Почему переполнены госпитали и можно ли заразиться в больнице: 20 вопросов министру о ситуации в Новосибирске

Медицинский обозреватель НГС Мария Тищенко поговорила в прямом эфире нашего Instagram с министром здравоохранения Новосибирской области Константином Хальзовым и главным инфекционистом региона Ларисой Поздняковой о ситуации с коронавирусом в регионе. Почему количество заражённых увеличивается, когда мы выйдем на плато и победим коронавирус, действительно ли многие больницы переполнены и люди вынуждены лежать в коридорах, тестировался ли сам министр на ковид, как максимально защитить себя от заражения (помимо перчаток и медицинских масок), можно ли попасть в больницу с переломом или какой-нибудь другой болезнью и подхватить от других пациентов коронавирус? Публикуем расшифровку интервью для тех, кто пропустил эфир.

«Близки к 45% по вылечившимся»

— Когда мы выйдем на плато?

Константин Хальзов: Уже две недели находимся в цифрах — 70–75 человек за сутки (25 мая уже после интервью был зафиксирован рекорд — 89 заражений. — Прим. ред.) и хочется надеяться, что вне зависимости от того количества тестов, которые мы проводим. Поэтому можно сказать, что мы находимся на каком-то определённом плато. Но, опять же, уверенность появится тогда, когда мы увидим снижение.

Конечно, каждый день «радуемся» тому количеству, которое выявляем. Для нас это важно с точки зрения оборотов пациентов, с точки зрения задействования тех медицинских возможностей и госпиталей, которые у нас есть. Поэтому мы сегодня живём в режиме реального времени и отрабатываем ситуацию ежедневно. У нас ежедневно проходят совещания. На нём обязательно присутствуют и главный инфекционист, и главный пульмонолог, и главный реаниматолог региона. Каждый день оцениваем ситуацию: что нужно сделать, чтобы внести те или иные корректировки в маршрутизацию и оказание медицинской помощи.

— Новосибирцы практически два месяца живут в режиме самоизоляции. Общепит закрыт, ТРЦ не работают. Но количество заражений увеличивается. В чём проблема, на ваш взгляд?

Константин Хальзов: Наоборот, результат того распространения инфекции, которое сегодня есть в нашем городе, напрямую связан с проводимыми эпидемиологическими мероприятиями. Самоизоляция, вопросы ограничений, передвижений, взаимоотношений людей — это всегда № 1. Особенно, когда ставится вопрос о том, что коронавирусная инфекция — это вторая группа патогенности.

Я считаю, что для 1,5-миллионного города ежедневное распространение в 70 человек — это просто колоссальный позитивный результат, который достигается благодаря работе и Роспотребнадзора, и министерства здравоохранения, и всех других министерств правительства. У нас не было отдельных пиковых значений (когда, например, в один день фиксировались бы гигантские поступления пациентов в медучреждения) — в таких случаях всем было бы очень тяжело. А так, стабильно каждый день мы имеем определённое количество заболевших, которое позволяет нам отрабатывать все новые случаи и при этом выписывать людей. Посмотрите, какая статистика: выписан уже 891 человек с выздоровлением, 2213 зарегистрированы (цифры обновлены по данным на 25 мая. — Прим. ред.). Это очень хороший результат, мы практически близки к 45% по вылечившимся.

И все эти мероприятия, которые мы проводим, как раз и не позволяют создать какую-то кризисную ситуацию.

Лариса Позднякова: Действительно, это хорошо для такого крупного мегаполиса с перекрёстными путями транспорта и огромным количеством пересечений разных близлежащих субъектов и регионов. То, что мы стабильно ежедневно имеем от 70 до 80 заболевших, — это, в том числе, результат мер по самоизоляции.

Понятно, что население не в 100% случаев выполняет те рекомендации, которые были даны, всё-таки это зависит от осознанности жителей Новосибирской области. Поэтому в свое время и были приняты решения по ограничению работы предприятий, по работе на удалёнке и так далее. Тем не менее мы видим людей, которые не очень соблюдают самоизоляцию, но те меры, которые были приняты, позволили каким-то образом сдержать массированный наплыв инфицирования, который привёл бы к большему количеству заболевших.

— Действительно ли инфекционные госпитали переполнены? В редакцию приходит много фотографий от пациентов, которые находятся в 25-й и 11-й больницах. На кадрах видно, что некоторые люди лежат в коридорах. Почему так происходит? Какие решения принимаются, чтобы снизить нагрузку на эти больницы?

Константин Хальзов: Это, наверное, самый главный вопрос, который задают в последние дни — почему в этих двух госпиталях такой большой наплыв пациентов. Немножко вернёмся назад. Когда мы определяли, как будем организовывать оказание медпомощи на территории Новосибирска, было принято решение вывести из структуры организации общей медицинской помощи те учреждения, которые сильно не повлияют на оказание неотложной помощи. При этом нам нужно было сохранить всю высокотехнологичную помощь.

Мы точечно вывели из организации нашей обычной медицинской жизни несколько стационаров. Решили, что 25-я и 11-я больницы станут сортировочными центрами, куда будут поступать пациенты с подозрением или уже диагностированным коронавирусом, а это в первую очередь все случаи внебольничной пневмонии. После этого, в случае подтверждения диагноза, пациенты остаются долечиваться в этих стационарах либо переводятся в пульмонологические отделения.

Внебольничная пневмония сейчас расценивается как коронавирус, поэтому мы здесь не исключение. Чтобы сохранить самое главное — организацию медпомощи в тех больницах скорой, которые продолжают работать на благо жителей нашего города (это 2-я Чкаловская больница, горбольница, областная больница, 2-я больница скорой помощи) — мы всё организовали таким образом, чтобы не создавать угрозу закрытия этих стационаров в случае выявления пациентов с ковидом. Все новосибирцы с внебольничной пневмонией должны пройти через госпитали.

На прошлой неделе был селектор с Минздравом и там приводили цифры — совсем немного регионов, которых не коснулась судьба закрытия госпиталей, не оказывающих прямую помощь пациентам с коронавирусом. А Новосибирск пока этого избежал. Только потому, что мы всех пациентов пропускаем через эти госпитали, мы сохранили высокотехнологическую помощь и неотложную. И пациентам с онкологией, и с сердечно-сосудистыми патологиями. Это наша большая победа. Мы стараемся не держать дома пациентов с подозрением на внебольничную пневмонию, потому что это может быть ковид, возможен очаг заражения тех, кто находится вместе с заболевшим человеком. Считаем правильным вести таких пациентов через эти два стационара — 25-ю и 11-ю больницы, но при условиях — максимально быстрая сортировка, тестирование и дальнейший перевод.

Сегодня только эти два стационара испытывают такую колоссальную нагрузку. На них приходится 900 коек ковидного стационара. Так вот, в больнице № 11 — ковид-подтверждённых 145 человек, а в больнице № 25 — всего 14. Это именно работа сортировочного центра. Поставили диагноз, есть ковид — перевели в госпиталь, продолжаем терапию. Нет ковида — перевели в пульмонологическое отделение, продолжаем лечить. А если сразу напрямую будем везти в пульмонологические отделения, просто закроем все стационары, и тогда возникнет коллапс здравоохранения. Другого пути у нас нет.

Лариса Позднякова: Даже если трудности возникают в течение суток, дальше пациенты дообследуются, уточняются. Никто не лежит там, как приехал, в коридоре. Да, где-то могут стоять запасные койки, потому поток пациентов идёт круглосуточно. Но это очень большая работа, в том числе для персонала: разобрать, куда должен пойти пациент, как эти потоки перераспределить...

— Но пока пациенты ждут результатов теста на коронавирус и распределения по другим больницам, они могут перезаражать друг друга...

Лариса Позднякова: Госпитали на то и инфекционные, потому что все потоки там распределены согласно эпидситуации. То есть те пациенты, которые идут уже с подтверждённым диагнозом, — это один коридор, они распределяются на одни этажи. То, что касается 11-й больницы, то ковид-подтверждённые пациенты лежат на шестом и седьмом этажах. Люди с подозрением на коронавирус помещаются на другие этажи, пациенты лежат по два человека в боксе, чтобы минимизировать контакты. Понятно, что невозможно каждого человека поместить в отдельный бокс. Тем не менее сортировка идёт. Она достаточно жёсткая, эпидемиологи работают, всё это находится под профессиональным контролем.

Константин Хальзов: Каждый день сотрудники Ларисы Леонидовны приезжают в 11-ю больницу, пульмонологи приезжают из областной больницы, чтобы провести обходы. Чтобы посмотреть и правильно смоделировать каждодневную картину. И мы каждый вечер собираемся у меня и обсуждаем итоги дня, что изменилось, где слабое место. Обсуждаем работу по скорой помощи, очереди, которые есть перед 11-й больницей. Попробуем поставить туда и медицину катастроф с дополнительной сортировкой пациентов. Для всего мира эта пандемия — проверка на прочность. Это новые задачи, новые вызовы, всё новое. Всё с колес. По сути, одна болезнь, а каждый субъект, регион, город решает задачи в зависимости условий, в которых он находится.

— Как может помочь медицина катастроф?

Константин Хальзов: Сегодня для нас это одна из проблемных точек. Мы стараемся сортировать пациентов на этапе приёмного покоя, но не хотим, чтобы они там накапливались. Медицину катастроф задействовали около 11-й больницы, чтобы освобождать машины скорой помощи, чтобы был оборот. Они будут определять тяжесть пациентов, которых привезли, и, возможно, на этом этапе развернут свою палатку. По итогам выходных мы примем решение, позволит ли эта новация снизить нагрузку на приёмный покой.

— На прошлой неделе вы сказали, что госпитали заполнены практически на 100%. Готовят ли сейчас другие медицинские учреждения к работе в качестве инфекционных госпиталей?

Константин Хальзов: Пока нет, но мы ждём открытия военного госпиталя. Уже написали запрос на имя командующего, чтобы получить возможность в случае необходимости направлять туда пациентов. Прорабатываем любые варианты развития событий. Например, у нас есть договоренности, что мы сможем развернуть госпиталь на базе федеральных учреждений. Но отдать под эти нужды субъектовые стационары — точно пока не можем. Закрытие любой больницы скорой помощи повлияет на организацию помощи и здоровье нашего населения.

Самое главное — это вопрос маршрутизации (какого пациента и куда направить). Узнаем каждый день, сколько и где у нас свободных коек в Новосибирске. Смотрим ближайшие районы, доступные к транспортировке. И распределяем пациентов. Не все заболевшие внебольничной пневмонией получают терапию в городе. Они могут получать её в ближайших районах. Максимально, это может быть Колывань, Коченёво. А заполнены только больницы № 11, № 25 и инфекционная, но там чистый ковид. Все остальные учреждения — это либо ОРВИ, либо коронавирус средней степени тяжести, либо бессимптомные. Они сегодня не заполнены, успевают делать оборот (имеется ввиду — выписывать вылечившихся пациентов и принимать на освободившиеся места новых. — Прим. ред.).

— Если и дальше каждые сутки будут выявлять по 70 человек с коронавирусом, то рано или поздно мест нигде не будет хватать. Выписывают же гораздо меньшими темпами. Что нас ждет? Могут ли людям с лёгкой или бессимптомной формой разрешить лечиться дома?

Лариса Позднякова: Пациенты, слава богу, поправляются и выписываются, но при развитии, возможно, и будет рассмотрен вариант, как в Москве и Санкт-Петербурге, когда бессимптомные формы разрешают лечить на дому. Но это вопрос на обсуждение, потому что всё нужно продумать — и тактически, и организационно.

Константин Хальзов: Технически мы к этому полностью готовы. Прорабатывали этот вопрос с первичным звеном, подготовленный проект приказа уже лежит в столе. Но пока у нас есть возможность, чтобы все заболевшие пациенты находились под нашим стационарным наблюдением, мы будем ею пользоваться. С другой стороны, недавнее селекторное совещание показало, что в России достаточно много бессимптомных больных находятся на амбулаторном лечении, поэтому, может, мы и не станем исключением. Ещё раз говорю — решения принимаются каждый день, в зависимости от развития ситуации.

— Если пациентам всё же разрешат лечиться дома, то кто будет контролировать их? Приложение 112?

Константин Хальзов: Это будет непременным условием для пациента, который хочет находиться на самоизоляции в домашних условиях. Только подключение системы 112 позволит ему остаться дома. С понедельника (25 мая. — Прим. ред.) планируется обновление этого приложения, появятся определённые функции телемедицины: будет вкладка, где человек, в зависимости от изменения состояния своего здоровья, сможет нажать ту или иную кнопочку, информация придёт в колл-центр 112 и пойдет дозвон. В зависимости от ситуации специалисты примут решение — придет ли к пациенту участковый терапевт или сразу поедет скорая помощь. И эту работу мы тоже проводим для того, чтобы быть готовыми к любому развитию событий. И приложение 112 также дорабатывается. Если человек откажется от его установки, либо у него не будет технических возможностей, то его госпитализируют в стационар.

— Читатели НГС часто жалуются, что результаты их тестирования на коронавирус теряются либо готовятся неделями. С чем это связано?

Лариса Позднякова: На самом деле ничего не теряется. Есть определённая технология тестирования. На территории города и области работают 11 лабораторий, процент тестирования очень высокий. Ежедневно мы проверяем огромное количество людей — приближаемся практически к трём тысячам.

Если лаборатория делает тест день в день и он отрицательный, то результат выдается сразу. Если же результат сомнительный или положительный, то существует референсная лаборатория Роспотребнадзора, которая должна подтвердить или опровергнуть этот результат. Все сомнительные или положительные мазки передаются туда. Из-за это иногда возникает задержка.

— Получается, есть 11 лабораторий, которые делают примерно 3000 тестов в сутки. Планируется ли увеличить их? Или учреждения и так работают на пределе?

Лариса Позднякова: У нас нет задачи 100% тестировать население — это не нужно и это не обязательно. Когда мы что-то делаем, то должны понимать, для чего. Сегодня есть правила, которые диктуются главным санитарным врачом РФ. Там определены группы населения, которые мы должны тестировать: все с клиническими проявлениями заболеваний, то есть острые респираторные заболевания, пневмонии, лица с ОРВИ старше 65 лет. 100% тестирования всего населения нам никто не регламентирует и в этом нет никакой надобности.

В Новосибирске 38% бессимптомных пациентов

— Как выявляют бессимптомных пациентов?

Лариса Позднякова: Чаще всего при эпидрасследовании. Когда человек заболел, его с клиническими проявлениями госпитализируют в стационар, там подтверждается инфекция, дальше проводится эпидемиологическое расследование — определяется круг контактных людей, у которых могут выявить коронавирус, но при этом у них нет клинических проявлений заболевания.

Константин Хальзов: Поэтому на сегодняшний день появляется тенденция говорить не о заболеваемости, а о распространённости. Заболеваемость — это те, у кого есть клинические проявления — ОРВИ либо внебольничная пневмония, а распространённость — это когда с помощью эпидрасследований мы выявляем, насколько этот вирус распространен среди населения. По Новосибирску примерно 38% бессимптомных, а по Российской федерации цифры достигают 40%. Постепенно иммунизируемся, встречаемся с этим вирусом, нам с ним жить.

Лариса Позднякова: Дальше вирус встроится в систему циркуляции и, как все остальные респираторные вирусы, будет циркулировать всегда.

— Тестировать 100% новосибирцев на коронавирус неразумно, а что насчет проверки на антитела? Некоторые частные клиники уже начали делать это платно, а Роспотребнадзор пока не вводит в нашем регионе бесплатное тестирование...

Лариса Позднякова: Конечно, интересно посмотреть наличие антител. Но я думаю, что на сегодняшнем этапе это не даст какой-то полезной информации для лечения пациентов. Это, скорее всего, больше будет информация о том, как вообще протекает коронавирусная инфекция. Это новое заболевание, очень интересный вирус со своими особенностями... Мировых данных о том, как формируется иммунитет при этом заболевании, пока нет. Проводится исследование, изучаются антитела, мы видим, например, что у бессимптомных пациентов, к сожалению, не формируются защитные тела.

Константин Хальзов: Все сейчас пытаются разработать математическую модель развития инфекции. Как раз тестирование, выявление иммуноглобулинов, и позволит понять, на какое время они задерживаются в организме, как долго сохраняют свою активность. Соответственно, потом кто-то, взяв большой пласт исследований, сможет посчитать, как часто вирус будет возвращаться — станет ли он сезонным как грипп или что-то ещё.

— Многие переживают за медиков: заболевших уже более 260. Почему их так много и как они защищены?

Лариса Позднякова: Наши медработники хорошо обеспечены средствами индивидуальной защиты. Маски, защитные костюмы, всё, что необходимо для работы, у нас в достаточном количестве. Почему медики заболели — здесь вопрос не только в использовании защитных костюмов. Врачи, медицинский персонал — это такие же люди, как и все. Они точно также, помимо своей профессиональной деятельности, ходят на улицу, ездят в общественном транспорте, живут обычной жизнью. Когда возникает вопрос о профессиональном заболевании, то надо посмотреть еще с другой стороны. Остальные тысяча с лишним человек, которые заболели, — это не врачи и не медицинские работники, они не имеют никакого отношения к больным с ковидом. Поэтому и здесь та же ситуация. Если бы у нас был замкнутый коллектив, люди только работали, никуда бы не выходили, то мы могли говорить о том, что они получили это заболевание при профессиональной деятельности.

Константин Хальзов: Наверное, когда мы столкнулись с вирусом, по лечебным учреждениям уже пошла выявляемость среди медицинского персонала. Может быть, поначалу медперсонал и относился к этому с лёгкостью. Допустим, маска одета, но на носу не находится, или перчатки надеты, но он после пациента не сразу их выкинул. Нюансов очень много. Я с главными врачами разговариваю, все заметили, что буквально через две недели отношение к пациентам, особенно к подозрительным с температурой, у всего медицинского персонала стало строже. Все соблюдают элементы защиты.

При этом мы понимаем, что постоянно взаимодействуем с пациентами, просто находящимися на амбулаторном лечении в других стационарах. Весь медицинский персонал понимает, что он в любой момент может встретиться с вирусом, поэтому перчатки, халаты, маски, колпаки, очки — всё это присутствует. По каждому случаю заболевания медработника мы проводим расследование. Как правило, путь заражения — воздушно-капельный. У нас очень много медицинского персонала с бессимптомными формами. Это говорит о процессе контактирования непосредственно в том месте.

— Почему не закрыли на карантин те медучреждения, где выявили заболевших врачей? Например, недавно проходила информация о более 10 заражённых в областной больнице, есть заболевшие и в 34-й... Существуют ли какие-то нормативы: сколько должно быть заболевших медиков, чтобы учреждение закрыли?

Константин Хальзов: Мы не раз уже закрывали отделения (ранее эта информация не подтверждалась — почитайте о вспышке в больнице. — Прим. ред.), в которых выявлялось определённое количество заболевших как пациентов, так и медицинских работников. Решение — нужно или не нужно закрывать отделение — принимала специальная комиссия. Где-то закрывали боксированное помещение, где-то закрывали отделение — каждый раз решение принималось индивидуально. Например, неоднократно закрывали первый роддом. Буквально три дня проводили необходимые исследования, тестировали персонал: если всё нормально — отмывали и дальше продолжали работать. И такие мероприятия мы проводим ежедневно. Вот если бы мы этого не делали, было бы плохо.

— Есть вопросы и по статистике умерших. Мы писали о нескольких людях, которые болели коронавирусом, но после смерти не попали в число официальных смертей от коронавирусной инфекции. Например, так было с умершим 53-летним музыкантом НОВАТа Павлом Бурковым. Почему так происходит?

Лариса Позднякова: Здесь нет ничего необычного. Патологоанатомический диагноз — это диагноз, который ставит патологоанатом после вскрытия. Дальше он проводит исследования, которые подтверждаются гистологическим материалом органов и тканей. Если пациенты, которые имели коронавирусную инфекцию, не вошли в список смертей по основному диагнозу, это не значит, что её куда-то дели. Чаще всего мы видим единичные случаи, когда люди не имели хронической сопутствующей патологии. Очень тяжело, непредсказуемо и иногда действительно с летальным исходом протекают случаи у тех людей, которые имеют целый букет хронических заболеваний. Это сердечно-сосудистые, сахарный диабет, хронические заболевания лёгких. На первое место всегда ставится тот диагноз, в результате которого произошёл летальный исход.

Если у этого человека был ещё и ковид, то он ставится на второе место. Там, где нет других причин, кроме коронавирусной инфекции, она ставится на первое место и идёт как причина смерти. А если у человека зафиксирована смерть от декомпенсации, ухудшения состояния по основному хроническому заболеванию, то на первое место ставится то заболевание, которое является непосредственно причиной смерти. У нас очень много пациентов с ишемической болезнью сердца, которые имеют коронавирусную пневмонию, у них на этом фоне был инфаркт, инсульт или острая сердечно-сосудистая недостаточность, которая и привела к смерти. Поэтому постановку окончательных диагнозов решает не лечащий врач и не патологоанатом, который произвел исследование. Создана комиссия при Минздраве Новосибирской области, куда входят главные специалисты. Они собираются три раза в неделю, изучают все летальные исходы, обсуждают протоколы вскрытий и дальше выносят окончательное решение.

Константин Хальзов: Чтобы никто ничего не думал: сегодня все протоколы вскрытия выкладываются на единый федеральный портал в режиме реального времени, вплоть до того, что мы вносим туда и дневниковые записи о лечении, то есть это не просто фамилию написать. Этот портал подразумевает ведение полной истории болезни пациента. Более того, все пациенты, которые находятся в отделениях реанимации, встают на контроль центрального анестезиолога реанимационного центра, который находится в Москве и не просто консультирует, но ещё и проверяет терапию, тактику лечения.

Такая же работа проводится и по умершим: мы в обязательном порядке прикладываем все разборы, все гистологические исследования, которые проводились, протоколы вскрытий. Всё это оценивается федеральными органами. Такой масштабный, тотальный контроль проходит за пациентами, которые находятся в стационарах, поэтому мы показываем реальную картину, которая есть. Как правильно сказала Лариса Леонидовна, если смерть наступила не от ковида, он является лишь сопутствующим заболеванием, то указывается главный диагноз, а если смерть наступила от коронавируса, то указывается ковид.

— Что с доплатами сотрудникам медучреждений: все ли получили выплаты? Продолжают ли поступать жалобы от медиков? Как вы на них реагируете?

Константин Хальзов: Доплаты мы сделали все, я об этом уже говорил. Но федеральный центр сделал возможность, чтобы сотрудник любой медорганизации мог зайти через Госуслуги и задать вопрос. Это находится на контроле администрации президента. Все вопросы суммируются и направляются через губернатора. Каждый день мы получаем реестр именно по выплатам: на 21 мая (интервью проходило 22 мая. — Прим. ред.) мы получили 287 обращений от медицинских работников Новосибирской области.

Была сформирована специальная группа из 10 человек, которые обладают знаниями и могут пояснить по выплатам. Все 287 жалоб были отработаны. Они созвонились с каждым, поговорили. Если случай предполагает возможные доначисления, то запрашивается вся документация от руководителей медорганизаций. Если информация подтвердится — а таких случаев не так много — то в обязательном порядке всё будет доначислено.

Но ещё раз хочу сказать: в основном, это вопрос разъяснений. Люди говорят: «Я считаю, что обязан получить, почему мне не начислили?». Мы стараемся снять все недопонимания со стороны медицинских работников. По определённым случаям, допустим, по Искитиму, я на прошлой неделе направил туда своего заместителя, чтобы он встретился с сотрудниками скорой помощи, у которых были вопросы по размерам выплат. Поговорили, всем всё объяснили и вопросы сняли.

— Какие, в основном, аргументы звучат в этих жалобах? Например, медработники говорят, что больше часов работали, или в чём проблема?

Константин Хальзов: Если сотрудник говорит, что отработал больше часов, то для этого есть специальный табель, который оформляется, заполняется. Я сказал руководителям на селекторе, что скоро выплаты за май, опять могут возникнуть такие же вопросы — составьте комиссию, возьмите туда руководителя профсоюзной организации, кого-то ещё, чтобы всё было коллегиально, открыто, проговорите с каждым: работал, не работал, расписался, что знает за что получает.

— У читателей есть вопрос к министру: сдавали ли вы тест на коронавирус, ведь вы часто контактируете с медиками?

Константин Хальзов: Я ежедневно контактирую с медиками. Лариса Леонидовна и вовсе практически каждое утро делает обход в красной зоне, а после этого сразу приходит и со мной разговаривает. У меня много контактов с потенциально заражёнными людьми. Сдавал тест один раз — в самом начале. Было интересно: мог ли я переболеть в самом начале, когда ещё предполагали, что болели коронавирусом в январе-феврале. А сейчас уже, наверное, нет никакого смысла. Может быть, сдам на иммуноглобулины через какое-то время. Поэтому, конечно, каждый день мы, что называется, на передовой.

— Когда ситуация с коронавирусом пойдёт на спад?

Лариса Позднякова: Нам, конечно, отрадно видеть, что в течение двух недель мы держимся примерно на одинаковых цифрах. Когда они пойдут на убыль, то мы будем понимать, что это плато. Хотя, безусловно, если мы смотрим по длительности эпидемии, которая проходила в Китае, в Италии, то мы, наверное, уже близки к тому, чтобы начать постепенное снижение.

— Как сейчас защитить себя от коронавируса? И как это делаете вы?

Лариса Позднякова: Сегодня нет специфической профилактики этой инфекции, поэтому все меры предосторожности просты и банальны, как и при других инфекциях, в том числе при гриппе. Главное, понимать, что сегодня есть бессимптомные носители, которые не знают о том, что носят вирус. Поэтому если мы едем в общественном транспорте или посещаем продуктовые магазины, то нужно обязательно быть самим в маске и, наверное, предъявлять требования другим людям, чтобы они находились в масках, потому что пока эпидситуация не позволяет нам снять эти ограничения.

Второе — всё зависит от иммунной системы каждого человека, поэтому нужен хороший крепкий сон, полноценное питание. Если вы чувствуете недомогание, то лучше остаться дома, проконсультироваться со специалистом и обязательно проводить дезинфекцию в тех местах, где вы находитесь.

Журналист НГС Ксения Лысенко побывала в красной зоне, где лечат больных коронавирусом. Вместе с врачами она прошлась по отделению и посмотрела, в каких условиях лежат люди. И узнала, насколько тяжело приходится врачам. Репортаж читайте тут.

На этой неделе мы рассказали о переполненности двух больниц города — 25-й и 11-й. По словам пациентов и фельдшера скорой помощи, людей с подозрением на коронавирус размещают прямо в коридорах, где они дожидаются результатов тестирования.

А накануне мы публиковали колонку участкового терапевта Людмилы Овчинниковой, которая прочитала новости про скандальную вечеринку на Ленина и откровенно рассказала об одном дне своей работы.