Трагедия Софи. Семью известного на весь мир авангардиста Лисицкого сослали в Новосибирск — его вдова умерла в бедности

Судьба авангарда в довоенные и военные годы в России непроста, как и судьбы самих художников. Софи Кюпперс, дочь обеспеченного издателя, галеристка и жена Эля Лисицкого — знаменитого авангардиста — вряд ли думала, переезжая в Россию из Германии, что окажется в ссылке в Сибири как «неблагонадежный элемент». Здесь, в углу барака, а затем и крошечной комнате новосибирской коммуналки она прожила 35 сложных лет. Главной мечтой ее жизни была большая выставка картин мужа в России, но организовать ее удалось лишь после смерти Софи — уж слишком неодобрительным было отношение советской власти к течению в искусстве, где так много метафор и скрытых смыслов. А еще она мечтала вернуться в Германию, но ее брат не желал за нее поручиться, называя сестру «коммунисткой». Историю тяжелой жизни Софи Лисицкой-Кюпперс, оказавшейся в холодной Сибири без средств к существованию, вспоминает Ксения Лысенко.

Зеленая пятиэтажка на улице 25 лет Октября могла бы стать музеем, посвященным Софи Лисицкой-Кюпперс — немке и супруге известного авангардиста Эля (Лазаря) Лисицкого. Последние годы жизни она провела здесь, в небольшой комнатке, которую неохотно покидала, опасаясь неодобрительных взглядов соседей и визита нежданных гостей. Последнее пугало ее особенно сильно: она боялась, что решением властей ее вновь ждут новые испытания и репрессии. Именно из-за них Софи оказалась в Новосибирске, как и многие немцы, интернированные вглубь страны.

Как говорит новосибирский поэт и переводчик Сергей Самойленко в своей статье, посвященной Софи Кюпперс и ее мужу, известному авангардисту Элю Лисицкому, всю их жизнь можно было бы представить в виде остросюжетного сериала.

— В этом многосерийном кино есть все. Есть восхождение талантливого юноши, родившегося в глубинке, к вершинам искусства и его участие в грандиозном утопическом проекте создания нового мира. Есть любовная линия — встреча с молодой немкой-вдовой, их брак и четырнадцать лет совместной жизни в Советском Союзе на фоне сталинских репрессий и начала войны. Есть политика и история — местом действия становятся Германия и Россия, причем в самые драматичные моменты эпохи. Есть сюжетная линия жизни Софи с сыном в сибирской ссылке — на фоне меняющегося после смерти Сталина политического климата, оттепели 60-х, а затем новых «заморозок», — писал он.

С Элем Лисицким Софи Кюпперс познакомилась в Германии, куда он приехал как перспективный художник и представитель нового течения в искусстве — авангарда. Тогда власти страны благоволили ему, а потому и одобрили выезд в Европу, чтобы тот устанавливал связи с местными художниками. В 1922 году, в год знакомства в Элем Лисицким Софи Кюпперс переживала кончину своего первого мужа — галериста Пауля. Они оба любили и разбирались в искусстве, коллекционировали картины молодых художников, а Пауль Кюпперс даже возглавлял общество поддержки развития культуры в Ганновере (Общество Кестнера). Творчество Эля Лисицкого не прошло мимо Софи Кюпперс, и между ними завязалась крепкая дружба. Софи помогала Элю Лисицкому организовывать выставки, продавать картины и выступать перед публикой в Обществе Кестнера.

Как пишет немецкая журналистка и редактор Ингеборг Приор, посвятившая жизни Софи книгу («Завещание Софи. От Ганновера до Сибири. Трагическая история Софи Лисицкой-Кюпперс и ее похищенных картин»), к тому моменту творческая публика уже давно «поженила» Софи и Эля, но их брак случился лишь через пять лет, в 1927 году. Приближались 30-е годы, авангард вот-вот будет объявлен нацистами дегенеративным искусством, то есть искусством «вырожденцев», безумных художников, не вписывающихся в идеалы немецкого общества и демонстрирующих в своих картинах деградацию личности. Так что Эль Лисицкий предлагает Софи Кюпперс взять двоих сыновей от брака с Паулем и переехать к нему в Москву. Тем более Общество Кестнера уже прекратило свое существование, выставки организовывать все сложнее, а картины не стоят почти ничего.

— Лисицкий в радужных красках расписывал ей предстоящую жизнь в Москве. «По Ганноверу тебе скучать не придется. Я позабочусь о том, чтобы мы жили в таком же чудесном доме с удобной ванной <...> Ну а кроме того, — писал он. — Я знаком со многими великолепными московскими художниками, которые наверняка будут без ума от твоих кулинарных способностей. И уж конечно мы будем часто бывать за границей. Так что ты сможешь и дальше поддерживать контакты с разными художниками и организовывать выставки», — говорится в «Завещании Софи».

Софи Лисицкая-Кюпперс решила оставить часть своей коллекции в Германии и переехала в Москву. Но суровые времена вскоре наступили и в России. Эль Лисицкий к тому моменту уже болел туберкулезом, но пытался творить, хотя работы становилось всё меньше и меньше. На смену авангарду пришло искусство соцреализма.

То, что дальше происходит с Софи, Сергей Самойленко называет трагедией.

— Все начиналось как история любви: русский художник в Германии, молодая вдова, которая влюбляется в его работу и в его талант. Случается роман, она оставляет родных и вместе с ним едет в Москву. А затем все эти сложности, перемена культуры, тридцатые годы... Лисицкий, в конце концов, лишается фактически работы. Ему невозможно заниматься любимым делом, выставляться. Он продолжает оформлять какие-то журналы, но уже не делает дизайн советских выставок за границей. Уже невозможно выехать в Германию. В этом плане Лисицкому даже можно сказать повезло — он умер в своей постели в самом начале войны, а не был расстрелян, не был репрессирован, как многие художники. Но тем не менее, он был уже совершенно не в фаворе. Тень большого террора витала над всеми, Эль Лисицкий, я думаю, понимал, куда движется дело, — говорит Сергей Самойленко.

К началу войны Лисицкому действительно стало хуже, но несмотря на удушающий кашель, он по-прежнему не выпускал карандаш из рук. Правда, вместо полотен и коллажей, за которые его называли в творческих кругах «изобретателем нового мира», теперь он чаще рисовал советские плакаты.

Начало войны Лисицкие встретили в своем загородном домике в Черкизово. К тому моменту близкие друзья пары уже погибли или подверглись репрессиям. В книге Ингеборг Приор этому посвящена отдельная глава.

— В 1937 году был арестован, объявлен врагом народа и расстрелян известный писатель Сергей Третьяков, называвший своим учителем Бертольта Брехта. Его жену, близкую подругу Софи, отправили в исправительный лагерь на Колыму, насильно разлучив с детьми. Выйдя на свободу, она не оставляла попыток найти своих детей. В 1938 году заключили под стражу и вскоре расстреляли Густава Клуциса. Ему приписали участие в фашистской организации латышских националистов, якобы действовавшей в Москве. Клуцис был одним из тех, кто вместе с Александром Родченко, Наумом Габо, Эль Лисицким и другими архитекторами и художниками основал в начале 1920-х годов группу конструктивистов. В 1939 году подвергся аресту Исаак Бабель, который многократно навещал больного Лисицкого, в 1940-м Бабеля расстреляли. Писателя обвинили в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже. Тогда же, в 1939-м, уволили всех ведущих сотрудников редакции журнала «СССР на стройке», в котором Лисицкий работал на протяжении десяти лет, — пишет Ингеборг Приор.

Дальнейших репрессий Эль Лисицкий не увидел — он умер в конце 1941 года. В день его смерти Ханса, младшего сына Софи от брака с немецким галеристом (старший, Курт, к тому моменту уже уехал в Германию), отправили отбывать трудовую повинность. В 1942 году скончался и он — Софи получила открытку из исправительно-трудового лагеря в Кемеровской области, где говорилось, что Ханс обменял свои сапоги на кусок хлеба, а затем босиком наступил на ржавый гвоздь. Он умер от заражения крови, место его захоронения неизвестно.

Тяжелая судьба ожидала и Курта в Германии. Там он как сын «немки — предательницы родины» и пасынок еврейского большевика попал в концентрационный лагерь Заксенхаузен. О том, что сын все-таки жив, Софи узнает уже после войны, но в свой единственный приезд в Германию так и не сможет с ним увидеться. В 1960 году он умрет в Дрездене.

А сама Софи вместе с сыном Йеном от Эля Лисицкого, которому настоятельно советует представляться Борисом, будет интернирована в Сибирь в 1944 году «на вечное поселение». Ей дали три дня на сборы и разрешили взять с собой сколько угодно вещей. Под конец войны у семьи почти не осталось денег: это в Германии в 20-е годы Софи Кюпперс была богатой наследницей, а Москве она осталась нищей — с маленьким младшим ребенком, больным мужем и счетом в Ганноверском Коммерц-банке, откуда перестали поступать перечисления еще в 1936 году.

— Софи предупредили, что она не имеет права отдаляться от Новосибирска более, чем на семь километров, что органы МГБ (Министерства государственной безопасности СССР) будут вести за ней наблюдение и что дважды в месяц она обязана являться в комендатуру. Работу и место проживания ей придется искать самой. Только эту «свободу» ей и оставили, — пишет Ингеборга Приор.

В конце октября 1944 года Софи с 13-летним Йеном оказались в Новосибирске.

— Софи повезло, что она попала в Новосибирск, что ее не сослали куда-то дальше. Она все-таки нашла работу уборщицей, нашла себе какое-то место. Но, тем не менее, это, конечно, трагедия, она не смогла больше вернуться в Германию, — говорит Сергей Самойленко.

Первое пристанище Софи и Йена — барак, где они заняли угол. Комнату они делили с такими же немцами. Затем благодаря обаянию и умению общаться, ей удалось за небольшую сумму купить комнатушку в каркасном доме, в последние годы жизни она перебралась в коммуналку на 25 Лет Октября.

Спустя несколько лет жизни в Новосибирске Софи вспоминает о навыках шитья и вязания, слухи об этом доходят до руководителя ДК имени Калинина. Так, она устраивается вести кружки домоводства.

Когда Йену исполняется 17 лет, он едет в Москву и привозит оттуда часть коллекции Эля Лисицкого. Именно это беспокоило Софи больше всего: она мечтала о том, как времена изменятся, и она сможет когда-нибудь устроить большую выставку работ своего покойного мужа, чтобы даже здесь, в Сибири, люди увидели, насколько талантлив он был.

Этому желанию так и не суждено было сбыться. Да, выставка все-таки была, как объясняет Сергей Самойленко, но совсем не большая — работу Эля Лисицкого показали наравне с другими работами талантливых художников. Это случилось в 1967 году. Работы мужа Софи выставлялись чуть больше месяца, а затем, когда выставку захотели расширить и уже привезти в Москву (в 50-х Софи Кюпперс передала часть работ Эля Лисицкого в Третьяковскую галерею), из Московского отделения союза архитекторов пришел отказ.

Еще одна мечта Софи Лисицкой-Кюпперс — это возвращение в Германию. То, что казалось невозможным в 30-е-40-е годы, к концу 50-х стало более чем вероятным. В 1956 году она получает новость о том, что ее ссылка отменена, а спустя два года, благодаря знакомствам, становится обладательницей загранпаспорта. Она едет в Австрию и Германию, туда, где живут ее братья. Там она пытается узнать судьбу картин художников, которые коллекционировала тридцать лет назад. Но коллекция, стоившая огромных денег, испарилась.

— В письме из музея, которое пришло в ответ на ее запрос, посланный еще из Вены, черным по белому сообщалось: ее любимая «Болотная легенда» (картина Паула Клее из ее личной коллекции — Прим.ред.) и другие картины, которые она некогда передала Александру Дорнеру и Провинциальному музею Ганновера, утеряны. Никто не мог — или не желал — сообщить ей, где их искать. Реакция брата не удивила ее: а зачем ты тогда уехала из Германии, вышла замуж за этого русского еврея? Вот и пробил час расплаты! После очередной стычки с Юлиусом (брат Софи — Прим.ред.) Софи решила больше не будет продлевать визу, а в календаре пометила: «Решено: немедленно уезжаю!», — говорится в книге «Завещание Софи».

Уже из Новосибирска она продолжала писать письма в различные музеи и принимать гостей из Европы, которые приезжали в Сибирь познакомиться с вдовой Лисицкого. Пользуясь ее доверчивостью, они выманивали ценные экземпляры произведений Лисицкого. Гонцов из различных музеев она принимала в своей скромной комнате, показывала то немногое, что осталось у нее от мужа, а также пыталась хоть что-то выяснить о судьбе своей коллекции, но сведений никаких не было.

В последние годы она стала все чаще задумываться о том, чтобы вернуться на родину. Но это невозможно было сделать без поручительства кого-то из родственников. Парадокс очевиден: Софи Лисицкая-Кюпперс, дочь издателя, вдова русского авангардиста, обладательница крупного счета в немецком банке и дорогой коллекции картин, вынуждена была ютиться в коммуналке и просить разрешения родственников вернуться. За Софи трижды просили ее знакомые, но ее брат никаких документов подписывать не желал. За три года до ее смерти последнюю попытку предприняла приятельница Софи, специально прилетевшая в Мюнхен к ее брату Юлиусу Шнайдеру. Вот как встреча с ним от лица знакомой описана в «Завещании Софи»:

— Он спросил, что мне нужно, и я ответила, что была в Сибири у его сестры Софи, что она живет в крайней бедности и очень хочет вернуться в Германию, чтобы здесь умереть. Сказала, что справлялась и в немецком посольстве в Москве, и в Министерстве иностранных дел в Бонне, и в обоих учреждениях мне ответили, что необходимо поручительство близкого родственника, гражданина Германии, так как иммигрант не должен стать нагрузкой на государство. От вас требуется только поставить подпись на бланке, упрашивала я. Софи точно не станет вам обузой, о ней позаботится ее сын. Кроме того, у нее на Западе очень неплохой банковский счет. Он ответил так лаконично и резко, что я поняла — спорить бесполезно: „Все это меня не интересует. Пусть эта коммунистка остается там, где она сейчас»».

Перед смертью Софи вновь стала мнительной и боязливой — сказались пережитые годы ссылки. Из комнаты коммуналки она выходила только ночами, чтобы никому не мешать. Зимой 1978 года она умерла в своей комнате. Ее похоронили на Заельцовском кладбище.

Йен, увлекшийся фотографией и кино, смог уехать из СССР в 1989 году сначала в Австрию, затем в Германию.

— Он удачно продал несколько работ отца, потом пытался отыскать и вернуть принадлежавшие матери картины Клее и Кандинского, в результате ему удалось заключить сепаратное соглашение с одним из новых владельцев и получить сумму, достаточную для покупки гасиенды на юге Испании. Вывезенный архив — рукописи, письма, рисунки, коллажи и прочее — он передал в 2013 году в Музей Шпренгеля в Ганновере, — писал Сергей Самойленко в своей статье, посвященной судьбе Софи и Эля.

В 2020 году Йена Лисицкого не стало. У него остался внук Сергей, который живет в Израиле.

Книгу «Завещание Софи» удалось перевести и выпустить небольшим тиражом (всего 500 экземпляров) в 2016 году, благодаря издательству «Свиньин и сыновья». Как рассказал издатель Михаил Янушевич, «Свиньин и сыновья» подумывают о выпуске второго издания, но пока средств для этого нет. Некоторые работы, посвященные Элю Лисицкому и его творчеству, не переведены до сих пор.

Судебные тяжбы, связанные с коллекцией Софи Лисицкой-Кюпперс, которую изъяли нацисты в рамках борьбы с «дегенеративным искусством», продолжаются до сих пор.

В прошлом году мы рассказывали о племяннике еще одного авангардиста — Алексея Гана — расстрелянного в Новосибирске. О трагической судьбе дяди мужчина узнал лишь спустя 75 лет после его смерти.