«С психикой был перелом». Вернутся ли беспредельные 90-е из-за кризиса и безработицы — монолог бывшего сыщика

НГС запускает серию публикаций о легендарных сыщиках советской эпохи — по понедельникам мы будем рассказывать, в каких условиях они работали и какие преступления распутывали. В первом выпуске криминальный журналист Алёна Истомина беседует с адвокатом Николаем Монаенковым, который вспоминает свою работу в городском управлении по преступлениям против личности в бандитские девяностые. Почему в полиции избивают задержанных, как свободная любовь могла уменьшить количество преступлений и вернутся ли лихие 90-е, если из-за пандемии коронавируса в стране начнётся экономический кризис.

— У меня какие принципы были в уголовном розыске, такие и остались. Совесть надо иметь. И человека надо уважать. Даже преступника, не надо его унижать, даже если убийца перед тобой сидит. Главное — найти с ним общий язык, тогда и будешь дела раскрывать.

Весь секрет в том, что человека надо уважать. И не врать ему. Пусть интеллект у него, допустим, со стол или табуретку, всё равно человек чувствует, когда его обманывают, у него появляется недоверие. Если пошли обещания: «Да я тебя освобожу, да ты условкой отделаешься», — это всё, сразу до свидания.

В девяностых. Крали всё, что плохо лежит — хрусталь, ковры, всё тащили. С добром люди знали куда идти, так называемые ямы-сбытчики. Принесут туда: «На, Маня, вещи, деньги давай». И Маня знала, что вещи краденые. Потом шла на рынок или базар, там всё сбывала. Редкий случай, когда сам украл и сам сбыл. В основном были специальные люди, которые специализировались на сбыте краденого.

Вам никто никогда не скажет, больше или меньше сейчас стало краж. Потому что та статистика, которая официальная, — она ни о чём. Мы все занимались укрывательством преступлений от учёта. Зачем? Если отдам я все случаи на регистрацию, то мне скажут: «Ты чего не работаешь, совсем завалился в преступлениях?». Это система такая была: все укрывали, в том числе и я.

У меня была книжечка, где всё фиксировал. Стыдно вспомнить — магнитофон такой-то, из квартиры такой-то, звать потерпевшую Марья Ивановна. Преступления в книжечке раскроешь — опять же беда. А почему оно не зарегистрировано было? И опять крутиться приходилось. Позже стали за такое на оперов уголовные дела возбуждать. Но никуда эта палочная система не ушла. И сейчас она есть.

Это очень плохо. За что начальника отдела жучить, что у него краж много совершено? Он их что ли совершает? Ну, воруют, никуда не денешься. А тогда же брали всё, что плохо лежит. Много квартирных краж было в Новосибирске. Почему-то и в Красноярском крае меньше, и в Алтайском меньше.

Помню, у нас на кражах был один персонаж. Задержали вора, он ставит перед ним бутылку водки. И они давай вдвоём — было не было, этот несчастный жулик всё подписывает. Зато как попёрли раскрытия. А потом хвост с такими махинациями прижали, и опять посыпались нераскрытые дела.

Двухтысячные. Сейчас если воруют, то что-то раритетное. Коллекционные вина, ножи, дорогостоящие, раритетные вещи. Одежду, тряпки — естественно, не берут. А вот ноутбуки и телефоны — пожалуйста. Золото чаще всего воруют — его же элементарней всего в ломбарды потом сбыть.

Я не думаю, что количество краж увеличится. Что, начнутся сокращения, люди потеряют работу и ломанутся массово взламывать квартиры, срывать шапки и броши? Да не будет этого. Скорей всего, эти люди пойдут к мэрии, возьмут кол или лом, но воровать не будут. Это в девяностые таких людей было больше, потому что с психикой был перелом — люди смотрели на тех, кто побогаче, брать взятку считалось удачей, а не позором.

Поймите, тогда магазины начали заполняться, а денег не было. Думаете, дело в нищете? Так нищие сейчас пойдут зарабатывать себе кусок хлеба, а если ты гнилой, если ты так воспитан, что можешь пойти и украсть, и обворовать, и людей обидеть, то совести у тебя нет. Это такая определённая категория людей, которой плевать на проблемы другого человека. Залез в карман да вытащил деньги, последнее или предпоследнее — это было ему плевать.

Сейчас профессия вора исчезла как таковая. Я ничего не слышал про современных идейных воров, которые только этим и жили. Такие люди — уже пережиток девяностых.

В девяностые как всё было? Идёт женщина в тёмном переулке, её догоняют, шапку хлоп с головы — и дальше побежал. Или идёт мужик, мужика догоняют — бам ему по голове или в лицо, забрали барсетку и убежали. Или стоит с чемоданом, поставили ему нож к горлу, чемодан забрали. Бывало, что убивали, но очень редко и случайно это происходило.

На вокзале специализировались жёны или подруги этих жуликов. Идут на вокзал, знакомятся с каким-нибудь мужиком проезжим транзитником, видят, что он при деньгах, с чемоданом или с портфелем. Зайдёт куда-нибудь, он угостит её, потом идут в укромное местечко, а там уже стоят ребята: «Эй, ты куда мою жену повёл?» Чемодан забрали, хлопнули, всё, иди. Ну, а куда ему? Он приходит ко мне. А я уже знаю, кто это. Кого посадишь, а кого, когда доказательств толком нет, отпустишь.

Много было грабежей. Уличная преступность была. Сейчас, мне кажется, если количество грабежей и увеличится, то только из-за наркотиков. Денег нет, а зависимость есть, покупать надо. Помню случай на Васхниле. Два наркомана залезли в ветеринарную аптеку. Нашли там какую-то беду, выпили и сидят. Всю ночь просидели в аптеке. Пришли сотрудники, вызвали полицию, их задержали. Позже у них спрашивают: «А вы чего сидели-то?» Оказывается, им казалось, что они стали толстыми и обратно вылезти не смогут.

В девяностых. В восьмидесятых годах весь экспорт задушили, только ханку выращивали и колёса потребляли — аптечные таблетки, которые по рецептам отпускали.

А в девяностых как вся эта дрянь потекла к нам отовсюду... Сначала появляется героин, говорят, из Афганистана. И опиум, и героин, и всё что угодно. Есть чем уколоться, есть что покурить. И синтетика появляется, сначала курительные смеси. В киосках везде их продавали, страшное дело, пока запрещать не стали. В девяностые был разгул наркомании. И люди всякие были, в основном судимые, которые на зоне и приобщились к наркотикам. Но в основном молодёжь, хотя и люди в возрасте подсаживались.

Двухтысячные. Сейчас наркоманов стало больше, они моложе. Употребляют, в основном из благополучных семей, те, кто не бедствует. Проще стало достать наркотики, всё можно взять через интернет. Хотя у нас жестокая политика судов с наркотиками, слишком много дают. Но кого задерживают? Не сверху которых поставляют, а диспетчеров и закладчиков. А чтобы хлопали тех, кто на самом верху, — я не слышал об этом. Хоть бы раз эту всю цепочку от начала до конца размотали, а то одних посадят, так те, что наверху, новых людей подтягивают.

А то понатащут этих наркоманов. Помню, одному при мне опер отстриг карман и отправил его на экспертизу, чтобы хватило по весу за хранение в тюрьму его отправить. Ну что это такое? Он же несчастный человек, больной человек. Не надо бы тех, кто употребляет, садить. Вот торговцев — пожалуйста. А употребляющим людям такие сроки давать бесчеловечно. Тюрьма — это не панацея, там тоже наркотики гуляют. Нужны специальные лечебницы, психиатры, врачи.

Сейчас же дети, совсем дети и нюхают, и колются. Вот из-за них криминал может увеличиться. Если раньше мама с папой давали деньги, то теперь родители потеряли работу, а наркотики нужны. Наркотики и преступность всегда тесно связаны.

Убийства

В девяностые. Классика — личные неприязненные отношения, как и во все времена. На втором месте — с целью грабежа. Уже ни для кого не секрет, что в это время в Новосибирске, как и в целом по стране, вовсю процветали отстрелы. Первым в череде таких преступлений стал бизнесмен Мальцев. Он сидел в своём доме, его через окно из ружья пулей убили. Фамилию второго убитого бизнесмена не помню, помню, что он в тапочке и в халате вышел и пропал, им уже организованная банда занималась.

Сейчас такого нет, потому что они, грубо говоря, переубивали друг друга. А тех, кто выжил, — их всех посадили. Ну и уголовный розыск по линии организованной преступности хорошо сработал. Контроль над ними всегда был. У сына моего коллеги киоск был. Пришёл в отдел, рассказывает: «Пап, пришли ко мне, требуют деньги, иначе киоск спалят. Говорят, что плевать, кем у меня отец работает, они ни во что органы не ставят, никого не боятся». Платить не стал. И киоск этот угнали. Мы проехались, поговорили с кем надо. На следующий день парень прибегает, говорит, киоск за ночь назад пригнали со всем товаром — ничего не тронули. Мало того, так они даже проводку починили в этом киоске.

Одно время чеченская диаспора хотела власть криминальную захватить у нас в Новосибирской области. Объединились наши жулики — и выдавили тех из города. А нашими жуликами уже потихонечку милиция рулила. Под контролем держали.

Двухтысячные. Время, когда вопросы решали так кардинально, прошло. Через тридцать лет бандиты из девяностых бизнесменами стали, по-другому вопросы решать научились.

Да, и сейчас из-за бизнеса убивают. Но не так часто. Основной мотив современных убийств — это личные неприязненные отношения. Бытовуха. Страшно смотреть. Сидит отец с сыном, выпивают, а после сын берёт нож и отца режет. Или вместе пили, а через сутки одного из них находят закопанным в мусоре. Я не думаю, что из-за вируса и безработицы да и вообще из-за того, что жизнь усложняется, я не думаю, что будет всплеск убийств. С домашним насилием — так же. Вот как были мужья-идиоты, которые колотили жену, так и спустя 30 лет они есть.

В девяностых. Тридцать лет назад насильников было больше. Виртуальной любви не было, на дорогах женщины так явно не стояли. А хочется. Вот гадёныши и ходили хотелки свои пристраивать.

В Железнодорожном отделе, помню, работал. Женщина идёт на работу через частный сектор, как вдруг мужик выскакивает с криком «Убью!» и тянет её за гаражи, а там у него уже лежанка заготовлена. Много случаев было, когда зеки насиловали. Он только вышел из тюрьмы, сексуально озабоченный. А тут девушку видит. А он девушек десять лет не видел. Находили мы их быстро, так что эти зеки потом ещё десять-пятнадцать лет женский пол не видели.

Ещё в это же время был всплеск убийств с изнасилованием. Я не про серийных, мы их почти сразу находили. Как сейчас помню, Ступина фамилия у девушки была. Красавица — жуть. Шла по тропинке, ей хлоп по голове и в кусты. На Волочаевской всё произошло. Негодяй ударил, затащил в кусты, изнасиловал и задушил.

Двухтысячные. У меня такое впечатление, что сейчас меньше изнасилований из-за доступности интернета, из-за виртуальной любви. Купил — и занимайся виртуально хоть с кем. Это раз. Ну и нравы немного изменились у девушек, у женщин.

Хочешь — покатайся по Немировича: сколько их по дорогам стоит, хочешь — по квартирам. Всё это доступней стало. Сейчас попадаются только на том, что продолжать общение не хотят. Девчонки-то думают, что просто придут в квартиру пообщаться, а для некоторых озабоченных пообщаться — это значит переспать.

Ну и никуда не денешься от таких случаев, когда в насильники парня могут записать, чтобы заработать на нём. Знал одну девушку, Татьяну, ух и симпатичная! Вот они пойдут с подругой в ресторан, «снимут» мужиков. А у неё муж Сергей по кличке Дубина, здоровый. В самый интересный момент, пацан уже с Татьяной в койке, как Серёга давай двери выламывать. И Татьяна в крик — так и так, изнасиловать меня хотел. Мужики сами откупаются, готовы последнее отдать — и с Дубиной связываться страшно, и в тюрьму по такой статье кому ехать хочется? А такие обобрали, попинали и пошли дальше гулять. Ну и попробуй докажи! Аккуратней сейчас надо быть мужикам. Лучше лишний раз спросить паспорт — и на возраст посмотреть, и на семейное положение тоже.

В девяностых. Всё просто: «Девчонки, я еду в Прибалтику, кому что привезти? Давайте деньги, сапоги купить». Вот наберёт на сапоги, а в итоге ни сапог, ни денег. Да и в Литву никто не ездил. Девчонки пишут заявление, мы таких быстро находили, её за шиворот — и на зону.

Или кошелёк валяется. Ну, тут профессионалы работают с таким. Потерпевший находит кошелёк, к нему подходит прохожий, они уже стоят делят найденное, хотя в кошелёк даже не заглядывали. Тут подходит мужчина, ревёт в голос — кошелёк потерял. Начинают кошелёк дербанить, а там пусто. Ну вот эти двое наезжают на потерпевшего, который первым кошелёк в руки взял, что там деньги были. И тот уже отдаёт своё, кровное.

Ещё профессионалы ломают деньги. Ломать — это крутить деньги между пальцев. На рынке такое процветало. Двое цыган приходят к торговцу мясом. Мужик рассказывает: «Протянули купюру, сдачи им надо столько-то, туда-сюда эти деньги кружили, потом они мясо забрали и оказалось, что я им мясо отдал и ещё деньги отдал». Пока потерпевший сообразит — ищи-свищи этих мастеров.

Двухтысячные. Сейчас статья 159 (мошенничество) превратилась в карательную статью. Под неё берут неугодных и шьют дело. Многие стараются не связываться с бюджетными деньгами и не лезть в эти конкурсы для подрядных организаций. Потому что понимают: захотят посадить, именно по этой статье и посадят как мошенника.

Сейчас бизнесменов неугодных не убивают, а садят по 159-й статье. А как людей обманывали, так и продолжают обманывать. Только деньги в руках уже никто не крутит, всё перешло в онлайн.

Что делают из нового? Создают фирмы липовые, фирмы-дубликаты существующих. Бывает, что клиентов обманывают, бывает, что исполнителей. С карточек деньги всеми способами снимают. Знаете, мошенники всегда найдут жилку. От сообщений «Мама, дай денег, я мента сбила, меня в тюрьму посадить хотят» до кибер-преступлений, связанных с криптовалютой. Всё зависит от того, сколько мозгов у жулика и как хорошо фантазия работает. Крупные аферы, они как были независимо от кризисов, так и будут.

В девяностые. Ноги, уши и голова — вот наши методы тридцать лет назад. Собираешь группу и начинаешь искать улики. Работа со свидетелем, если есть подозреваемый — работаешь с ним, если нет подозреваемого — пляшешь от места происшествия, устанавливаешь личность. Начинаешь окружение опрашивать, связи выискивать. Чем больше связей, тем лучше.

Сейчас что? Делают запрос оператору, кто возле места преступления выходил на связь, какие телефоны. Так вычислили убийц бизнесмена Харина. Просто по телефону одного из убийц. Коммерсанта привезли в гаражи, тот гараж был подготовлен. Там у одного из исполнителей — горе от ума, столько начудил. Взял красной материей обтянул гараж, накрыл стол, вроде как имитировал, что погибший где-то гулял с девицами. Налили ему водки очень много в рот, после чего его выбросили из гаража и бросили, он замёрз. Ну, всё, несчастный случай. Так полицейские молодцы. Взяли и вычислили по телефону.

Если бы у меня в своё время были такие возможности! Был такой негодяй Суворов, он организовал убийство. Мы были уверены в том, что это он. Доказательств не было. Тогда только КГБ могли прослушивать телефонные разговоры. Я попросил знакомого из КГБ, а он во время телефонного разговора прям в открытую говорил: «Я же попросил тебя ранить его, зачем ты его убил?» Я КГБшникам говорю: «Можно мне эту плёнку?» Нет, только КГБ могут телефоны слушать. Давай крутиться.

Подговорил парня, придумали историю, что он на улице нашёл случайно телефонный провод, который с телефонными контактами, вскрыл крышку, нашёл пару, которая к организатору убийства ведёт, что он сам прослушал, сам записал на кассету, всё это отнёс следователю. Видите, манёвры какие?

Двухтысячные. Сейчас у полиции есть возможность заниматься прослушкой. А мы — ноги, голова, язык. Ходишь и добываешь информацию.

С точки зрения профессионализма я смотрю на нынешних сотрудников — всё не то. До того вопиющая безграмотность, оперативная безграмотность. Ничего не умеют.

Когда убили депутата Карпунина, у меня жена там рядом работает, в школе. К ней приходили и спрашивали, может, она что-нибудь видела? А кто приходил? Опера, которых я гонял в своё время. За бесполезность, за тупость. Я не говорю про всех. Но в общем профессиональный уровень ниже, чем был у нас.

Почему? В начале девяностых я был начальником управления уголовного розыска. Тогда новая работа появилась — машины сопровождать, с оружием, кучу денег получать, таких денег, каких в милиции никогда не видели. Ну вот, ко мне приходили ребята с рапортом на пенсию. Какая пенсия? Ты на себя в зеркало смотрел? Тебе поросят об лоб можно убивать! Здоровый, опытный. К начальнику приходишь, говоришь, что ребят надо держать, им по 35–40 лет, работать ещё и работать. «Да пусть идут, новых наберём, молодёжь». А кто эту молодёжь учить будет? И вот эта смена поколений прервалась. Набрали молодёжь. Два года отработал — уже начальником уголовного розыска ставят. Это одна из причин. То, что в своё время профессиональное ядро ушло и остался вакуум между молодёжью. И учить некому.

У нас было по всему городу самое большое — это десять нераскрытых преступлений по городу и области. И то это много было. Сейчас зашёл к знакомому, а у него в его районе 75 нераскрытых убийств. Подумайте только, 75!

Говорят, некому работать. Сидит, кое-как заставишь его в изолятор пойти к подозреваемому. И как работает? Минут 15 говорят — не рассказывает ничего. Минут 10 побьют его — тоже никак. Ну и всё.

Вот если бы всё это соединить — профессионализм и технику, тогда бы можно было заниматься. Профессионал — это не тот, кто в томской школе полиции отучился. Он приходит работать, он ничего толком не знает, он не знает, как с человеком начать разговаривать. Он нулёвый. Профессионалом человек становится на практике. Это годы, наработка, опыт.

Про то, что в девяностые заключённых били, ходили легенды. Но в моём отделе я этого не позволял. Беседой всегда большего добьёшься, бьют от недостатка ума. Сейчас много возможности у полицейских, много техники. Чего не было у нас. Я завидую немного нынешнему поколению полицейских — с такой аппаратурой вот бы поработать!

Что ещё можно почитать о следователях старой закалки и советских преступлениях? Правила жизни сыщика Быковского. Легендарный опер уголовного розыска — о негласных правилах полиции, допросах и жалости к убийцам.