Площадь Маркса многие новосибирцы недолюбливают и даже стыдятся: здесь, кажется, нет никакого порядка, только хаос и бесконечная торговля разной степени законности. Между тем именно сюда с середины 1990-х львиная доля горожан ехала одеваться и обуваться — здесь была вторая по значимости городская барахолка, где можно было достать то, чего никогда не купишь в пустых постсоветских магазинах. Корреспонденты НГС поговорили с теми, кто торгует здесь сегодня: о лихих 90-х, современных покупателях и будущем.
На прошлой неделе на площади перед ГУМом построили ещё одну галерею киосков. Комментаторы НГС тут же вспомнили 90-е и местную барахолку, которая, впрочем, находилась не здесь, а через дорогу, и тянулась рядами от площади, где сегодня стоит памятник Покрышкину, до места, где позже построили торговый центр «Гранит».
Эта барахолка была более удобной, чем Гусинобродский рынок, — всё-таки метро рядом. С тех пор площадь Маркса, кажется, ни с чем, кроме торговли, у горожан не ассоциируется: сегодня она через край заполнена торговыми центрами, куда частично переехали товары с местных лотков и контейнеров. Но уличная торговля процветает и сейчас, то увеличиваясь, то уменьшаясь в масштабе.
Анатолий — новосибирец, торговле, по его собственному признанию, отдал несколько десятилетий. На площади Маркса торгует около года, работал и на легендарной «Гусинке», пока её не закрыли. Возле ГУМа торговать тоже довелось.
— Знаете, когда здесь в 90-е была барахолка, когда не было построено этих всех магазинов, — тогда была торговля. Тогда народ работал. Сейчас нет никакой торговли, — посетовал мужчина.
В торговле Анатолий от безысходности: работал и слесарем, и вентиляционщиком, и газоэлектросварщиком, но когда в 1990-е закрылось большинство крупных предприятий, пришлось искать другие способы прокормить детей. С тех пор мужчине приходилось продавать практически всё.
— В 90-е можно было торговать всем что угодно: народ не видел ничего, не было ни пуховиков, ни обуви, ни кроссовок, — народ брал. У народа была какая мысль: «Сегодня я не возьму — завтра нечего будет надеть. Прекратят поставки, и всё». (Ред.: Дефицита боялись?) Конечно, боялись! Летом торговали пуховиками!
После того как барахолку закрыли и построили ТЦ «Александровский» (та же барахолка, только под крышей), люди ещё шли на старое место по привычке — многие идут до сих пор, только поэтому здесь ещё и сохранились лотки и палатки, считает Анатолий. Но барахлом он свой товар — в основном домашнюю одежду из Иваново — не считает и говорит, что для него как продавца очень важна репутация.
— Те, кто у меня качественный товар берут, потом приходят — приводят кого-то, берут подарки. Если торговать барахлом, то здесь не выстоишь, потому что придёт покупатель, начнёт мерить, а кто-то придёт, бросит мне: «Барахлом торгуешь!», — покупатель сразу развернётся и уйдёт.
Основные покупатели здесь — женщины старшего возраста, которые нередко торгуются. Кому-то Анатолий может дать скидку — в основном пенсионерам. Многие, заметил мужчина, приходят и просто поговорить, так что он для покупателей почти психолог.
— Если есть покупатели, есть общение — время летит. Есть женщины, которые постоянно ходят просто поговорить. Почему с человеком не пообщаться? Может, некоторым не с кем поговорить? Знаешь уже людей, по настроению человека видно, что он хочет пообщаться. Даже если денег у человека нет, он придёт: «Можно, я посмотрю, примерю?», — да бога ради.
С воровством Анатолий не сталкивается — по крайней мере не так, как это было в 90-е: тогда, вспоминает он, на «Гусинке» воровали контейнерами, в 1994–1995 годах прямо с машин челночников сдёргивали баулы.
Алёна — продавец одежды из льна и обуви — с воровством сталкивается гораздо чаще: прямо с краю в палатке лежат носки и тапки.
— Возьмёт один тапок и ждёшь, когда же он пойдёт обратно, за вторым. Часто воруют. Но ушло и ушло — кого догонишь? «Женщина, ну-ка сумку откройте!» — тоже не скажешь, — говорит девушка.
Вещами на улице Алёна торгует около 5 лет и барахолку не застала — до этого работала парикмахером. В торговлю ушла как-то резко, призналась она, но не жалеет: нравится возможность общаться с людьми, делать им приятное, подбирать вещи. Хотя её палатка в этих торговых рядах — фактически премиум-сегмент; цены, уверяет она, здесь не заоблачные: самое дорогое платье из льна стоит 5 тысяч — в магазине такое же продают уже за 7–8.
Среди покупателей Алёны немало молодёжи: вот, показывает она, платье с капюшоном — такие покупают девушки лет 25–30, надевают с кедами и уходят довольные.
— Некоторые как на экскурсию [ходят]: пришли, посмотрели, производителя спросили. «А можно померить?», «А можно пофотографироваться?». Раз, два, три… потом уже [скажешь]: «Ну девочки, ну хватит, я же работаю, сколько можно просто так примерять».
На вопрос, не тяжело ли работать на улице круглый год, Алёна пожимает плечами: привыкли. Был, вспомнила девушка, момент, когда палатки обновляли и кто-то из прохожих с сожалением спрашивал, неужели торговцы уезжают, а некоторые говорили: «О, выгнали вас!».
Наталья, продавец домашней одежды из Бишкека, рассказала, что недавно к ним уже приезжали журналисты — снимали сюжет о том, что люди против торговцев.
— Сегодня бабушка подошла — злая, видимо, бабушка: «Вас по телевизору показывали, вас скоро уберут». Я говорю: «Кому мы помешали?». Они бы лучше асфальт сделали, люди запинаются и падают через одного, — недоумевает женщина.
Наталья приехала из Читы: долгое время торговала там, хотя застала и барахолку возле ГУМа (правда, как покупатель, а не продавец), и «Гусинку».
— Раньше, конечно, торговля лучше была, сейчас у людей денег нет, — согласилась женщина с Анатолием. — В 90-е был дефицит товаров, люди брали всё, даже на барахолке в Чите, даже по завышенной цене. Сейчас всё есть — у людей денег нет. Вот чем отличаются 90-е.
В отличие от Читы, Новосибирск, призналась Наталья — город культурный: покупатели хамят мало. Разборок здесь женщина тоже не видела ни разу, полиция следит за порядком. Но будущего у уличной торговли на Маркса нет, считает она.
— Почему-то мне кажется, что всё сходит на нет, — говорит продавщица и, отвечая на вопрос, куда пойдёт работать, когда всё закроют окончательно, добавляет: — Пойду куда-нибудь ещё работать… Куда только в таком возрасте — не берут никуда, только молодых берут.
У Марии и Искандера в этих рядах две палатки: с женской и мужской одеждой и с детской. На родине в Киргизии у них есть собственный магазин, в Новосибирск они приехали на заработки и работают уже около 3 лет: сперва на Ленинском рынке, теперь — на площади Маркса.
Правда, по самой площади им тоже пришлось кочевать: год назад они ещё торговали у ГУМа.
— Из-за вас нас выгнали? — сперва набросился на корреспондентов НГС Искандер. — Сказали, что мы портим вид города, другое, третье, и нас выгнали!
У ГУМа торговля шла лучше, признаётся Мария: новое место — тупиковое, люди здесь почти не ходят. Старые клиенты, говорит она, иногда набредают на них случайно — в основном, как и у многих других, это женщины среднего и пенсионного возраста. Товар у пары дешёвый, самое дорогое платье стоит всего полторы тысячи, ветровки — по 2500.
Вкусы у покупателей разные. «Бывает, придёт бабушка лет 80 и говорит: "Мне красную давай, вся в красном буду ходить!", — смеётся Мария.
С пенсионерами часто идут на торг, тем, кто по 2–3 вещи зараз берёт, тоже могут сделать скидку.
— На улице тяжёлая работа, и морально, и материально, — всё же говорит женщина. — Погода не даёт работать: сезона нету, лета нету. Ждём зарплату, а получаем — долги раздаём. Тяжело очень. Без выходных, улица, холодно, ветер. Сейчас в основном борьба за выживание, зимой можно чуть-чуть подрабатывать: зимний товар чуть-чуть дороже.
— Скоро эта система сама по себе уйдёт, торговля на улице, она постепенно вымирает, — добавляет Искандер. — В прошлом году было нормально, в этом году хуже, и год за годом хуже.
Лиза Пичугина