«Я если не пою — соседи беспокоятся»: невероятная история бабушки с балалайкой — символа Академа

Все, кто бывал в новосибирском Академгородке, знают нарядную, яркую и очень громкую певицу с балалайкой и бубном — она заглушает всех музыкантов в округе, даже тех, кто подключил к колонке электрогитару. Зоя Григорьевна Попова, в этом году отмечающая 82-летие, давно уже стала одним из народных символов научного городка и Новосибирска в целом. Многие знают и дом, в котором она живёт, — его нетрудно найти, ведь бабушка Зоя украсила его в своём фирменном стиле. При этом мало кто в курсе судьбы легендарной сибирячки — она и сама призналась корреспондентам НГС, что редко рассказывает историю своей жизни. Но всё-таки сделала для нас исключение.

С Зоей Григорьевной не поговоришь дольше 10 минут — она то и дело начинает громко петь. Но сразу становятся понятно, что её частушки — это полноценная часть рассказа. Бабушка поёт и о маме, которую давным-давно выдали замуж в другую деревню, о молодости и о красивых серьгах, а спустя ещё 5 минут — вдруг про Технопарк.

— У торгового у центра песни русские пою,

А как Технопарк построят — я и техно сбацаю!

В тёплую солнечную погоду Зоя Григорьевна всегда на своём рабочем месте — у тротуара между парковкой и торговым центром на улице Ильича. Её ни с кем не спутать — в расписных платках, цветной юбке (или красной — с сотней пробок от бутылок), с переливающимися украшениями, бабушка Зоя поёт под расстроенную балалайку или под трещотку.

Рядом с ней всегда стоит маленький столик, на котором она раскладывает вязаные рукавицы и носки на продажу. К бабе Зое давно привыкли — и сейчас уже с трудом вспоминается, что когда-то она была слишком экстравагантной, совсем непрофессиональной певицей, отличающейся от интеллигентных музыкантов верхней зоны Академгородка. Сейчас с ней здороваются все местные, а иностранцы снимают на телефоны — и баба Зоя смеётся: «А меня и в Америке звездой называют».

После каждой песенки она кланяется: «Всем спасибо за внимание!». Если прохожие останавливаются — позирует им, ещё громче поёт или останавливает песню, чтобы по-свойски побеседовать со студентами. Может, например, пошутить насчёт «острых когтей» или красной помады у девушек, но на неё никто не обижается — она действительно здесь как всеобщая бабушка. После часового выступления на улице Зоя Григорьевна складывает столик, балалайку берёт под мышку и идёт домой сквозь здание торгового центра.

Выйдя наружу через один из запасных выходов, она приходит домой в жёлто-красную, под цвет её наряда, пятиэтажку. Она показывает корреспондентам НГС, что сама выложила каменную тропинку (это оказалось весьма кстати в весеннюю грязь), и украсила двор дома разноцветными пластиковыми пробками.

«Толстая капроновая нитка там, и бывает, что бурей срывает. Беру стремянку, обновляю нитки и привязываю. Если я не могу сама достать, то зову какого-нибудь высокого хлопца, я говорю: "Молодой человек, а ну-ка иди сюда! Иди-иди, ты мне нужен!". Стремянку выношу: "Вот за тот сучок завяжи мне верёвку", и 10–11-го класса мальчишки радуются, если я что-то попрошу их сделать», — хохочет Зоя Григорьевна.

Внутри пятиэтажки тоже всё говорит о том, что здесь живёт творческая натура — расставлены игрушки, картины, зеркало и даже портрет советского актёра Вячеслава Тихонова («Кто же не любит Штирлица, смотри, красивый какой!»). Квартира же Зои Григорьевны напоминает большой бабушкин сундук с раритетными вещицами: бубен соседствует с шерстяными платками, веретено — с радиоприёмником, «любовное письмо министра» (так она называет благодарность от минспорта за многолетнее участие в «Лыжне России») — с велосипедом дочери и кубками. Бабушка Зоя не может начать разговор, пока не переоденется в другой костюм — праздничный, в украинском стиле.

Девичья фамилия Недосып ей досталась от деда, уроженца украинского посёлка Липовая Долина. В начале прошлого века ему, как и многим жителям Украины, пришлось покинуть родной край и идти в Сибирь. Он и дошёл — до деревни Букреево Плёсо в Кочковском районе Новосибирской области.

«Тогда дорог не было, но была железная дорога до Кузбасса — специальные столыпинские вагоны вместе со всей скотиной, с лошадьми [ехали], остальные шли пешком — кто как мог. Мой дед шёл пешком целый год, у сестры спрашиваю: «А как целый год? Что можно кушать?». А как — останавливались от деревни до деревни, корову доили, сухари с собой везли, какую-то картошку, варили кашу, рыбалка и тогда дичи было полно. <…>

У моего деда было 4 сына, а тогда же в Сибири земли сколько хочешь можно было брать, давали много земли. Была у них дочка — так они дочку оставили на Украине, а на сыновей давали десять десятин земли.

Так вот и пришли в Сибирь. Своим трудом, своими силами — землю стали обрабатывать», — рассказывает Зоя Григорьевна.

Только семья обжилась — началось раскулачивание. Как говорит Зоя Попова, тех, кто не отдавал в колхоз скотину или пшеницу, привязывали к телеге и увозили в тайгу — и там бросали на смерть. Дед Зои Григорьевны отвёз всё хозяйство в колхоз, а сам пошёл пасти колхозных коров и овец.

Отца Зоя Григорьевна помнит плохо — он ушёл на войну, когда ей не было и четырёх лет. Папа сразу пропал — с 1941 года о нём не было никаких вестей.

«Мы ждали-ждали, а теперь уже и ждать нечего. Я была маленькая в годы войны. Что помню? Мы бегали да травой питались, голод был. А самое страшное было — мы в мае ходили на поля, колоски собирали, и нельзя было колоски собирать. Детей били за это. А если в карман пшеницы наберет матушка — за это вообще год тюрьмы!

Мама умерла — мне было 13 лет, я доживала у старшего брата, потому что в те времена не принято было детей кому-то отдавать, оставались со старшими детьми.

Родители погибли, нас 6 детей осталось, я средняя. Я чудом выжила, просто чудом. В те времена отбор был природный — самые сильные выживали: и оспой, и корью, и скарлатиной дети болели.

Нас шестеро было — двое сразу умерли, две девочки. Сейчас я осталась одна, все уже там», — вспоминает сибирячка.

Она окончила всего 7 классов — некогда было за учебниками сидеть, огород и скотина были на ней. В 1957 году 19-летняя Зоя приехала из деревни в город — родные не стали отговаривать, сноха так и вовсе сказала: «Иди куда хочешь, ты мне не нужна». Месяц прожила у тёти, а потом пошла куда глаза глядят — пока не набрела на завод радиодеталей. Туда её приняли ученицей — выполнять разную мелкую работу.

«Жить было совсем негде. Куда мне идти в 2 часа ночи? Я под батареей ложилась на заводе и там ночевала. А что делать, куда мне идти? И вот по заводу идут дежурные: "Что это вы тут делаете?". Я говорю: "Сплю, у меня телогрейка и больше ничего нет".

Дежурные, спасибо им, говорят: "Завтра к 9 утра иди к директору завода и вот это всё ему расскажи". Я пошла к директору. Он вежливо принял, я рассказала, что я ночую под батареей на заводе, мне жить негде, я сирота, родители умерли, ничего нет. Он набирает номер телефона в общежитии, иди туда-то, вот я там и стала жить.

Я приходила на завод к восьми, и можно там было купить манную кашу за 5 копеек», — вспоминает Зоя Григорьевна.

Мужа она встретила на заводе, когда ей было 25 лет, — «Хорошие люди познакомили». Михаил Попов был старше на 6 лет и работал сварщиком. В начале 1960-х супруги переехали в только зарождавшийся научный центр Академгородок — первые хрущёвки сразу отдавали людям. Отдали и семье Поповых — сначала однокомнатную, а потом поменяли на двухкомнатную квартиру. Михаил продолжал работу сварщиком, а Зоя устроилась в Институт математики СО АН — сначала курьером в канцелярию, а уже после рождения дочери перевелась в полиграфию.

Жить в Академгородке Зое Григорьевне понравилось сразу — «люди очень культурные», она была знакома со многими учёными, включая и самого Михаила Лаврентьева.

Зоя Попова начинала петь в хоре, но довольно быстро оставила эту затею — там же надо подстраиваться под другие голоса, а она всех заглушала. Сейчас уже, говорит, точно и не помнит, как в первый раз начала петь у ДК «Академия» сольно — водили хоровод у ёлки, и всё само «закрутилось». У торгового центра она поёт уже, по собственным оценкам, лет 20 или больше — как на пенсию вышла. Раньше её приглашали и в КВН НГУ, даже частушки ей сочиняли, а теперь она уже не выходит на сцену — стесняется морщин.

«Я сейчас, дети, только начинаю жить, радуюсь за молодёжь. Сейчас молодежь культурная, красивая, у вас одежда есть, еда есть, жильё есть, вы можете учиться, даже бесплатно, только желание нужно! Если бы мне было сейчас 20 лет — я бы пошла учиться, и только на стюардессу! (М.М.: «Не боитесь высоты?») Да я ж с парашютом прыгала!» — смеётся баба Зоя.

Муж Михаил Фёдорович умер в 75 лет («работа у него вредная была»). Сейчас она живёт в той же квартире вместе с дочерью — Людмила работает в Академгородке. Двое внуков — 27-летний Антон и 24-летний Виталий — приезжают в гости, а так у них своя городская жизнь.

По словам Зои Григорьевны, пение приносит ей радость. Заработать за день удаётся рублей 200 — можно купить хлеба и кефир, всё небольшая прибавка к пенсии, которая после 80 лет стала составлять около 20 тысяч рублей. На вопрос, хватает ли этих денег, Зоя Григорьевна отмахивается: «Мы всю жизнь привыкли жить скромно».

«Знаешь, когда мне грустно и плохо, я стараюсь выходить на люди — это первое лекарство. Бывает полоса то белая, то чёрная — и надо всегда выйти на люди, чтобы не грустить. Или в лес — на лыжах!» — советует Зоя Григорьевна.

Есть ощущение, что бабушке Зое некогда грустить — после разговора с корреспондентом НГС она засобиралась в огород недалеко от Академгородка, там снег ещё надо разгрести. В своём огороде артистка тоже поёт, разумеется.

«Я если не пою, то [соседи говорят]: "Что-то нашей бабули не слышно, может, она уже помёрла?". А я не помёрла! Они мне: "Уж вы, пожалуйста, пойте, а то мы думаем, что вас уже и нету". Пою для народа — радую людей, пою и живу для людей», — улыбается Зоя Григорьевна.

И тут же запевает, конечно:

— Не смотрите на меня, а смотрите на серьги! Да а мне миленький купил да за мои же деньги!

— А не смотрите на меня, глазки поломаете! Я не из вашего села — да вы меня не знаете!

— Всё!

Легендой уличной музыки стал для горожан индеец с флейтой — каждое лето Роберто и его команда ставят на площадях Новосибирска музыкальное оборудование, достают народные инструменты и венец из перьев, а также экзотические браслеты и ловцы снов на продажу. Роберто рассказал НГС, как очутился в Сибири, сколько зарабатывает на слушателях и зачем ему череп быка.

История ещё одного народного музыканта Владимира Веретенникова тоже впечатлила новосибирцев — баянист начал играть в переходе станции метро «Площадь Ленина» несколько лет назад. Спустя совсем немного времени буквально каждый пассажир метро знал Владимира Андреевича — и не только мелодии военных песен, которые он играл, но и улыбку, и готовность к душевной беседе. Дедушка с баяном умер в начале 2019 года — и горожане ещё долго несли к месту, где играл Веретенников, букеты гвоздик и трогательные письма.