21 июня 2013 года сотни волонтёров из Новосибирска отправились в отдалённую деревню Каргатского района, где вместе с полицией, СК и местными жителями три недели прочёсывали лесополосу в поисках 8-летнего Кости Кривошеева. Мальчик пропал, пока отчим и дед рубили дрова. Но в поисках ребёнка оказались бесполезны и добровольцы с кинологами, и вертолёт с тепловизором... НГС.НОВОСТИ спустя четыре года после трагедии отправились в Озёрки и узнали, как пропажа мальчика изменила Озёрки, разрушила его семью, и выяснили, кто и как ищет детей, которые годами числятся пропавшими без вести.
Костя пропал 21 июня 2013-го — был жаркий летний день. Мальчик попросился вместе с отчимом и дедушкой в лес на заготовку дров. Взрослые пилили деревья, ребёнок мешался — и его отправили к машине. Через 20 минут спохватились — мальчика нигде не было. Версий исчезновения было множество — от нападения дикого зверя до убийства (проверяли в том числе и отчима Кости, но безрезультатно). Ни одну из них подтвердить и опровергнуть не удалось — сотни поисковиков не сумели найти никаких следов мальчика.
Спустя 4 года мама Кости Татьяна Кривошеева встречает корреспондента НГС.НОВОСТИ в Каргате — семья переехала, когда активные поиски Кости прекратились. Женщина призналась, что в Озёрках жить было невыносимо. С мужем, отчимом Кости, Татьяна разошлась. «Мы какое-то время не виделись, — поясняет Татьяна — У меня внутри горело, не могла на него смотреть.
Потом попытались сойтись — и давай меня люди со всех сторон клевать, дескать, ты его прощаешь, значит вы с ним заодно. Внутри всё переворачивалось, и не смогла я.
Да, не спорю, я его сильно любила. И дитё своё потеряла, и любимого человека потеряла».
В деревне Татьяна работала дояркой — зарплата небольшая, но на жизнь хватало. В райцентре женщина уже который год не может найти работу — технички не требуются, а пойти хотя бы продавщицей в магазин женщине боязно — никогда с деньгами не работала. Татьяна, её 15-летняя дочь Надя и 6-летний сын Саша выживают благодаря пенсии мамы Татьяны.
Теперь Кривошеевы живут в большой трёхкомнатной квартире. Без изысков, но в доме очень чисто и уютно. В комнате у старшей дочери вместе с личными фотографиями — единственный снимок Кости, сделанный за несколько месяцев до его пропажи. Здесь же, рядом с маленьким зеркалом, — ориентировка о пропаже мальчика. Родные не верят в то, что Костя погиб, и до сих пор пытаются отыскать мальчика. Недавно Татьяна обращалась в «Жди меня», но никто так и не позвонил. «У него день рождения был 25 мая, как раз последний звонок в школе, — вспоминает женщина. —
Мне говорят: «Ты собери конфет, печеньки деткам, пусть помянут его». А вдруг он живой? Да разве можно живого человека поминать? Вот уже четыре года маюсь, как между небом и землёй».
Первый год, говорит Татьяна, она ждала Костика каждый день. Потом стали опускаться руки, было и такое, что даже жить не хотелось. Сейчас в душе у неё опять зыблется надежда. «Мне часто икается, — поясняет Татьяна. — Всех переберёшь, говорю — сынуля вспоминает. И икота проходит. Значит, живой. Мёртвый не будет с того света вспоминать, он будет сниться. А сынок мне вообще не снится... Люди, бывает, по несколько лет ищут. Рано или поздно я его всё равно найду».
Мать мальчика считает, что ребёнка кто-то приютил. Или «его затянули в какую-то секту, но это совсем страшное».
В Озёрках-6, где случилась трагедия, около сотни дворов. До ближайшего города Каргата ехать часа полтора. На всю округу один магазин, из развлечений — крохотный дом культуры с библиотекой. Садика нет — дети от мала до велика, по наблюдению корреспондента НГС.НОВОСТИ, играют на поле под присмотром одного-двух взрослых — оставлять детей совсем одних деревенские теперь боятся. Ближайшая школа находится в Мамонтово, в семи километрах от деревни.
В тот злополучный день, 21 июня, Костя приехал из школы — первоклассник ходил на площадку, вспоминает библиотекарь Зоя Будышева. Последний раз сельчане видели мальчика, как раз когда тот шёл с автобусной остановки. Дома отчим Владимир с дедушкой Виталием Алексеенко собирались ехать в лес — заготовить столбы на ограду. «Ну и Костик запетушился — поеду с вами и всё, — голос неродного дедушки мальчика Виталия Алексеенко дрожит. — Давай у «матки» проситься. Отпустила она его. Выходная была, могла бы с нами поехать. Но это же надо так — не поехала».
Татьяна Кривошеева вспоминает, что нарядила своего мальчика в высокие резиновые сапоги («там змеи»), чёрную шапочку и коротенькие джинсы — одна штанина ниже другой. Потом, во время поисков по лесу, она так боялась наткнуться на куски ткани и узнать в них одежду Костика.
Виталий Леонидович вспоминает, что отъехали они недалеко — километра два от деревни, там как раз начинаются выпасы, чуть дальше — небольшой лесок, где с десяток деревьев. Деревню видно со всех сторон и заблудиться там, тем более деревенскому мальчишке, нереально. «Говорим: «Посиди в машине», — продолжает Алексеенко. — Вроде отошёл, сильно за ним не смотрели. Нам же и в голову не могло прийти, что пропадёт он. С осинкой копались, как нарочно, ещё пила не заводилась. Ну минут 20, не больше. Выходим — его нет. Зовём: «Костя, Костя». Тишина. Подумали, что он дома. Прискакали сюда — его нету. Давай людей собирать, искать его».
Сначала к поиску подключились местные жители. «Мы фронтом распределились по всему лесу, — вспоминает местный массовик-затейник из ДК Наталья Уварова. — Ходили, каждый лопух пинали — вдруг ребёнок спать лёг, наших криков не слышит. Кто-то кричал: «Костик, выйди, я тебе конфетку дам». Мы бы нашли ребёнка ещё в первый день, если бы он в лесу был».
Тем же вечером приехала полиция, позже на место выехали волонтёры поисковых организаций «ДоброСпас-Новосибирск» и «Лиза Алерт», спасатели МЧС, Следственный комитет и пожарные. Размах спасательной операции действительно впечатляет — были задействованы мотопланеристы, вертолёт Ми-8 и тепловизор, водолазы прочесали дно речки Баган. «За весь сезон 800 человек собралось — год искали усердно, потом середина на половину, потом всё, бросили», — вздыхает Татьяна Кривошеева. Официально активная фаза поисков закончилась 1 июля 2013-го.
Полномасштабные поиски шли около трёх недель. «Искали долго, к сожалению, не нашли, — рассказала руководитель «ДоброСпас-Новосибирск» Маша Парватова. — Наши волонтёры уехали одними из последних, вместе со Следственным комитетом и полицией». Тогда же было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство малолетнего). Всех родных проверили на несколько раз полицейские и следователи СК, но подозрения не оправдались. Местные охотники тем не менее уверены, что Костю всё-таки убили.
«Там выраженная лесостепь, на 5 километров вокруг видно, где деревня, — считает местный охотник Николай Спиридонов. — Потеряться там невозможно, труп бы давно нашли.
В болоте или речке — тело бы за столько времени всплыло, зверь не мог загрызть ребёнка так, чтобы следов не осталось. Убили его, а труп очень хорошо спрятали». Вот только кто это мог сделать — непонятно: за 4 года народная молва успела нафантазировать немало версий разной степени достоверности. Одни говорят, что это был все-таки отчим, который якобы накануне избивал пасынка, другие — про пастуха из соседнего села, который в день исчезновения Кости «вёл себя как-то странно».
Дело Кости Кривошеева до сих пор числится за Следственным комитетом, как и дела сотни других детей, проходящих по базе полиции как без вести пропавшие.
«Проводятся оперативно-разыскные мероприятия, расследование приостановлено по данному уголовному делу. И ежемесячно следователь даёт оперативным службам поручение о проведении разыскных мероприятий. Пока результатов каких-то положительных нет», — констатирует руководитель Коченевского межрайонного следственного отдела следственного управления СК по НСО Артур Рафаелян.
В пресс-службе ГУ МВД по НСО подсчитали, что количество пропавших детей с каждым годом снижается. Если в 2013 году в розыске числилось 1085 детей, в 2014-м — 1026, в 2015-м — уже 780, а в 2016-м — 570.
В полиции не смогли вспомнить случай, когда пропавшего ребёнка нашли бы через несколько лет живым.
Не смогла припомнить такого в своей практике и руководитель волонтёров-поисковиков «ДоброСпас-Новосибирск» Мария Парватова. Обычно даже через несколько месяцев пропавших находят мёртвыми, как это было с 10-летним Ваней Афанасьевым — мальчик-инвалид, который ушёл из дома и был найден мертвым в 2 километрах от своего дома. «Ребёнок в любом случае должен быть найден, не важно, жив он или мёртв. Но операция не может идти круглогодично, другие дети теряются, да и взрослые тоже. Костя до сих пор числится в розыске, только в информационном», — рассказала она.
Или не находят вовсе — как это было с до сих пор числящимся в розыске 12-летним Салимом Самойловым. 13 июля 2015 года мальчик по поручению родителей повёз мусор на свалку и не вернулся домой. Его искали больше 150 человек, но так и не нашли.
По словам замначальника подразделения по делам несовершеннолетних и управления по организации деятельности участковых Натальи Базылюк, сотрудники уголовного розыска не прекращают поиски ни через месяц, ни через годы после пропажи ребёнка. «Оперативно-разыскные мероприятия не прекращаются. Отрабатываются другие версии... Просто всегда на виду те мероприятия, которые начинаются непосредственно когда только-только ребёнок ушёл. Потом розыск идёт немного по-другому, просто об этом так шумно и громко не говорят. Но ребёнка искать не прекращают».
Однако длится это не бесконечно: несовершеннолетних снимают с розыска, если с момента исчезновения прошло 15 лет.
Случаи, когда пропавших детей находят спустя много лет, настолько редки, что по всей стране их можно пересчитать по пальцам. Один из последних — в Волгограде: спустя 16 лет нашёлся ребёнок, который числился в розыске. Во время проверки документов в молодом человеке патрульные узнали ребёнка, которого похитили в 6-летнем возрасте в городе Шахты Ростовской области. Тогда мальчик ушёл погулять с рынка, где торговала его мать. Позже выяснилось, что мальчика похитили цыгане. В 22 года парень сбежал из табора и до судьбоносной проверки документов перебивался случайными заработками. Родители парня умерли, не дождавшись сына, молодого человека взяла к себе семья из Шахт.
Фото предоставлено Татьяной Кривошеевой (1), автора (2–8)