В августе в Новосибирской области родилось 3528 младенцев — на 170 младенцев больше, чем в прошлом году, в том числе 40 двоен и одна тройня, мальчиков же появилось на свет на 39 больше, чем девочек. Корреспондент НГС решила заглянуть за ширму сухой статистики и познакомиться поближе с людьми, от которых зависит демография Новосибирска: два акушера-гинеколога согласились не только поговорить о деторождении, но и рассказать, что они думают и чувствуют, принимая роды.
36-летний Денис встретил корреспондентов на работе. «Вы сюда пешком шли? — поинтересовался он. — Это полезно, конечно, надевайте бахилы. Роды пока не принимаем. А сегодня я гелем мажу, УЗИ делаю. (Смеется.) Поднять шторы? Как скажете, в этом кабинете всегда темно. Да будет свет! Тут вот у меня фотография малыша на стене, ей уже лет 20, наверное. У нас везде дети и всё, что с ними связано. У меня вот собачки на рубашке: белый халат уже несколько надоел, а собачки — просто весело.
Почему собачки? Еще совы были, но тот костюм на меня не налез, я прибавил просто немного. Скоро новый будет еще, со слониками, с розовыми слониками! Многие женщины, которые к нам приходят, тем более попадают к мужчине, они и так несколько скованны. А это располагает. У меня все врачи в семье — родители, дяди, тети. В роддом пришел во время интернатуры. Главный врач сказал: нам нужны кадры мужского пола, приходи, я и остался.
Первые роды помню, конечно. Рожавшей оказалась моя одногруппница. Я вошел, заглянул ей в лицо. Она сказала: «О, привет, а ты че тут?». Я говорю: «Ну я же врач, представляешь, буду у тебя роды принимать, первый раз вообще в жизни». Мы с ней были знакомы всю студенческую, КВНовскую жизнь. Смущения? Ни секунды у нее не промелькнуло. Мы отлично родили, по-моему, это был мальчик. Тогда было очень много людей, женщины толпами шли рожать, я, собственно, попал в эту мясорубку. Просто хотелось помогать женщине, хотя роды уже не совсем таинство, это конвейер, нет возможности уделять столько внимания, сколько хотелось бы.
Конечно, бывает, что раздражает, когда кричат. Если опять же есть время, может помочь душевный разговор. Женщины, кстати, я считаю, адекватны в родах, все понимают. Чтобы подбодрить говорю, например: «Хочешь, чтобы твой сын был красив, обаятелен и привлекал женщин? Тогда делай то, что я говорю». Люблю во время родов принимать участие в процессе выбора имени. Говорю: ну давай Виталиком. Они спрашивают: а почему Виталиком? А я: слушайте, вы 28-я женщина на этой неделе, кому я предлагаю назвать сына Виталиком, и все отказываются. Виталик что-то не получается. (Смеется.)
Мужчине не дано испытать роды. Мне? Нет, не хотелось бы. Зачем, это же больно. Каждому свое — мужчины занимаются этим, женщины — этим. Умирали? Женщины, к счастью, нет. (Постучал по столу.) А дети — да, мертворожденные. Это было отчаяние — жизнь была, и нет жизни, и жизнь долгожданная для кого-то. Слова иногда сложно подобрать, но с женщиной говорил о будущей жизни. Нет, я не плакал, можно сопереживать человеку, не плача.
Роды у жены принимать? Нет, конечно. Здесь нужны железные нервы, я доверился коллегам. А сам за дверью сидел, в уголочке ждал. Знаю, многих интересует, не утрачивает ли вообще мужчина свою силу, работая акушером-гинекологом. Конечно, нет, абстрагируешься на 100%. Свои знания по гинекологии в сексуальных отношениях? Нет, не использую, а какие могут тут быть знания? (Смеется.) Жена когда узнала, кто я по профессии, сказала, что должен же кто-то работать акушером-гинекологом. Не считаю, что беременные — некрасивые. На лица смотрю, но узнать потом, правда, сложно. Они здороваются, узнают меня в магазине, встречаются повсеместно — продавщицы в мясном отделе, в рыбном отделе.
Борода — ну тут дело не в моде. Я хожу с ней уже лет 19, только такой большой окладистой она стала в последний год. Без бороды я не буду казаться на свои 36 лет, может, серьезности чуть добавит. Старше ни в коем случае не хочу выглядеть, просто хочу что-то поменять.
О, да, я люблю вообще поесть, хотя надо себя как-то ограничивать. Не боюсь поправиться, просто нужно быть в тонусе. Поправляюсь почему? Потому что много ем. Да-да, дежурство около холодильника, оно до трех ночи имеет место быть.
Новости — да, смотрю, конечно. Вчера пришли домой с мыслью, что нужно сейчас пойти в кино, но не пошли. Смотреть дома? «Игру престолов» посмотрел уже всю на одном дыхании, потратил две недели бессонных ночей. Тоже не спите поэтому? Ну как-то надо поспать, а потом дальше смотреть. Еще смотрю «Форс-мажоры», тоже подсел как-то. Это очень опасно, кстати, подсесть, затягивает. «Склифосовский» веселит безумно. А вот «Интерны» — жуткие, с медициной вообще ничего общего. Узнаю ли в героях коллег? Ну да, которые были на более ранних этапах жизни. (Смеется.)
Самое главное в человеке — человечность. Когда с пациентом беседую, мне хочется с ним разговаривать как больше чем врач. Пациентки? Влюблялись, наверное. Однажды была у меня пациентка в интернатуре. Я ее выписываю, говорю, предположим: «Маша, я вас выписываю». Она говорит с широко распахнутыми глазами: «Как же так? А как же я без вас?». Честно говоря, не помню, как она выглядит. Конечно, наверное, польстило — внимание женщин иногда льстит. Хотя бывает, что и раздражает — не очень тебе приятные, а лезут как мухи. Мои недостатки: я излишне пунктуален — не могу позволить себе опоздать, всегда прихожу вовремя и от других этого жду, иногда опоздания задевают, да.
Конечно, подарки дарят, конфеты, коньяк — ну приносят и приносят. В месяц — да кто же их считает? Мне однажды бутылку пива жигулевского, завернутого в газетку, пациентка — женщина средних лет — подарила. Развернул, думал, что это бутылка хорошего деревенского самогона, удивлен немного был. Однажды подарили ручку с гравировкой «Волшебнику — с любовью». Да, иногда с фантазией люди подходят.
Стресс снимать помогает семья. Я знаю, что у меня есть близкие люди — дочь, жена, родители. Когда они счастливы и здоровы, я могу преодолеть многое. А так — стакан хорошего виски, и все нормально. (Смеется.)
Я — пушкинист. Ну в том плане, не то что знаток миллиарда его произведений, но так же люблю осень, листья.
Новосибирск — мой город, я здесь работаю, живу, много о нем знаю. Но чего-то городу не хватает. Он достоин большего. Та же набережная, например, вместо порошкового пива почему бы людям не предлагать, ну я не знаю, стаканчик глинтвейна. Ну приходят влюбленные, гулять. И тут порошковое пиво. Культура бытия несколько ниже, чем хотелось бы. Лоску чуть-чуть прибавить, немножко ширкануть». (Смеется.)
33-летний Симон, встретивший корреспондентов в хирургическом костюме с цифрой «1» и фамилией на спине, как у футболиста, принял более 2 тыс. родов: «Правильная цифра на спине, заметьте. Это мне подарок друзья сделали. Вообще я акушер-гинеколог, но сейчас в общехирургическом отделении работаю. Первые роды — да, помню, тогда девочка родилась.
Вообще мне как-то на девочек везет, процентах в 70 девочки рождаются. Страха в работе никогда не было, особенно в молодости — никогда ведь не страшно, потому что пока еще мозгов не сильно много. Почему решил стать акушером-гинекологом? Сам не знаю, после практики в роддоме. Но то, что буду хирургом, — это однозначно, вопрос даже как-то не обсуждался, всегда очень интересно было.
Первые роды — помню, конечно. Молодая девушка, а я еще был студентом, кстати. Родилась прекрасная девочка, не больше 3,5 кг, насколько я помню. Вообще тогда все было позитивно. Крики рожениц — да нет, не раздражали. Конечно, бывали ситуации на грани, когда человек просто уже неуправляемый. В том числе вставали, уходили, прыгали, когда уже вот-вот головка показалась. Бывало, что и наркозы давали. Ну, как правило, все такие неадекватные роды заканчивались операцией, все-таки жизнь ребенка же. Иногда женщины потом извинялись за свое поведение. (Смеется.)
Я думаю, что если бы сам рожал, кричал бы еще больше. Я так посчитал, за 7 лет я принял больше 2 тыс. родов. Ребенок при мне умирал, да. Я был там, не отходя от женщины. Это была жуткая катастрофа, ужасно. Почему — неизвестно, острая гипоксия, в том числе неадекватность женщины. Помню — это была девочка. Конечно, потом разговаривал, у меня было несколько дежурств в это время. Тяжело. Было не то что чувство вины. Всегда стараешься, чтобы были самопроизвольные роды с меньшими потерями для мамы и ребенка. Думаешь, ну что же я, почему ее не прооперировал, надо было затащить… Ну задним умом все мы умные.
В рутинной работе, конечно, нет времени ребенку удивляться как «О, чудо!». У тебя же этих чуд столько, еще пробка в операционной может быть, бегаешь. Некоторые дети запоминаются, конечно. Они все очень разные, красивые бывают, конечно. Да, я вспомнил сейчас рыжую девочку — родилась, волосенки, прям брови рыженькие. Ну прям красотка. Бешеное дежурство было. Но вот она запомнилась почему-то. Красивые ли беременные? Разные бывают. Иногда, конечно, женщин красит беременность. И живот бывает, что приукрашивает, часто ведь худые девушки набирают при беременности, преображаются, появляется лицо человеческое. (Смеется.). Но не всегда, конечно.
В интимном плане знания не мешают, это точно. Да, есть, конечно, стереотип, что если мужик-гинеколог, значит, что-то не так. Есть стереотипы у окружающих мужчин-друзей. Люди этого не понимают немножко, очень сложно им это объяснить, достучаться до головы. А помогает — ну да, улучшить интимные моменты, безусловно. Пока не женат, девушки нормально реагируют, что я акушер-гинеколог, наоборот — восхищение возникает. Негативной реакции я еще не встречал.
Родных, конечно, и близких осматривать — вряд ли стоит. У меня-то нет смущения, у них — да. А вот жены друзей уже все побывали, в этом плане все нормально. Тут особых смущений быть не может. Неоднократно были мамы друзей. А свою маму — нет необходимости, считаю, осматривать, незачем смущать. Можно доверить другому доктору, не менее грамотному. Роды у жены? Не буду принимать ни в коем случае. Зачем? Это абсолютно бессмысленно, но в роддоме буду где-то рядом, конечно.
Нравились ли пациентки? Бывали, конечно, девушки красивые. Ну я им — да, тоже. Нет, не влюблялся. Если человек красивый — могу сказать, не считаю нужным скрывать это. Почему бы нет? Вот однозначное табу — это врач и медсестра. Если они работают в одной больнице, я против этого и вообще всех интимных отношений на рабочем месте. Есть необходимость — пожалуйста, за пределами больницы, где угодно.
Смерти не боюсь. Боюсь стать обузой для кого-то, не дай бог инсульт или инфаркт. А смерть — это же миг. Себя люблю, конечно, а как же? Не знаю, за целеустремленность какую-то непонятную, за профессию. Да за все, наверное. (Смеется.)
Что гложет? Да то, что уже пять лет не могу защитить кандидатскую. Так это все надоело. Хочется уже все бросить, но нельзя ни в коем случае. Нужно как-то мобилизоваться, доделать работу, а мне все некогда, тяну как обычно. Наверное, я все-таки сова. Вечером смотрю, читаю. Музыку люблю разную, под настроение. Я чистокровный армянин, родился в Армении, там 6 классов закончил, потом сюда приехали.
Новосибирск? Я к нему привык. В первое время, конечно, нет, мне не нравилось. Серость, особенно в начале 2000-х годов. Но когда говорят, что город грязный, я понимаю, что люди мало где ездили. Был в Черногории, там была ужасная грязь. Природа удивительная, а идешь на пляж через поле — как будто через городскую помойку.
Как стресс снимаю? Гуляю очень много, когда есть время. Ну алкоголь тоже, между прочим, помогает. В умеренных дозах, конечно. На работе алкоголь дарят, конечно. Люди ценят труд, это очень приятно, даже когда просто говорят «спасибо». Как-то подарили дрель, там чемоданчик с инструментами, мы как раз делали ремонт. Я в этом абсолютный ноль, ничего не понимаю. Это был самый необычный подарок. После работы анализирую, конечно, какие-то моменты. Иногда едешь домой физически усталым, а в то же время понимаешь: все прекрасно, все правильно».