«Патологоанатомы говорят — ещё родят»: 5 историй мам, у которых дети умерли в больницах

Из-за нашумевшего уголовного дела по факту смерти в больнице двухлетней Аделины Кинчаровой в Новосибирск приехала адвокат из Калининграда Ольга Тонких. Она поразилась не только результатам экспертиз, связанных со смертью Аделины, но и в целом большому количеству детских смертей в больницах региона. Она увидела общую тенденцию ещё и в том, что в уголовных делах либо отказывают, либо возбуждают по более лёгкой статье, у которой срок давности истекает через два года. Потом дела перекидываются от следователя к следователю, а экспертизы делаются в одних и тех же учреждениях. Мы поговорили с родителями пяти умерших детей, которые объединились друг с другом. Вот их истории.

Двухлетней Аделине Кинчаровой стало плохо 19 января 2020 года — девочка съела йогурт, у неё заболел живот, а после её вырвало. Родители вызвали скорую, которая отвезла их в Городскую детскую клиническую больницу скорой медицинской помощи, но из-за подозрения на сахарный диабет её перенаправили в Детскую городскую клиническую больницу № 1. Родителям не разрешили остаться с ребёнком, а утром они узнали, что Аделина умерла.

Уголовное дело возбудили в феврале 2020 года по статье 109 УК РФ («Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей»), срок давности которой истекает через 2 года. Дело передавали от следователя к следователю 5 раз.

Родители Аделины нашли некоторые несостыковки в истории болезни дочери: ряд анализов не сходится по времени, фамилия написана с ошибкой и так далее.

Они не согласны с причиной смерти, которую озвучил региональный Минздрав, — врождённый дефект мальротация, или незавершённый поворот кишечника, причём у Аделины, по их версии, была одна из наиболее редких форм данного синдрома.

Мама девочки Елена Кинчарова говорит, что на скринингах во время беременности и за годы жизни Аделины врачи не выявляли ничего подобного.

Ранее главный врач Детской городской клинической больницы № 1 Татьяна Анохина рассказывала НГС:

— Ребёнок поступил с направлением из детской больницы скорой помощи, где был написан диагноз «сахарный диабет» под вопросом. К этому направлению прилагались также описание уровня гликемии из той больницы, лейкоцитоза, заключение УЗИ, снимок без описания, а также результаты осмотра хирурга, где было написано, что острая хирургическая патология исключена. У любой патологии есть свои симптомы: ребёнок был осмотрен полностью по всем органам и системам, в том числе был осмотрен живот. Клинических симптомов кишечной непроходимости на момент поступления девочки выявлено не было.

А главврач городской клинической больницы № 3 Ростислав Заболоцкий говорил:

— В ситуации с этим ребёнком была крайне затруднительная диагностика: изначально был достаточно тяжёлый, сложный порок развития. В принципе, клиническая картина любого заболевания могла быть видоизменена, имело место наличие нехарактерных симптомов для кишечной непроходимости и характерных.

Подробнее историю Аделины Кинчаровой можете прочитать в специальном сюжете.

Ева Климова, 3 месяца

У трёхмесячной Евы Климовой в марте 2020 года поднялась температура и отёк глаз, поэтому её с мамой — Лизой Климовой — положили в Барабинскую центральную районную больницу. Девочке ставили диагноз «стоматит», но ей становилось всё хуже. Лиза говорит, что врачи игнорировали её беспокойство. Мама и бабушка Евы с трудом добились перевода девочки в реанимацию, но спасать её было уже поздно — она умерла на их глазах. В посмертном диагнозе была указана генерализованная вирусно-бактериальная инфекция.

Лиза считает, что врачи отнеслись к ребёнку халатно, убеждали, что у девочки просто сопли, и ничего страшного. Ей отказывают в возбуждении уголовного дела.

В посмертном эпикризе написано, что Ева поступила с острым назофарингитом средней степени тяжести и что ранее лечилась от этого же: с 13 по 15 января стационарно и с 11 по 14 февраля амбулаторно с выздоровлением. Состояние ухудшалось. В ОРИТ девочка была направлена с дополненным диагнозом: «острый синусит, реактивный отёк век слева, флегмона орбиты слева под вопросом» (диффузное гнойное воспаление глазничной клетчатки с последующим некрозом. — Прим. ред.).

В реанимации тяжесть состояния была обусловлена сепсисом, септическим шоком, синдромом полиорганной недостаточности (СПОН) — тяжёлая неспецифическая стресс-реакция организма, совокупность недостаточности нескольких функциональных систем, развивающаяся как терминальная стадия большинства острых заболеваний и травм.

В прокуратуре Новосибирской области журналисту НГС рассказали, что по результатам уголовно-процессуальной проверки следователем дважды — последний раз 9 июля 2020 года — выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием преступления, предусмотренного статьёй 109 УК РФ.

— Указанное постановление 20 июля 2020 года отменено руководителем Барабинского межрайонного следственного отдела СУ СК России по Новосибирской области, материалы возвращены следователю для проведения дополнительной уголовно-процессуальной проверки, а также рассмотрения вопроса о назначении повторной комиссионной экспертизы для устранения противоречий о качестве медицинской помощи. Окончательное процессуальное решение в настоящее время не принято. Законность принятого процессуального решения будет проверена Барабинским межрайонным прокурором, — добавили в прокуратуре.

Подробнее историю Евы можно прочитать здесь.

София Пластунова, 9 дней

Елена Пластунова забеременела в 2018 году и встала на учёт в поликлинику, но позже перешла наблюдаться в частную клинику.

— Беременность у нас была желанная, мы без вредных привычек, здоровы. Все анализы, которые я сдавала, на руки мне не давали. Врач на приём не пускала меня вдвоем с мужем. УЗИ длилось в лучшем случае 15 минут — даже видео есть, как она очень быстро посмотрела сердце, но в Следственном комитете это не приняли во внимание, — сейчас анализирует происходящее Лена.

Беременность протекала без осложнений, и 20 января 2019 года во 2-м роддоме родилась София Пластунова. 21 и 22 января Лена провела дни с дочерью, а утром 23 января девочке стало плохо: она была вялая, не ела, был жидкий стул. Её забрал неонатолог.

— Потом мне сказали, что дочка лежит на искусственной вентиляции лёгких с подозрением на пневмонию. Позже мне назвали ещё один диагноз, который связан с работой сердца, и ей вкололи какой-то препарат, чтобы открылся клапан. Но мне не сказали, какой. Эта доза была сильной и спровоцировала кровоизлияние в мозг. Они ждали реанимобиль из Мешалкина. Мне подсунули какой-то документ, я даже не видела, что это, потому что сама была у врача — у меня открылось кровотечение, — вспоминает Лена.

В итоге Софию увезли в клинику Мешалкина и сказали, что из-за порока сердца нужно делать операцию, но чтобы получить квоту на неё, надо оформить свидетельство о рождении — на это ушло время.

Операцию сделали, но было уже поздно:

— На девятый день от рождения она умерла. У неё, оказывается, все органы отказали. Мы даже не знали, какой точный диагноз. Нам в морге сказали «коарктация аорты», был один порок сердца, в результатах вскрытия было написано «кровоизлияние в мозг». А в экспертизе, которая пришла из Москвы, написано, что было восемь пороков сердца. Ну как это можно было не заметить? — недоумевает Елена Пластунова.

По ее словам, специалисты говорили, что девочка всё равно бы умерла:

— Патологоанатом нам сказал: «Хорошо, что она умерла сейчас, потом бы вам было тяжелее. Вы ещё родите. Не будет такого порока, они подряд не идут». Как так вообще? А если бы я не смогла родить, что бы я тогда делала?

Кроме того, такая же формулировка есть в результатах московской экспертизы — «всё равно бы умерла из-за своей болезни» (документы имеются в распоряжении редакции).

Следственный комитет отказал семье Пластуновых в возбуждении уголовного дела. После того как Лена написала жалобу главе СК России Александру Бастрыкину, дело передали другому следователю. Также в ответе СК России было поручение Следственному управлению по Новосибирской области незамедлительно рассмотреть вопрос о возбуждении уголовного дела по статье 238 УК РФ («Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности»). Исполнение этого поручения контролируется в Центральном аппарате СК России.

— С тех пор ничего не изменилось. Только на словах сказали, что отказывают в возбуждении дела, но не выдали на руки документы. Врач, который оперировал, нам сказал, что можно было спасти, а в проверках медэкспертиз написали о том, что не было никаких шансов выжить. По его мнению, этот порок был виден на скрининге. В любом случае — София умерла от кровоизлияния в мозг, а не от порока сердца, — говорит Елена Пластунова.

Елена снова отправила письма Бастрыкину и в Генпрокуратуру.

Журналист НГС отравил запрос в клинику с просьбой прокомментировать ситуацию. Ответ пока не поступил.

Артём Зайцев, 7 лет

Семилетний Артём Зайцев в феврале 2019 года поужинал, и после его вырвало, но в целом состояние мальчика было нормальным.

— Воды попили, я не стала вызывать скорую, потому что его состояние сомнений не вызвало, не было температуры — он играл, мы веселились, смотрели мультики, легли спать в час ночи, а в четыре у него начались судороги. Мы вызвали скорую. Я дала только угольные таблетки и воду, — вспоминает мама Анастасия Коновалова.

Приехала скорая, его привезли в Детскую городскую клиническую больницу № 1 и не смогли спасти. Артём умер 5 февраля. Причина смерти, которую установили эксперты, — отправление психотропными веществами.

Уголовное дело возбуждено по статье 109 УК РФ. Оно тоже перекидывалось от следователя к следователю — сейчас уже им занимается пятый.

Анастасия думает, что виноваты медики — либо скорой помощи, либо больницы:

— Сначала якобы выявили, что у моего ребёнка метамфетамин, он взял его где-то в школе или на площадке. Потом написали, что это психотропные вещества, димедрол. У меня умер абсолютно здоровый ребёнок, как это можно прикрыть? Спустя год сделали ещё экспертизу и выявили, что никакого метамфетамина нет. Я думаю, что это ошибка врачей. Раза два они что-то кололи. Пока мы ехали в больницу, что-то произошло: когда мы приехали на Вертковскую, он уже был на искусственной вентиляции лёгких.

Анастасия Коновалова, как и другие мамы, отмечает путаницу в анализах, сделанных в больнице: вверху написано, что кровь взята 5 февраля, внизу — 4, отправлена 6, сделана 7, а 7 там же стоит, что пришла.

По её словам, первые три следователя считали, что причина смерти в том, что ребёнок съел метамфетамин в школе. Минздрав в своём ответе говорит, что медицинская помощь оказана правильно. Четвёртый следователь провела новые экспертизы, которые не нашли метамфетамина. На данный момент Анастасия ждёт результаты новой экспертизы.

Виктория Лашко, 7 лет

У семилетней Виктории Лашко было органическое поражение нервной системы: её мама Елена рассказывает, что это не ДЦП, но похожий диагноз. При этом девочка в целом жила обычной жизнью — сама ходила в садик, самостоятельно ела:

— Генетические заболевания у каждого развиваются по-разному: у нас было совсем в лёгкой форме и никак не проявлялось. Мы постоянно следили за здоровьем, сердце наблюдали — в ноябре делали ЭКГ, а в январе 2020 года попали в больницу.

Девочка стала вялой и падала, поэтому её положили в больницу. Ранее, по словам Елены, судорог у ребёнка не было: за всю жизнь был один приступ в 2014 году, а в больнице судороги начались.

Умерла Виктория от остановки сердца в больнице скорой медицинской помощи 21 января 2020 года — в эту больницу пришлось вызывать скорую помощь.

— За несколько дней до смерти врачи проводили консилиум по поводу заболевания моего ребёнка и сказали, что никаких проблем по неврологии нет. У неё остановилось сердце, но никаких реанимационных действий в больнице не было: там нет реанимации, нет адреналина, нет дефибриллятора. В официальном ответе Минздрава было указано, что ребёнок был неизлечимо болен, хотя с таким диагнозом люди живут долгую и счастливую жизнь. Когда у ребёнка остановилось сердце и его нечем было завести, мы с соседкой по палате не могли найти ни врача, ни медсестру. Она бегала, помогала. Мы лежали в больнице скорой медицинской помощи, и в эту больницу нам вызвали скорую помощь. Как так? Реанимационные действия начали в 04:38, а скорую вызвали в 04:51, — недоумевает Елена Лашко.

В июне Елене Лашко отказали в возбуждении уголовного дела.

— Я сразу следователю говорила, что на этаже в больнице была камера, можно взять записи и посмотреть, во сколько я вызвала врача и во сколько он пришёл. Я лежала в палате не одна — нас там лежало шесть человек. Я дала номер телефона того, кого можно опросить. Её даже не опросили.

Из-за отказа в возбуждении уголовного дела и ошибок (например, неправильная дата смерти) Елена разослала жалобы куда только смогла: уполномоченному по правам ребёнка, в Росздравнадзор, территориальный фонд ОМС, федеральный фонд ОМС, президенту РФ, в СК России.

— Мне стали приходить ответы отовсюду. Уполномоченный по правам ребёнка в регионе передал наше обращение в прокуратуру. Минздрав ответил, что помощь оказана в соответствии со стандартом и описал объяснения от всех врачей, в которых написано, что моему ребёнку кололи адреналин каждые три минуты. Моему ребёнку адреналин не кололи: при мне сказали, что его нет в больнице в принципе. Там записано, во сколько пришёл врач, во сколько начали реанимационные действия, вызвали скорую. А так гора отписок мне пришла.

В итоге в июле уголовное дело всё же возбудили по статье 109 УК РФ в июле 2020 года.

Минздрав в своём официальном комментарии по этому случаю отмечал следующее:

— У девочки несколько лет назад было диагностировано неизлечимое заболевание генетического характера, характеризующееся прогрессирующим течением и неблагоприятным прогнозом, приводящее к стойким выраженным нарушениям функций организма. Заболевание сопровождалось структурными нарушениями внутренних органов, поражениями сердца, эндокринной системы, нарушениями развития. А также периодическими эпилептическими припадками. Для их контроля была подобрана базовая терапия. Ребенок наблюдался специалистами: генетиком, неврологом, эндокринологом и кардиологом.

Ведомство замечает, что мать обратилась к дежурной медсестре по поводу эпилептического приступа у девочки, а дежурный врач немедленно после обращения осмотрел ребёнка:

— На момент осмотра сердцебиение и дыхание отсутствовали. Врачом незамедлительно были начаты реанимационные мероприятия: дотация кислорода, непрямой массаж сердца и введение медикаментозных препаратов. Одновременно была вызвана реанимационная бригада скорой медицинской помощи, которая прибыла на вызов через 14 минут. На месте были проведена искусственная вентиляция легких, а также все необходимые реанимационные мероприятия. От вскрытия и проведения патологоанатомической экспертизы родители ребенка отказались.

В июне Минздрав сообщил, что реанимация в детской больнице скорой помощи откроется до конца года.

Мнение адвоката

Адвокат Ольга Тонких говорит, что часто под такими историями встречаются комментарии читателей: «А что, мама не видела, что ребёнок болен?» и отвечает на них:

— Представьте себе, что мама могла не увидеть заболевания, когда ребёнок активен, подвижен, не жалуется на боли. У мамы нет профессиональной подготовки по детским болезням. Более того, скажу, не увидели, что ребёнок болен, врачи-специалисты, которые принимали в учреждениях здравоохранения детей, проводили диагностику, лечили их. Врачи имеют опыт профессиональной деятельности, обучались в высших учебных заведениях, совершенствовали свои знания, повышали квалификацию. Именно врачи не увидели патологию у детей, когда те проходили ежегодные периодические осмотры.

Она уточняет, что ежегодно медицинские организации при проведении профилактических осмотров несовершеннолетних должны обеспечить бесплатное, по полису ОМС, прохождение осмотров врачей-специалистов, а также в определённый возраст инструментальных, лабораторных методов обследования: аудиологического скрининга, нейросонографии, общего анализа крови и мочи, УЗИ брюшной полости, почек и тазобедренных суставов, электрокардиографии, эхокардиографии.

Ольга Тонких объясняет, что сначала, когда ребёнок умирает, лечебные учреждения обязаны сообщить о произошедшем в правоохранительные органы для проведения проверки. СКР или правоохранительные органы назначают ряд исследований, инициируют проверки в ведомственных учреждений (Минздрав, ТФОМС, Росздравнадзор и т. д.), изымают медицинские документы, опрашивают родителей, свидетелей, врачей, средний медицинский персонал:

— А в Новосибирской области делают иначе. Сначала назначают экспертизу, отправляют в одно и то же частное московское медицинское экспертное бюро, которое не находит никаких ошибок, судя по историям, которые я увидела. По таким результатам экспертиз у всех будут оправдательные приговоры. Дела ведут одни и те же следователи, один и тот же адвокат специализируется на этих делах. А кому-то из мам вообще отказывают в возбуждении уголовного дела. Если речь идёт о назначении повторной экспертизы, то предлагают всем организацию в Санкт-Петербурге.

Ольга Тонких подчёркивает, что есть дела, по которым уже прошло полтора года, то есть срок давности по статье 109 УК РФ скоро истечёт.

— Выходит так: умер ребёнок в больнице в Новосибирской области — Минздрав говорит, что ничего не нарушено, СК тоже, а патологоанатомы говорят мамам, что ещё родят. У многих мам аналогичные ситуации: детки умерли по-разному, но проводят экспертизу у одних и тех же экспертов в Москве и говорят, что дети всё равно бы умерли: у Лены Кинчаровой от врождённой мальротации, кишечной непроходимости дочка бы умерла, у Лены Пластуновой — от пороков сердца, у Лизы такая же история, — говорит адвокат.

Официальные данные

В пресс-службе Следственного комитета Новосибирской области и России журналисту НГС не смогли предоставить статистические данные о том, сколько уголовных дел, связанных со смертью детей в лечебных учреждениях Новосибирской области, возбуждено в 2019 и 2020 годах и что по ним происходит, потому что подобная статистика не ведётся.

Журналист НГС отправил подобный запрос в прокуратуру НСО.

Росздравнадзор рассказал, что в 2019 году было проведено 190 проверок на основании обращений и иной информации, в том числе 104 в отношении медицинских организаций различных форм собственности — из СМИ. Нарушения выявлены в 90% случаев. В первом полугодии 2020 года уже проведено 122 проверки, среди которых 25 — на основании публикаций в СМИ. Нарушения найдены в 100% случаев.

— По всем случаям выявления нарушений приняты меры реагирования в соответствии с действующими нормативными правовыми актами. Отдельной статистики по проверкам, связанным со смертельными исходами детей, не предусмотрено.

Ранее региональный Минздрав сообщал НГС статистику по детским смертям в лечебных учреждениях области: в 2019 году умер 171 ребёнок, из них 105 детей в возрасте до года, 31 ребёнок в возрасте от 1 до 4 лет и 35 детей в возрасте от 5 до 17 лет.

За 6 месяцев 2020 года в медицинских организациях Новосибирской области, подведомственных Министерству здравоохранения региона, умерли 84 ребенка (55 — первого года жизни, 9 — в возрасте от 1 до 4 лет и 20 — в возрасте от 5 до 17 лет).

При этом в ведомстве уточнили, что в 2019–2020 годах проведено 5 проверок по ведомственному контролю качества и безопасности медицинской деятельности по факту смерти детей.

— Основная причина смерти детей первого года жизни — отдельные состояния, возникающие в перинатальном периоде. Другие часто встречаемые причины смерти детей первого года жизни — тяжёлые врождённые пороки развития. В единичных случаях дети первого года жизни умирают в медицинских учреждениях от болезней органов дыхания и инфекционных болезней. Как правило, данные случаи регистрируются при позднем обращении за медицинской помощью, — объясняют в Минздраве.

Основными причинами смерти детей раннего возраста — от одного года до четырёх лет — являются злокачественные новообразования, врождённые пороки развития и генетическая патология, а также болезни центральной нервной системы и тяжёлые инфекционные заболевания, включая ВИЧ-инфекцию и молниеносную форму менингококковой инфекции.

— Дети в возрасте старше пяти лет в медицинских организациях умирают от злокачественных новообразований, болезней центральной нервной системы, включая тяжёлые органические поражения головного мозга, и врождённых пороков развития, — добавляют в ведомстве.