В сердце Кулундинской степи будто бы стерты все границы. Карасарт — с виду небольшая сибирская деревня, а на деле — самый старый казахский анклав на территории области. Географически он, конечно, ближе к Казахстану, а вот ментально — к России. По крайней мере, так говорят об этом сами жители аула. Здесь всё еще можно услышать раскатистую казахскую речь, но пользуется этим языком в основном старшее поколение. Молодые же из Карасарта предпочитают уезжать — в Карасук, Алтайский край, Новосибирск или Казахстан. Этим летом мы побывали в маленьком казахском ауле, затерянном среди озер и полей на самом краю региона. Корреспондент NGS.RU Ксения Лысенко рассказывает, как устроена жизнь в этом месте.
Посмотрите наше летнее видео из Карасарта.
Четыре улицы, школа на 27 учеников, единственный дом культуры. До Новосибирска почти 400 км, до границы с Казахстаном — в восемь раз меньше.
Оторванный от райцентра и большого города аул Карасарт сейчас переживает не лучшие времена — жителей с каждым годом становится всё меньше. Как вспоминает культурный работник, местная жительница Марина Кушербаева, когда-то в ауле были и ясли, и детский сад, и школа, где шло обучение на казахском языке. В начале нулевых казахский язык из школы убрали, а совхозы, дававшие карасартовцам работу, обанкротились.
— Да, пустеет Карасарт. Жалко, конечно, одни старики остались, — говорит Марина Ибраевна, прогуливаясь по одной из улиц аула. — Раньше, когда я училась, у нас 23 человека было в классе. Все работали, скот был. Но всё это было. Уезжают люди, потому что работы нет. Вон, хорошие дома пустеют.
Она показывает на несколько с виду крепких домов — по их пустым окнам понятно, что здесь уже никто не живет.
Сама Марина Ибраевна поселилась рядом со своей пожилой матерью, буквально через дом. Это не редкость для Карасарта и казахов вообще — жить рядом с пожилыми родителями.
— Мать одна нас вырастила четверых, одна осталась в 28 лет — вдова. А отцу моему 32 было, когда умер, — кратко рассказывает она.
Такой традиции придерживаются и многие другие жители Карасарта — живут рядом с пожилыми родителями.
Весь Карасарт можно обойти неспешным шагом за полчаса, показывать особо нечего — вот отремонтированный ДК, вот дорога, которую чистят даже зимой, вот дорожный знак, который установили совсем недавно.
— Всё у нас по-современному, всё как надо, — смеется женщина. — Зимой чистится снег, скашивается трава… А в Новосибирске я бываю, конечно. Но только в больницу езжу. Вы извините меня за прямоту, не нравится мне Новосибирск. Там шумно, народу много. Привыкли мы уже, наверное, старые. Хочется нам быть в тишине, спокойствии.
Аул, который кажется маленьким в сравнении с Новосибирском и райцентрами, на деле едва ли не одно из крупных поселений казахов на территории Новосибирской области. И уж точно самое старое — Карасарту перевалило за 250 лет.
Как рассказывает мулла (единственный татарин на все поселение казахов) Гайса Гафиятуллин, в Карасарте «испокон веков» селились казахи:
— Все местные, деды-прадеды, все здесь. И дети их остаются здесь. Точнее оставались, когда хозяйство было. Сейчас молодежи нет: кто по вахтам, кто еще где. Производств-то не осталось. К нам из Казахстана, с Алтая приезжали, потому что школа была на казахском, а таких было в округе мало. И все начали немножко рассасываться.
Гайса Гафиятуллин говорит, что оставшееся в ауле молодое поколение стараются приучать к национальным традициям, раз с языком не выходит.
— Ну, а как иначе? Традиции — это обязательно, — пожимает плечами мулла.
В этот летний день Карасарт охвачен ощущением праздника — впервые за три года отмечается Курбан-Байрам, который не праздновали из-за пандемии. Мулла в такие дни буквально нарасхват: нужно прочитать молитвы, зайти в каждый дом, где приносят в жертву барашка, и отобедать.
Карлгаш Тулебаева живет в Карасарте уже тридцать лет, по нынешним меркам — местная, хотя в свое время приехала в аул из Бурлы (Алтайский край). Она встречает нас во дворе своего большого дома — именно здесь, на улице она затапливает печку, чтобы приготовить в большом казане сладкий курт.
— Кирчики мы это называем, — смеясь, говорит Карлгаш, размешивая в посуде массу, которую называет обрат.
Обрат — это пропущенное через сепаратор молоко. Его очень долго нагревают, после чего масса сворачивается. Дальше, как рассказывает женщина, можно добавить сахар или ягоды. В итоге получается курт, который с виду напоминает ирис, а по вкусу — йогурт.
Кирчики Карлгаш готовила для своих детей — их у нее шесть, почти все разъехались по другим городам. Сейчас с Карлгаш и ее мужем проживает взрослый сын, который ищет подработку в ауле или ближайших селах.
— Маленькие мои дети все говорили [по-казахски], а потом пошли в школу и как-то… В основном мы с мужем общаемся на казахском, дети наши не понимают уже. Когда они приезжают, иной раз бывает, я им на казахском скажу, а они мне: «Мам, скажи по нормальному». По нормальному — это русский язык, — улыбается она. — Внуки мои вообще уже. Ни «А», ни «Б».
Сейчас Карлгаш больше переживает за другое — ее дети не скучают по родному аулу и всё чаще отказываются приезжать сюда. А потому Карлгаш зачастую сама ездит в гости, хотя вот недавно к ней приезжала дочь, обосновавшаяся в Краснодарском крае. Побыла меньше недели, затосковала по городу и уехала в Новосибирск, где тоже пробыла пару дней.
— В деревню уже не хотят, а раньше, когда мы учились, мы плакали, не хотели уезжать отсюда. А сейчас они приехали: «Мам, мы не хотим». Ну не нравится им, не хотят тут оставаться, — вздыхает Карлгаш.
Женщина же, наоборот, оставлять аул совсем не хочет. И глядя на то, как ее знакомые и дальние родственники уезжают в Павлодар и другие казахские города, она признается, что чувствует себя в Казахстане чужой.
— Ну, правда, не знаю почему, но вообще не могу в Казахстане, — эмоционально высказывается она. — Я приезжаю туда и чувствую себя как в джунглях. Правду говорю. И вот говорят: «Надо в Павлодар ехать!», а я отвечаю: «Я никуда не хочу». Я родилась в России, тут и хочу быть. Но вот так, чтобы делить: казах или русский — я никогда так не делаю. Всех своими считаю. Никого по нациям не делю, мы же все единый народ. Тем более детям не говорю, что вот женись только на казашке или замуж только за казаха. Ни-ког-да. Отличаются только, может быть, что русские светленькие, глаза голубые, а мы темноволосые.
На следующий день сладкий курт Карлгаш будет готов. Она потратит на его приготовление несколько часов, затем обмотает плитку курта пищевой пленкой и спрячет в холодильник — любимое блюдо ее детей готово. И пусть сами они в аул не торопятся, Карлгаш всё равно будет их ждать.
О том, как выглядит застолье по-казахски во время Курбан-Байрама, мы рассказывали в этом репортаже из Карасарта.