«Мама за ночь состарилась, когда погиб брат»: воспоминания 18-летней снайперши, ставшей грозой фашистов

NGS.RU продолжает публиковать цикл материалов к 75-му юбилею Победы. Мы ищем не парадные портретные снимки с фронта, а живые — с сюжетом, историей, героями. Присылайте и вы кадры военных лет с рассказом о своих родных, а мы опубликуем их на сайте и в специальном аккаунте в «Инстаграме». Там уже есть много интересных кадров. Сегодня в рубрике «Фронтовой инстаграм» мы расскажем о девушке, которая в 18 лет отправилась на войну, стала метким снайпером и победила много опытных фашистов-стрелков.

Анна Андреевна Кошевая (после войны взяла фамилию мужа Ушакова) родилась 9 мая 1924 года, жила в селе Будённовка на юге Казахстана в Джамбульской области. На фронт ушла в 1943 году: ей было всего 18 лет, когда она закончила центральную московскую снайперскую школу. Воевала в составе 31-й армии 88-й стрелковой дивизии. Участвовала в штурме Кёнигсберга.

Родственники записали истории о снайперах 758-го стрелкового полка, которые она рассказывала лично. Правнук Анны Ушаковой (Кошевой) Константин Мисник сейчас живет в Новосибирске. Он передал НГС некоторые воспоминания своей прабабушки-героини. С разрешения родственников публикуем воспоминания о жизни юной девушки, которой пришлось очень быстро повзрослеть и бороться с фашистами на передовой.

Неприветливо встретил нас командир батальона. С какой-то суровой неприступностью оглядел, показал землянку и мрачно процедил: «Жить будете здесь!». И всё. Не поинтересовался ничем, слова доброго не сказал, ни с кем даже не познакомил. Развернулся кругом, будто сам себе скомандовал, и был таков. Разумеется, мы сочли, что командир недоволен тем, что ему в подкрепление прислали вместо снайперов-сибиряков каких-то девчонок. Это соображение разобидело ещё больше. Только на следующий день узнали, в чём дело.

«Уважаемая Мария Дмитриевна! Ваш сын, лейтенант Оболенский Андрей Леонидович, пал смертью героя от пули фашистского снайпера 6 января 1944 года...»

«Уважаемый Григорий Аркадьевич! Ваш сын, комсорг батальона младший лейтенант Борис Григорьевич Свирский, погиб смертью храбрых...»

За 2,5 года войны Капитану пришлось написать не один десяток подобных писем. И каждый раз будто впервые рука упрямо сопротивлялась течению скорбных строк. Перед глазами вставал вчерашний день. Вот только что лихо откозырял лейтенант Оболенский, ну вот он, совсем живой, вышел из KП батальона, голос его в ушах стоит: «Товарищ лейтенант!». Это закричал ординарец комбата Иван Луканиш. И через минуту на руках внёс безжизненное тело Андрюши. Снайперская пуля пробила висок. А через полчаса из 2-й роты сообщили о гибели комсорга. Это был вражеский снайпер, который не давал покоя.

На следующий день после убийств, комбат вызвал двух снайперов: мою подругу Анну Комякову и меня. Письма ещё не были отправлены. Дал нам прочесть. А после комбат промолвил нам следующее: «Думаю, теперь задача ясна. Против батальона действует вражеский снайпер. Только за последнюю неделю выбил 10 солдат и офицеров. Уже одно это говорит, что противник обладает немалым опытом и снайперским мастерством. Не хочу я вас посылать, вам бы ещё опыту набраться, сноровки, но больше некого».

После того как комбат отдал нам приказ, мы взяли снаряжение и двинулись в путь. Весь день ушёл на выбор позиции. Просмотрели всю нейтральную полосу аж до рези в глазах — так снег слепил на солнце. У расположения 2-й роты, где недавно убили комсорга, нашли неглубокую лощинку, но в ней ещё надо было хорошо поработать, чтобы как следует замаскироваться сразу двоим. Заранее, пока светло, рассчитали, что нужно делать, а ночью в темноте принялись за подготовку укрытия. К счастью, утром пошёл обильный снег, так что заметное увеличение сугроба на краю ложбинки казалось совершенно естественным, и следы замело.

Утром мы залегли. Вражеские траншеи просматривались великолепно. Фашистские солдаты ничего не боялись и ходили за бруствером чуть ли не в полный рост. Во всяком случае, то и дело перед глазами возникали тёмно-зелёные каски. Но снайпера и следов не было — ну решительно никаких признаков. С немецких позиций потянуло вдруг чем-то вкусным. Обед. И почти впрямую перед снайперами сгрудились каски. Велик был соблазн. И мы, будто сговорившись, одновременно сразили 2 гитлеровцев. В траншее поднялся переполох, с той стороны началась беспорядочная пальба, но мы вовремя смогли покинули засаду и добрались до 2-й роты благополучно. Тут же получили приказ прибыть на КП батальона.

Когда вошли в землянку, видели как капитан мерил шагами короткое пространство, унимая свой гнев, услышав, что мы вошли, он резко развернулся и с нескрываемым раздражением начал кричать и выговаривать нам:

— Открыли снайперский счёт? Поздравляю! В следующий раз за такие подвиги по трое суток ареста. Вам был дан приказ — обезвредить снайпера. Вместо этого вы уложили двух никому не нужных фашистов.

— Да они ж фашисты, враги!

— Да, враги. Но не такие опасные, как снайпер. Вот кто ваш главный враг на сегодня. Один-единственный. Вы же так и не обнаружили его. Больше того, этим нелепым залпом демаскировали себя. Противник теперь знает, что и у нас есть снайперы. Вы сами себе усложнили задачу: целую ночь работали над засадой. Устроили её, замаскировали — любо-дорого глядеть, а теперь снова надо искать укрытие, снова готовить его к охоте, а немец теперь осторожнее будет, так просто себя не выдаст.

И мы снова целый день выбирали место для засады, планировали работу на следующую ночь. Хотели расположиться перед 3-й ротой, но снайпер обстрелял первую. Решили устроить засаду там. Нейтральная полоса представляла собой ровное поле, только метрах в 40 от вражеских траншей, а от наших — все 300 — маленький островок кустарничка. Как ни рискованно, а укрытие пришлось выбрать в этом ивнячке, больше негде. Ночью в маскхалатах поползли. Приходилось часто останавливаться: немцы пускали осветительные ракеты с парашютиками. Но ничего, всё обошлось, не заметили.

Ане Комяковой хорошо: она человек почти что здешний, из Подмосковья, ко всяким морозам привыкла. А вот мне ещё и в школе, в Вешняках, круто пришлось, потому что село Буденновка, где я родилась и выросла, находится в тёплых краях, на самом юге Казахстана, в районе города Джамбул. Так что -12°, температура вроде бы пустяковая, да ещё без ветра и при солнышке, оказалась для меня серьёзным испытанием. Вчера в азарте я этого как-то и не успела почувствовать, а вот сейчас...

Уже 4,5 часа мы лежим без движения, как вмёрзшие в этот кустарник. Пальцы на ногах так ломит, будто там суставчики лопаются от мороза. И шелохнуться нельзя — всё ж таки немцы в 7 раз ближе своих. Реже, чем вчера, а появляются на поверхности каски фашистов, пару раз даже офицерская фуражка мелькнула. Я с досады аж губу до крови прокусила, ух как бы влепила! Да нет, нельзя. Хоть генерал — всё равно нельзя, сегодня нужен снайпер. И только снайпер. Где он хоть может укрыться?

В который уж раз я всматривалась в позиции противника, в его 2-й эшелон обороны, снова в поле нейтральной полосы, вроде бы ровное, но вон там, справа, в снегу присыпано чуть больше. Достала бинокль из-за пазухи, хотя затея казалась пустой: за такой кочкой укрыться никак невозможно. Всмотрелась. Нет, кочка. А вдруг, мало ли что? Всмотрелась ещё раз. Точно, кочка. Никак за такой не укроешься. В этих заботах как-то утратилось ощущение холода в ступне: не то чтобы отогрелась, а вроде бы перестало мешать обмерзание.

Аня Комякова сердито посмотрела на меня, услышав шорох. Я кивнула Комяковой на подозрительный снежный бугорок. И мгновения не прошло — оттуда сверкнуло что-то. Хлопнул выстрел. Я моментально перевела дуло винтовки на бугорок, в прицел увидела лёгкое движение от кочки. Немедля нажала на спусковой крючок. Попала! Тёмное пятно стало расплываться по снегу, и снайперская винтовка вскинулась вверх и упала.

Солнце светило вовсю. И радость клокотала, просилась наружу. Но нужно было терпеть и радость. Испытание не легче мороза. Ещё глубже вжались в снег и притаились. Позиция и в самом деле у нас не из самых удачных была. После выстрела её полагается менять, а как тут сменишь? Кругом ровное поле, просматривается отовсюду. А сейчас фашисты, небось, всю нейтральную полосу возьмут под прицел, если уже не взяли. Нет уж, торжество будем праздновать дома. Хорошо хоть, зимой темнеет рано, часов в 5 можно и назад. А сейчас около двух. Так что часа три придётся мёрзнуть.

Вдали мы услышали перестрелку. Это к лучшему: отвлекли фашистов от снайперов. Видно было, как в траншее противника снова, как после выстрела Кошевой, засуетились, но вскоре всё затихло. Перестрелка так и не вылилась в бой. Не иначе как наши разведчики вылазку совершили. Чем только кончилось? Однако холодно. Ноги закоченели уже до колен. Чтобы как-то отвлечься, я стала мысленно писать письмо домой, маме. Как ей там? После гибели брата она как-то вдруг в одну ночь состарилась.

А сейчас трое на фронте: я, Иван и Максим. Ивану после похоронки на брата я успела написать, чтобы чаще о себе весточку матери подавал, а Максиму не успела, у него номер полевой почты сменился. И теперь у мамы надо обязательно спросить, как писать Максиму, хоть что-то от него за это время должно прийти. Только в этот момент до меня дошло, что самое глупое — это просить братьев беречь себя и не лезть на рожон почём зря. Разве я сама, не на этом самом рожне? Но маме-то я, конечно, напишу, что ничего опасного в снайперском деле нет, стреляю всего один раз и из такого укрытия — никакая пуля не достанет.

Стало смеркаться. И мы с осторожностью, как и лежали, поползли по-пластунски, но быстрее, чем ночью, когда шли сюда. На КП комбат допрашивал пленного немецкого унтер-офицера.

— Очень кстати, девушки, садитесь, — как-то неофициально ответил капитан на рапорт Комяковой, а сам обратился к переводчику: — Переведите вопрос. Сегодня, по нашим сведениям, был уничтожен ваш снайпер. Кто он?

Немец что-то торопливо залопотал, в его речи ясно различилось слово «Берлин». Капитан весь напрягся во внимании, хотя немецкого не знал и понять, конечно, ничего не мог. У переводчика же брови поехали вверх в удивлении, он едва дождался, когда пленный закончит показания.

— Товарищ капитан! Девчата-то, девчата! Молодцы какие! Инструктора из Берлина одним выстрелом ухлопали.

— Какого инструктора?

— Да снайпера же! Его сюда из Берлина выписали, чтобы нас в страхе держал. А заодно и этих обормотов, — командир разведчиков указал на немца, — обучал прицельный огонь вести, маскировке, ну, в общем, всему, чему снайперов учат. Это он, гад, Андрюшу нашего Оболенского убил. И комсорга тоже. А девчонки третий день всего на фронте — на тот свет его отправили!

Суровый комбат гордым взглядом окинул нас, чуть улыбнулся.

— Вот теперь да! Теперь поздравляю!

История вторая. Потеря подруги и новые победы

Присутствие снайперов серьёзно повлияло на обстановку на том участке фронта, который держал 758-й стрелковый полк. Потери врага день ото дня становились ощутимее.

Когда однажды мы обнаружили вражеский командный пункт и обстреляли его, на позиции противника наступила полная паника.

— Рус Иван, убирай снайпер! — завопили с той стороны репродукторы. — Мы своих уберём.

Последнее было совсем смешно: снайперов здесь, у фашистов, не осталось ни одного, последнего сняли 2 недели назад у 3-го батальона. Но ухо всё равно надо держать востро, могут и новых прислать.

А случилось это весной, одним майским днем. Мы залегли под большим дубом. Замаскировались — лучше не придумаешь! Во всяком случае, обстрел с вражеской стороны, длившийся целый час, даже веточки около нас не задел. Потом всё стихло. Я просматривала в прицел линию обороны. Что такое? Откуда-то выросла маленькая ёлочка, до обстрела её вроде бы не было. А ну-ка, ну-ка!

Комякова тоже заметила новую ёлочку. Но, видимо, шевельнулась. Одновременно два выстрела навстречу друг другу. Я увидела, как фашистский снайпер выронил винтовку, ёлочка, не поддерживаемая ничем, повалилась на мёртвое тело.

Оглянулась на подругу. Аня Комякова уронила голову на приклад, тоненькая тёмная струйка стекала вниз, в землю. Я бросилась ей навстречу: Аня, Аня! Но, увы, выстрел врага был тоже точным. На третье испытание я пошла уже с новенькой напарницей, которую звали Анна Гремут.

Ждать пришлось долго. Первое испытание — на терпение — новенькая выдержала. А сегодня оно было не из простых: местность низменная, и комары с весенним неистовством бросились на неподвижные жертвы. А Гремут хоть бы что! Впилась в оптический прицел, и будто ничего вокруг не существует.

Пулемёт застучал совершенно неожиданно. Метрах в трехстах значительно правее нас, пришлось менять положение. Увидели не сразу. Фашисты хорошо замаскировали свою огневую точку: в густом кустарнике, да ещё сами окопались так, будто пулемёт сам, без прислуги, ведёт огонь по нашим позициям.

— Снять расчёт! — шёпотом приказала я.

Хотя как снимешь, когда и в самом деле враг невидим?

Выстрел вспугнул сосредоточенный поиск цели. Я дёрнулась было отругать напарницу, но... Сама чуть не вскрикнула от удивления: пулемёт замолчал. Гремут всадила пулю в гитлеровца, едва тот поднял голову над бруствером. Суета вокруг убитого, но здесь уж я сама уложила второго. И в тот же момент со стороны, где только что строчил пулемёт, раздалось оглушительное восторженное «Ура!». Наши пошли в атаку.

3 июля 1944 года в Москве Левитан объявил об освобождении столицы Белоруссии — Минска. И поздно вечером был салют. Мальчишки на площади Маяковского подбирали теплые ещё гильзы из ракетниц: залп давали с крыши зала имени Чайковского и кинотеатра «Москва». А в это время я во главе отделения снайперов выступила на развилку двух дорог юго-западнее Минска. Прочёсывали леса.

Аня Гремут первой увидела фашистов, их было много. Отделение рассредоточилось полукругом, девушки ловко, по-снайперски, залегли в укрытия, а в той кромешной тьме каждый куст был укрытием. Вместо приказа я дала выстрел по первому гитлеровцу, судя по всему, офицеру. И минуты не прошло, как десятка полтора фашистов упали, сражённые снайперскими пулями.

Началась паника. Бросились было бежать — не тут-то было. Беглецов тоже настигали меткие выстрелы девушек. Фашисты побросали оружие, подняли руки.

Утром пленные никак в себя не могли прийти, когда узнали, что крупная группировка русских, окружившая их, состояла всего из семи девушек.

Впереди ещё лежали длинные километры не отвоёванной у врага советской земли. Отделение, которым командовала я, дошло до Берлина. Также во время службы некоторое время провела в госпитале на лечении в польском городе Сувалки после ранения в голову. Тогда еще немцы, пытаясь взять в плен, сильно избили меня, но наше наступление, мои однополчане спасли мне жизнь.

Закончила я войну в составе 173-й стрелковой дивизии 31-й армии. За мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, награждена орденом Славы III степени и орденом Красной Звезды.

Ветеран умерла 27 сентября 2004 года.

Если у вас есть фотографии ваших родных времен Великой Отечественной войны, напишите нам на редакционную почту news@ngs.ru или в мессенджеры по номеру +7 913 713-55-80 с пометкой «Фронтовой инстаграм». Страна должна узнать историю и увидеть людей, благодаря которым случилась Победа.

В социальной сети уже есть несколько кадров из «Фронтового инстаграма». Первым героем рубрики в Новосибирске на сайте стал ветеран Павел Полищук. Сейчас ему 93 года, и он живёт в Первомайском районе, а тогда, в день, когда был сделан памятный снимок, Павлу было всего 19 лет. На следующий день после окончания Великой Отечественной войны его отправили снова на фронт — воевать с японцами.

Многие газеты и журналы 1945 года обошла фотография одного русского и четырёх бурят в военной форме у разрушенных Бранденбургских ворот. В центре снимка — Бато-Мунко Лодонович Лодонов. Сейчас его внучка с семьей живет в Новосибирске, а само фото хранится как реликвия. Ирина Батомункуева согласилась рассказать о своём дедушке и истории снимка.

Александр Константинович Дырхеев хотел стать мотоциклистом, но в итоге служил на фронте связистом. В Чехии он встретил День Победы. Но на этом служба для него не закончилась — впереди у бойца был год войны с бандеровцами.

Также мы рассказывали об Иване Малаховиче Громове, герое, который всю войну служил авиамехаником: благодаря ему пилоты не боялись отправляться в тыл врага. После Победы он случайно встретился с родным братом, который также прошел всю войну.