«Рай: надежда»: жирная Лолита

История о том, как тринадцатилетняя девочка в летнем лагере решила соблазнить взрослого доктора, тихонько идет в «Победе» одним сеансом в день. «Рай: надежда» — это заключительная часть любимой критиками и фестивальными отборщиками австрийской трилогии о дикой женской тоске (не только женской, впрочем, и не просто тоске), — которая неизменно принимает шокирующие для нервно смеющейся публики формы.

Справка: «Рай: надежда» (Paradies: Hoffnung; Австрия, 2013) — заключительная часть трилогии «Рай». Девочка-подросток в лагере для школьников, страдающих лишним весом, влюбляется во врача. Реж. — Ульрих Зайдль («Рай: любовь», «Рай: вера»). В ролях: Мелани Ленц, Йозеф Лоренц. 100 мин. 16+

Предыдущие два фильма трилогии «Рай» австрийца Ульриха Зайдля вышли в прошлом году. В первой части трилогии «Рай: любовь» обрюзгшая австрийская тетка (а это не паспортный возраст, а социальный статус) отправляется в секс-тур в Кению; все говорят ей, что молодые мускулистые тела там изобильны, дешевы и безотказны. Второй фильм «Рай: вера» был про сестру героини «Любви» — сушеную женщину, неистовый католицизм которой местами принимает форму кощунственного влечения к распятому на кресте. Перед ним героиня раздевается и хлещет себя плеткой (пока в соседней комнате в капле теплого отношения нуждаются парализованный муж и сконфуженный кот). Героиня же последнего фильма «Рай: надежда» — Мелани — приходится дочерью кенийской туристке и племянницей ярой богомолке.

Сама Мелани — примечательная только избыточным 80-килограммовым весом 13-летняя школьница с уныло свисающими белесыми волосами. На лето ее ссылают в лагерь для детей, нуждающихся в похудании. Там Мелани сотоварищи, пыхтя, растрясают пышные зады и груди. А время между физкультурными атаками коротают за обычными радостями оздоровительных детских учреждений — бахвально-грубыми разговорами о сексе, игрой в бутылочку и ночным обжорством. Мелани во время взвешивания и контрольных обмеров внезапно влюбляется (или что-то вроде того) в немолодого доктора и начинает тереться вокруг его кабинета с многозначительными видами и выдуманными жалобами.

Все фильмы трилогии «Рай» касаются тем, так или иначе табуированных либо просто неприятных. Зайдль хладнокровно раскладывает перед зрителем целый арсенал зубоврачебных инструментов, задевающих если не один, то другой нерв. Не заставит поморщиться простодушный расизм туристок, покупающих «негритосика», — так воспалятся чувства верующих или кольнет праведный гнев при виде скользких отношений тринадцатилетней и взрослого мужчины.

Впрочем, «Рай» на деле не выглядит как кино, снятое только для раздражения чувств (и, следовательно, возбуждения интереса). Все дело в том, что состояние несчастливости в принципе обычно неромантично и неэстетично — и имеет свойство сталкивать несчастливого за бортик того, что принято считать нормальным поведением и образом жизни.

«Рай: надежду» можно спокойно (и с интересом — это самый непредсказуемый из трех фильмов) смотреть, не ознакомившись с предыдущими частями.

Хотя все вместе, сложившись в триптих, они работают уже на другом уровне. То, что объединяет героинь всех трех фильмов, трудно определить одним словом (выражения типа «поиски женского счастья» чересчур засалены психологическими тренингами и глянцевыми журналами). В немецком языке, на котором собственно и снята трилогия, есть подходящее слово Sehnsucht, на русский переводящееся то как «страстное желание», то как «тоска» — за неимением точного синонима, который передавал бы мучительность чувства, но не имел бы свойственного нашей «тоске» зеленоватого оттенка скуки. «Рай: надежда» выводит тему на общечеловеческий уровень. Это трудноопределимое чувство здесь мучает не только одиноких женщин, а в принципе всех. Оно не щадит глуповатых школьниц — но и потом легче не станет (странноватый доктор в принципе ведет себя не более уверенно и зрело, чем нелепая Мелани).

Откровенность вечно полураздетых некрасивых тел на экране местами делает фильм жестоко смешным (и в зале есть люди, которые не перестают хохотать). С другой стороны, режиссер Зайдль обращается со своими героями не как безжалостный репортер, а как старый живописец, на грани претенциозности, расставляя и раскладывая их в композиции столь изысканные, что под каждой мизансценой типа «толстые пионеры гуськом идут в столовую» или «пьяные девахи в нелепом мини пляшут в баре» просится подпись «холст, масло».

Все три части «Рая» можно смотреть с выключенным звуком — это пластическое, живописное, телесное кино, в котором слова — последнее из выразительных средств и никто из героев не находит подходящих.

Немногое проговоренное вслух (вроде социологической информации о том, что большинство детей в похудательном лагере оказываются из неполных семей) — не очень-то важно. Странным образом, то, что это кино категорически отказывается от попыток препарировать внутренний мир персонажей, оборачивается какой-то особой гуманностью. При таком подходе суть происходящего — та самая трудноопределимая тоска — предстает свойством, физически присущим человеку в принципе как биологическому виду. Почему-то от этого осознания ведущие себя идиотски — а местами и мерзко — персонажи всех трех частей «Рая» (да и не только) сразу воспринимаются как-то теплее.

Елена Полякова

Кадры из фильма — kinopoisk.ru