В Новосибирске появилась еще одна достопримечательность — большой мурал во дворике на Красном проспекте, нарисованный мексиканским уличным художником Трепо Паркером. Обозреватель НГС поговорил с гостем, приехавшим ради этого в буквальном смысле с другой стороны земного шара. Художник рассказал об опасностях граффити в Мексике и своем впечатлении о Новосибирске.
Когда Трепо сосредоточен на работе или просто задумчив, он похож на пирата. Кажется, примерно такие ребята и разоряли суда в Карибском море. Но стоит ему заговорить о вещах для него интересных, понимаешь, что перед тобой человек искусства. Мы начали общение в ресторане New Mexico, где он заказал вовсе не такос или буррито, а пиццу. Через некоторое время Трепо признался, что почти не видел города, потому что всё время проводит у мурала, возвращаясь домой лишь вечером, поэтому он с радостью согласился пройтись по городу.
— Как ты начал заниматься рисованием?
— В 5–6 лет я рос на улицах Гвадалахары. Это город, очень похожий и одновременно совершенно отличающийся от Новосибирска. Ваше лето похоже на наше: погода меняется — то жарко, то прохладно. Зимой у нас, конечно, иначе. Гвадалахара — один из самых открытых, космополитичных городов Мексики. Хотя нельзя не признать, что у нас хватает и бедности, и неблагополучных районов. И сильное неравенство.
Мир граффити я узнал в десять лет. Я, что называется, из приличной семьи. У нас были правила — того нельзя делать, этого. И мир граффити был для меня местом свободы, он был таким непохожим на всё, чему меня учила моя семья. И я начал рисовать нелегально, не получив разрешения от владельца здания, — это у нас опасно. Полиция ловит тех, кто рисует, могут побить, прыснуть краской в лицо.
Я рисовал в моей школьной тетради «бомбы» (тип уличных рисунков, которые состоят преимущественно из стилизованных крупных букв, но могут дополняться и какими-то рисунками. — Прим. ред.). Мне нравился этот стиль, его простота. И он очень подходил ребенку, который только учился рисованию.
Я смотрел и аниме, и карикатуры, но поначалу мог рисовать только это. Когда я перешел в старшие классы, то у меня появились друзья с такими же увлечениями, и мы начали рисовать на стенах. Но в то время это были исключительно нелегальные граффити. Рисовали ночью, чтобы никто нас не заметил, сбегали с уроков.
Я поступил в университет и изучал право, но так и не получил степени, чтобы начать карьеру. Пришел сдавать экзамен в пиджаке, и у меня были руки в аэрозольной краске, потому что я перед этим рисовал.
— Слышал о твоем непростом прошлом — можешь что-то рассказать об этом?
— Чтобы рисовать граффити легально, нужно договориться с владельцем здания или стены. Есть специальные места, где рисунки разрешены городом, там можно рисовать свободно. Но сами граффитисты такие рисунки часто не признают.
Мир нелегальных граффити — это уличная жизнь, полная опасности. Нужно было заслужить уважение к тому, что подписано твоим именем. В ход идут кулаки, камни, оружие, могли человека машиной переехать. В общем, у меня были серьезные проблемы. Но если тебе нравились граффити, то другой стиль жизни было трудно представить. В нем было очень много насилия.
Но, достигнув уважения, ты можешь делать уже то, что считаешь нужным. И я стал отходить от всей этой бандитской жизни и развивать собственный стиль. От насилия, которого много в этих нелегальных граффити, стал двигаться к искусству. Это был трудный переход.
— Правда ли, что граффити используют банды, чтобы метить территорию?
— Наверное, так это и было, но довольно давно. Сейчас их делают просто потому, что это нравится, из-за адреналина. У нас, если полиция увидит, что ты рисуешь в неположенном месте, могут и побить, и краской брызнуть в лицо, и в участок забрать. И не только полицейские, но и простые люди. У нас есть одинаковые граффити, которые можно встретить по всему городу. Но это что-то значит только для тех, кто их рисует.
— Как ты относишься к тому, что кто-то приходит и рисует поверх чужих граффити?
— Думаю, что отдельные граффити, муралы заслуживают того, чтобы они остались. Есть рисунки, которые нужно сохранять. Есть рисунки, которым уже больше 20 лет, потому что к ним есть уважение даже на улице. Но есть мнение, что граффити эфемерны, и неважно, кто нарисовал конкретный мурал, — он принадлежит улице. Мне кажется, что в принципе это правильно, но если ты вырос достаточно, то и улица начнет тебя больше уважать. И я не вижу принципиальной разницы между граффити и искусством: да, есть некрасивые граффити, но есть и уродливое искусство.
— Почему граффити и муралы так популярны именно в Латинской Америке?
— У нас много художников, много талантливых людей, но они не могут на этом зарабатывать. Для них это просто творчество. Другая причина в том, что муралистов используют политики для того, чтобы они сделали улицы ярче. Это как макияж: дешевле нарисовать на уродливой стене что-то красивое, чем построить красивый дом.
Художников очень много, и только единицы достигают какого-то финансового успеха. Остальные рисуют — и всё. Для успеха нужны социальные связи, знакомства, а художники — люди не очень социальные. Так что много хороших художников, которые недооценены. И наоборот: есть плохие художники, у которых всё нормально с контактами. Вот они-то и становятся известными.
Поэтому мне совсем не нравится Фрида Кало. Думаю, что она худший представитель мексиканского искусства, что есть художники гораздо лучше, просто у них меньше известности. Известность Кало слишком связана с ее жизнью, со всеми этими скандалами. Вот Сикейрос (Давид Сикейрос, мексиканский живописец, график и монументалист второй половины XX века. — Прим. ред.) — это действительно великий мексиканский художник, он стал известен, благодаря искусству, а не интересу публики к скандалам из его жизни.
— Что тебя удивило в России?
— В России куда безопасней, чем в Мексике. Мы сейчас идем по городу вечером, и я вижу, что девушки куда-то идут совсем одни. По темным улицам. У нас трудно представить, что женщина окажется на улице вечером без спутника. В Мексике на тебя могут напасть, ограбить — это обычное дело. У нас люди носят два бумажника, чтобы в случае ограбления отдать тот, в котором мало денег. А здесь видно, что никто не боится и нигде не видно полиции.
— Тебя тоже грабили?
— По мне и не скажешь, что у меня можно что-то отнять.
В Новосибирске есть настоящая галерея народного искусства — длинное бетонное ограждение на дамбе Обского моря. Вот что там нарисовано (и написано).