

Недавно наша коллега из Барнаула Анна Кабанова опубликовала гневную колонку о том, как с ДЦП пошла в журналистику и стала ловить на себе косые взгляды. Часто люди дают Ане непрошеные советы и искренне недоумевают, почему она выбрала не сидячую работу. Корреспондента НГС Анастасию Бичакову тоже пытались отговорить от работы в СМИ, но по другим причинам: она молчаливая и с детства редко даже здоровается с людьми. Публикуем ее историю от первого лица.
Здороваться? Не хочу, не буду
Сейчас вопросы обычно задаю я — как журналист. Но раньше люди заваливали ими меня и моих родителей, и поначалу это выводило из себя. «Ты невоспитанная?», «Разве тебя не учили, что обязательно надо со всеми здороваться?», «Почему молчишь? Единоличница, да?», «А вы не думали показать ее специалистам?» — всё это моя семья слышала с того момента, как я научилась складывать звуки в слова, и до тех пор, пока мне не исполнилось 13–14 лет.
С детства я упорно отказывалась всем подряд говорить «Привет» и сразу яростно кидаться в диалог. Могла мгновенно вытеснить из поля своего внимания тех, с кем не хотела здороваться и уж тем более продолжать общение. Бывало, при виде потенциального собеседника намеренно отводила от него взгляд и делала вид, что не замечаю.
Нет, я не мизантроп — наоборот. Одна из самых запоминающихся ситуаций, в которой вопреки всему проявилась моя доброжелательность, — когда в детском саду меня отлупил однокашник Виталик. Родственники твердили: «Снова будет обижать — показывай ему кулачок». Но я этого так и не сделала. Во-первых, потому что шатко-валко научилась показывать лишь фигу. Во-вторых, «нельзя, мы же люди, кулак — это плохо».
В детском саду меня вообще часто обижали — за неумение завязывать шнурки и как раз за немногословность. Доходило до того, что ночью, говорят, я могла вгрызаться в подушку и сквозь сон кричать: «Не водите меня туда, пожалуйста!» Но одним верным другом, Степой, всё же обзавелась. В отличие от многих, Степан не требовал от меня ни «здравствуйте», ни еще каких-либо слов.
Нам обоим не хотелось общаться со сверстниками и воспитательницами. Приходя утром в садик, мы просто снимали куртки и примерно до 12 часов утра отсиживались у шкафчиков для одежды. Ежедневно. Педагогов обманывали: мол, в обед нас заберут родители. И, конечно, к этому времени никто не приходил. Но, тем не менее, ни под каким предлогом воспитатели не могли заманить нас внутрь — в большую комнату, где обычно играют и обедают дети.

К 25 годам я окончательно убедилась в том, что во мне уживаются миролюбие и правдорубство, вздорность и молчаливость. К неоднозначному характеру добавляются страхи, которые, как тараканы, способны разбегаться по голове. Отсюда — две причины, по которым даже в сознательном возрасте я не здоровалась со всеми поголовно и неоднократно уходила без слов.
Иногда это происходило от мимолетного стеснения, которое через полчаса–час улетучивалось. Но нередко я становилась немой как рыба от четкого осознания: человек — не мой, и близко к себе я его не подпущу. Если интуиция подсказывала именно последнее, то никто не был в силах на меня повлиять.
— Доченька, ну поздоровайся с тетей/дядей, пожалуйста, — вежливо просила мама.
— Нет, — коротко отвечала я.
Любят и неразговорчивой
Вопрос «Зачем тебе это? Ты же нелюдимая», который мне кое-кто задал в 11 классе, не уберег меня от журналистики. Потому что, какой бы я ни была, не хочу останавливаться и бросать свою мечту.
На втором или третьем курсе университета на паре я вместо того, чтобы слушать преподавателя, на тетрадном листе рисовала девочку в пышном платье. Рядом сидела однокурсница, и я периодически ловила на себе ее любопытный взгляд. Думала: «Что ты смотришь? Отвали». А она на эти мысли сказала:
— Какой красивый рисунок!
Всего через полгода мы с однокурсницей — Анной Кабановой из барнаульского НГС, чья колонка вдохновила меня на эту — стали дружить. Уже 5 лет она припоминает мне случай с рисунком.

Неразговорчивость и нежелание «здороваться» — не порок и не признак невежливости. Это не мешает работать в журналистике, иметь друзей и быть любимой. А вопросы от окружающих полностью хоть и не забываются, но их можно пережить.
Иногда молчание спасает. Когда не приветствуешь кого-то, можешь оградиться от непрошеных советов, лишних вопросов и ответов. Более того, для меня это хороший способ самопознания: волей-неволей учишься слышать себя и предчувствовать, с кем есть что-то общее, а с кем — нет.
Ранее я рассказывала, как 2 раза ради эксперимента попрошайничала у прохожих в разных городах: Барнауле и Новосибирске. Описывала, как отнеслись люди, что интересного я заметила, и что на паперти меня напугало.