ:
Хочется сказать о нашем санатории, санатории федерального значения. Горно-климатический санаторий «Чемал». Это в общем-то единственный санаторий на всю Сибирь, на весь Дальний Восток. Санаторий может принять на реабилитацию наших больных туберкулезом, подготовить их к следующему этапу — этапу выхода на работу, то, что мы называем абсолютной реабилитацией. Сам санаторий очень хорошо оснащен. Там даже они планируют и предпринимают меры для [организации] зоны отдыха с бассейном. тренажерные залы у них есть. Терренкур у них есть для разных пациентов, соляная пещера. И, конечно, само присутствие в этом микроклимате — это удивительное место Горный Алтай. Катунь и Чемал — слияние этих рек — плюс горы создают этот микроклимат. Лодки. Там существует маленькое озеро. Используется такое водолечение в виде катания на лодках. Катание на лодках — это тренировка сердечно-сосудистой системы, дыхательной системы.
И другие санатории. У нас есть несколько санаториев на побережье Волги. И «Теберда» — это горно-климатический санаторий на Кавказе. Есть специализированные санатории для больных туберкулезом с сахарным диабетом (Ленинградская область) — очень серьезные специализированные санатории. Детские специализированные санатории, для сопутствующей патологии. Это основные группы санаториев. На сегодняшний день санатории есть, это завершающая фаза при лечении больного туберкулезом.

Татьяна Петренко:
У нашего института очень тесный контакт с санаторием «Чемал», потому что у нас в институте проводится очень много операций для больных туберкулезом, а на реабилитацию больные отправляются в санаторий.

Ольга Покровская:
Здесь важно, чтобы мы были услышаны: на санаторное лечение больные направляются после окончания основного курса химиотерапии по направлению врача, врачебной комиссии. Как-то исторически сложилось, что люди сели и поехали сами. Здесь все-таки решение врача [должно быть], здесь важно не навредить.

Татьяна Петренко:
Путевки бесплатные. Платным может быть только проезд. Но и здесь у нас есть контакты, по которым из нашего института больные напрямую туда попадают — у нас есть транспорт, которым мы туда доставляем.

фтизиатр:
На сегодняшний день сложилась ситуация: препараты выделяются только на активную группу, а для проведения профкурсов, для контактных - нет. Нет препаратов для купирования побочных эффектов, за свой счет себе позволить их могут только 10% , как не меньше, наших пациентов... Отсутствует социальная поддержка больных, не ликвидированы очереди в стационар, нет возможности доступно обследовать пациентов (МСКТ) и др. Прием врача оценен в 256,4руб, из которых на зарплату ни чего не остается, да и врачей в профессии -нет.. Вопрос: что реально делается для изменения сложившейся ситуации? Спасибо.

Ответ:
Ситуация в вопросе отражена очень субъективно. Мы с вами уже проговорили и про в целом усиление именно профилактической направленности, и про бесплатную выдачу препаратов для ВИЧ-инфицированной группы, и ребятишкам, которым назначается при устойчивом вираже реакции Манту профилактическая химиотерапия, проводится эта химиотерапия.
Что касается кадрового потенциала — здесь неоценима работа кафедры.

Татьяна Колпакова:
Могу сказать, что проблема есть проблемы кадров в медицине в целом, но не все так черно, как здесь написано. В прошлом году кафедра туберкулеза факультета повышения квалификации выпустила 5 интернов, подготовили 5 интернов для работы в наших медучреждениях, именно во фтизиатрических учреждениях. Никто из 5 подготовленных фтизиатров не ушел из фтизиатрии. В этом году мы выпускаем 3 человек, в следующем году — клинического ординатора. Есть уже претенденты к нам на 2016 год в клиническую интернатуру по фтизиатрии.

Ива Аврорина:
По фтизиатрам в области штат полностью укомплектован?

Татьяна Колпакова:
Нет. Как и по многим другим дисциплинам. Но катастрофы я не вижу.

Ольга Покровская:
За последние 3 года видна отчетливая тенденция по восполнению недостающих кадров и, что отрадно, восполнению молодыми специалистами. То есть это те специалисты, которые осознанно выбрали эту специальность и которые будут работать в этой специальности достаточно долго. Отсутствие кадров и старение кадров — это две проблемы в целом здравоохранения. Но начиная с 2013 года мы медленно, но преодолеваем это. Тенденция положительная.

Ива Аврорина:
С чем вы это связываете?

Ольга Покровская:
Я всегда говорю, что проблема недостатка кадров не возникла в одночасье, допустим, в 2013 году. Мы все понимаем, что у нас были достаточно тяжелые для отрасли 90-е годы, когда произошел серьезный отток кадров, люди просто уходили из медицины. Но сейчас ситуация стабилизировалась. По врачам мы 2-й год фиксируем положительную динамику. Мы не просто восполняем естественную убыль (уходят у нас специалисты и на пенсию), но и даем положительный прирост. Этот прирост не тысячами исчисляется, но он есть. А то, что здесь специалисты выбрали такую специальность — это очень осознанный выбор, все-таки фтизиатрия — это серьезно.

Ива Аврорина:
Это серьезно и сложно, особенно если учесть, что бóльшая часть пациентов социально дезадаптирована.

Татьяна Колпакова:
Я хочу еще дополнить про институт туберкулеза. На сегодняшний день у нас практическое звено — наша работа и научное звено — наша работа. Могу сказать, что у нас научные кадры настолько обновились — это молодежь, т.е. это перспектива, наука, будущее нашей фтизиатрии.

Ива Аврорина:
Есть еще одна часть вопроса про препараты для купирования побочных эффектов. Вы когда говорите про химиотерапию при туберкулезе, ассоциация сразу с химиотерапией при онкологии возникает. Мы знаем, что это безумно тяжело переносится. Как с препаратами для лечения туберкулеза химиотерапией? Действительно нужны препараты, которые купируют побочные эффекты,входят ли они в бесплатную программу?

Татьяна Колпакова:
Сравнивать ни в коем случае нельзя побочные эффекты при химиотерапии у онкологических больных и у больных туберкулезом. у нас есть вполне определенные меры профилактики побочных реакций. Мы стараемся это делать, чтобы побочные реакции у нас были по минимуму. Может быть доктор работает с хрониками. Здесь действительно бывает очень тяжело лечить этих больных, у которых хронические формы туберкулеза, ряд сопутствующих заболеваний. Эта категория наиболее тяжелая. Здесь определенные трудности будут.

Елена:
Защищает ли прививка БЦЖ, которая делается новорожденным в роддоме, от заболеваемости туберкулезом?

Ответ:
Несомненно.

Ива Аврорина:
Нужна же ревакцинация потом? Если первую поставили — в роддоме же никого не спрашивают, а дальше — это уже ответственность родителей. Без последующей ревакцинации первая прививка дает какой-нибудь эффект?

Татьяна Прокопенко:
Безусловно, первая прививка от туберкулеза существенно изменила всю картину детского туберкулеза. После ее внедрения фтизиатры перестали фиксировать такие быстрые, молниеносные формы туберкулеза, как милиарный туберкулез у детей, туберкулезный энцефалит. Даже если после того, как дети наши привиты и заболевают туберкулезом, то [это] какие-то более легкие формы туберкулеза, которые подвергаются лечению, которые врачи успевают диагностировать, начать лечить, и выздоравливают эти дети. А если бы этой прививки не было, то мы знаем, что тогда было много смертей, детской смертности от молниеносных форм туберкулеза. Поэтому прививка эта, безусловно, очень важна.
Идут во фтизиатрической среде разные споры о том, когда проводить ревакцинацию, но у нас есть регламентирующие документы, которые указывают на то, что в возрасте 7 лет обязательно нам нужно проводить ревакцинацию тем детям, у которых не произошел вираж туберкулиновой пробы. Туберкулиновая проба Манту — это не живая бактерия, как некоторые считают, это уже какие-то ее кусочки, там нет ничего живого. Если БЦЖ — это действительно живая, очень ослабленная вакцина — бацилла Гельмета – Жерена, — то уже в пробе Манту ничего живого нет, там просто какая-то белковая субстанция, выделенная от микобактерии. Это уже действительно аллергическая реакция замедленного типа, которую фиксируют медики после проведения этой пробы Манту. Здесь очень важно оценивать это по годам. Для нас не имеет значения, какая эта проба, сразу, в какой-то конкретный момент времени. Нам важно, что было с этой пробой в прошлом году, в позапрошлом году, и оценить дальше на протяжении времени. Тогда мы увидим, когда произошел вираж. Что значит вираж? Это значит, когда ребенок столкнулся с инфекцией. В этом случае, когда выявляется этот вираж, когда вдруг эта проба становится большой или нарастает, то тогда важно обследовать ближайшее окружение этого ребенка, чтобы выявить человека — носителя этой инфекции. Так и выявляются пациенты взрослые, больные туберкулезом, — через пробу Манту у детей. То есть проба Манту имеет важное значение не только для детей, но и для выявления туберкулеза у взрослых.

Дмитрий:
Добрый день Татьяна Анатольевна, подскажите почему наши врачи педиатры отказываются от безопасного квантиферонового теста (который признан во всём мире) в пользу устаревшей пробы манту? которая, как известно заносит вирус хоть и ослабленный в организм ребенка. И почему нет специалистов которые могли бы донести педиатрам о пользе для здоровья ребенка если делать безопасный тест. Спасибо.

Ответ:
В стандарт обследования больных ребятишек не входит квантифероновый тест.

Ива Авронина:
А что это такое?

Татьяна Петренко:
Квантифероновый тест в научном плане представляет для нас интерес, потому что это достаточно новый для нас тест. Это тест на выявление латентной туберкулезной инфекции. В большей степени у него должны быть показания для применения не у детей. У детей как раз важна проба Манту, которая позволит выявить момент инфицирования, момент заражения ребенка микобактериями, проникновения микобактерий в его организм. Латентная туберкулезная инфекция — несколько другое понятие. Это наличие туберкулезной инфекции в организме любого человека — хоть взрослого, хоть ребенка. Здесь важно наше отношение к этому — к тому, что у него в организме есть эта бактерия, но при этом она не вызывает заболевания. Мы не можем никакими современными методами, даже компьютерной томографией легких, выявить у него какие-то изменения в легких или в каких-то других органах: в почках, если делаем УЗИ и т.д. Назначаем обследования, но ничего не находим — человек здоров. Но иммунологические пробы такие, как квантифероновый тест и новый сейчас появился у нас в стране диаскинтест (это очень важные тесты на выделение интерферона гамма иммунными клетками нашего организма в ответ на введение двух очень специфичных белков, характерных для микобактерий туберкулеза). Это достаточно точные тесты, но бывают и ложноположительные реакции. Если говорить о квантифероновом тесте, этот тест проводится в пробирке — набирается кровь из вены больного, и дальше специально эта пробирка обрабатывается, много раз встряхивается, очень сложные методы транспортировки этой пробирки до лаборатории. И, конечно, если какие-то аспекты не учтены при этом, то тест может даже показать и неправильный результат. Поэтому если мы говорим именно о детях, то нам важнее та проба Манту, которая вовсе не устарела, которой пользуются во всем мире. И в других странах, в иностранной литературе очень подробно постоянно эти вопросы обсуждаются — о кожном тесте туберкулиновом. И эта проба очень нам важна для выявления виражных детей.
Квантифероновый тест к тому же очень дорогой метод исследования, и у него по всей видимости будут другие показания, разработкой которых мы сейчас как раз и занимаемся.

Ольга Покровская:
И вряд ли, в силу специфики его проведения, мы сможем так масштабировать, организовать то 100%-ное обследование, о котором мы говорим, которое нам даст раннюю выявляемость.

Татьяна Колпакова:
Реакция Манту, диаскинтест — это два теста, которые на сегодняшний день, которые действительно не устарели, а один вообще является новым, они используются и входят в стандарт обследования детей. Квантифероновый тест — очень дорогостоящий тест. В Новосибирске мы пользовались квантифероновым тестом, я достаточно широко сама использовала этот тест в плане дифференциальной диагностики туберкулеза с другими заболеваниями легких. Но могу сказать, что на сегодняшний день у нас квантифероновый тест не используется в городе, не получено… есть определенные технические трудности. Вновь мы будем использовать этот тест примерно через 2 месяца, но все-таки у взрослых, а не у детей, для выявления туберкулеза.

Беленькая Татьяна Геннадьевна:
О какой профилактике идет речь, если я с декабря узнав , что дочь моего соседа по квартире ( я живу на подселение) больна открытой формой туберкулеза. Прописана она в Искитиме, отец живет в Бердске и она с ним. Алкоголичка. Лежала в тубдиспансере в Бердске, выгнали за пьянство, теперь она шатается везде, общается с людьми, якобы принимает таблетки, часто появляется и проживает у отца. Я обращалась и к участковому фтизиатру, и в "Сосновку", где работает ее отец, мне ответили, что все нормально, обрабатываете квартиру хлоркой и обрабатывайте дальше. Если это меры борьбы с туберкулезом, то вы меня извините. Я живу в постоянном страхе, соседи боятся подходить близко к двери. А скольких людей она может заразить? Ничего не делается для решения этого вопроса. И пока такие больные будут ходить везде и разносить палочку Коха в свободном пространстве, мы будем на первом месте в мире.

Ива Аврорина:
Что делать в данной ситуации? Выявили человека, лечиться он не хочет, он представляет опасность для окружающих. Что делать Татьяне Геннадьевне и что делать людям, которые в похожей ситуации?

Ответ:
Связываться с участковым фтизиатром.

Ольга Покровская:
Поскольку здесь есть контакты заявителя, мы, безусловно, с ней свяжемся. Мы уже говорили, что при регулярном получении лечения больной туберкулезом социально не опасен. Больные туберкулезом — не изгои, не требуют содержания в каких-то резервациях. Если Татьяна Геннадьевна не возражает, мы с ней свяжемся, чтобы прицельно прокурировать этот вопрос.

Оксана:
Здравствуйте я многодетная мамочка малолетних детей - 6 лет, 4 года , 2 года, муж болен туберкулезом, я хотела бы попасть на консультацию, как это возможно?

Ответ:
Как контактная она просто должна быть под наблюдением.

Ольга Покровскя:
Для начала нужно обратиться к участковому терапевту, который, оценив ситуацию, направит к районному фтизиатру для наблюдения. Более того, я полагаю, что если муж болен туберкулезом и состоит на учете, то эта семья должна была быть встроена в систему диспансерного наблюдения.

Татьяна Петренко:
У нас в НИИ туберкулеза есть сайт, где есть специальная страничка для пациентов, там есть «вопрос-ответ». Мы очень активно работаем с людьми, они нам пишут, подобные вопросы задают. Переадресуйте этот вопрос нам. Мы свяжемся с вами и, безусловно, все вам расскажем и всем поможем, чем можем. Все будем делать для вас. В каждой конкретной ситуации мы работаем через сайт.

ВЛАД:
Сколько выделено средств в 2015 г. и сколько заложено на 2016 г. на разработку современных лекарств с этим заболеванием в НСО и в России в целом?

Ива Аврорина:
В НСО разрабатываются вакцины?

Ответ:
Разрабатываются, но у нас нет таких баз, которые бы разрабатывали лекарства, противотуберкулезные в частности. С препаратами у нас все не так уж плохо. Я не могу назвать цифру, которая заложена в Новосибирске, НСО и в целом по стране, но я знаю очень хорошо, что у нас существует «Фармсинтез» (Иркутск), который очень активно разрабатывает, выпускает противотуберкулезные препараты. Один из последних, который сейчас проходит клинические испытания, в том числе на базе НИИ туберкулеза, — так называемый «Перхлозон». В прошлом году мы получили и ввели «Бедаквилин». Это не нашего производства препарат, а США, но тем не менее это новый препарат, мы его получили, мы его испытали, мы составили представление об этом препарате. У нас есть уже достаточно зарекомендовавшая себя фирма «Акрихин», которая выпускает противотуберкулезные препараты с большим разнообразием: и комбинированные, и для разных способов введения препарата. Если говорить о противотуберкулезных препаратах, то какого-то недостатка мы не ощущаем.

Татьяна Петренко:
В НИИ туберкулеза проводятся испытания противотуберкулезных препаратов.

Татьяна Колпакова:
Это так. Мы видим, что препараты поступают. Я всегда говорю, что с 1944 года, когда появился у нас стрептомицин, мы на сегодняшний день имеем уже огромное количество препаратов. Это высокоэффективные препараты с бактерицидным действием. На сегодняшний день снабжают именно этими препаратами, высокоэффективными. Поэтому не могу сказать, сколько денег в это вкладывают, но вкладывают, и очень хорошо.

Ольга Покровская:
Мне кажется, Новосибирской области вообще в целом везет, потому что на ее территории находится федеральный НИИ туберкулеза, который проводит серьезную лечебную работу, научную работу, участвует в клинических испытаниях новых препаратов, а это значит, что выносит экспертное мнение, и сразу в схему лечения они будут внедряться. Поэтому мы должны пользоваться этим в полной мере и взаимодействовать, что, собственно говоря, и делается. Подписано соглашение о взаимодействии, согласованы методические рекомендации по ведению туберкулезных пациентов, и это дает свои практические результаты. Пользуясь случаем, хотелось бы поблагодарить коллег за эту совместную работу.

Никита:
Лишайники действительно помогают при лечении туберкулеза? Почему в Новосибирске никто не производит лекарства на их основе?

Ответ:
Исландский мох, исландские лишайники, наши алтайские лишайники, наши якутские лишайники действительно сейчас изучаются. В якутском фтизиатрическом центре совместно с зарубежными исследователями проводится пока чисто экспериментальная работа, пробирочная работа, по бактериостатическому, бактерицидному воздействию лишайников на микобактерии туберкулеза. Но это первые шажки. Говорить сейчас об использовании этих препаратов совершенно невозможно. С момента первого эксперимента до получения лекарственного препарата как такового проходит 15, порой даже 20 лет. Это очень длительный процесс.

Ива Аврорина:
Лишайники начали изучать, потому что ими пользовались в народной медицине и считали эффективными?

Татьяна Колпакова:
Да.