«Стыдно, что ты по любви вышла замуж». Как крадут невест, женят детей и почему не хотят ничего менять российские цыгане

У дома 15-летней Юли останавливается машина. Она садится в нее и уезжает из небольшого поселка под Курганом. Пять минут назад девочка была в гостях у бабушки. Она только перешла в девятый класс, планировала поступить в колледж, в будущем получить права. Но следующая ее остановка — табор молдавских цыган в 200 километрах от дома. Через три дня девочка станет женой 16-летнего Романа. Летом в таборе сыграют не одну свадьбу.

Наши коллеги из 72.RU поговорили с тюменским бароном и молодыми цыганками, побывали на свадьбе подростков и нашли женщину, которая сбежала из одного из российских таборов, чтобы освободить себя от соблюдения традиций. Этот материал — рассказ о жизни и судьбе людей из народа, который всеми силами пытается сохранить свою идентичность. После событий в Коркино это кажется особенно актуальным.

Семья Юли — русские цыгане. Вместе с мамой, папой, братьями и сестрами девочка жила под Курганом. Они не соблюдали цыганские обычаи: родители работали, Юля стабильно ходила в школу. Традиции рано женить детей в семье не было.

На фотографии в паспорте Юля выглядит как ребенок: у нее детская припухлость на лице и две светлые косички. В интернет она выкладывала снимки в длинной юбке со стразами. В соцсетях ей впервые написал Роман. Они стали общаться, молодой человек предложил переехать к нему. Так девочка попала в Тюмень. Родителям о своем решении не говорила, обо всём им сообщила сестра.

Мама Юли Анна приезжала в тюменский табор, чтобы забрать девочку. Вместе с ней были сотрудники полиции и соцзащиты. Анна пыталась убедить силовиков и семью жениха, что дочке необходимо вернуться домой. Юля, по словам барона, грозилась наложить на себя руки, если ее разлучат с Романом. Тогда Анна подписала согласие о том, что ей известно, где находится дочь, и уехала домой. В результате детей поженили — родителям невесты позволили присутствовать на свадьбе, хоть по обычаям это запрещено.

— Это не полицейские — я прямой речью говорю. Это [плохие люди]! Если бы они захотели (курганские силовики. — Прим. ред.), они бы приехали, забрали и сами бы привезли ее. А тюменские [силовики] вообще сказали: «Разбирайтесь сами». Они мне дали бумагу — заявление о том, что я знаю о местоположении ребенка. И больше ничего не давали. По закону ребенка они были обязаны забрать, хочет она этого или нет. Я там в истерике билась, кричала, что мне надо ребенка забрать. Но это всё было бесполезно, — рассказала мама Юли.

Спустя несколько месяцев после свадьбы дочери Анна надеется, что Юля вернется домой. Всё общение с дочкой теперь — это недолгие разговоры по телефону.

— С женихом не поговорили. Он какой-то стеснительный, не подходит даже разговаривать. С матерью я наладила контакт, отец тоже ничего. Как я могу себя чувствовать? 15 лет ребенку, ушла замуж. Хотя, если разобраться, ни опека, никто не поехал туда. Сказали: «Другая область». Я ее документы в другую школу сдала, чтобы перевести. А сейчас она не пойдет учиться. Какая там школа? Я хотела бы, чтобы она 9 классов окончила, — говорит Анна.

Сейчас Юля живет в таборе молдавских цыган вместе с новым мужем и семьей. Учебу продолжать она не будет.

Свадьбы в тюменском таборе проходят почти каждую неделю. На очередную позволили приехать нам. Женятся Рамир и Бриллианта.

Торжество начинается на дороге. По обочине, возле стареньких деревянных домов, бегают дети — издалека видны пышные платья девочек. На всю улицу играет музыка — цыганская, русская, украинская. В расшитых стразами юбках, однотонных платьях из струящейся ткани, пританцовывая, ходят женщины.

Гулянье проходит возле одной из построек — дом, как и многие здесь, сделан на скорую руку из листов ДСП. Возле стены, под навесом, стоит длинный деревянный стол. На белой скатерти — угощения: креветки, мясо, пироги, толстые палки колбасы, переполненные вазы фруктов и ряды с бутылками алкоголя. В переулках, на грунтовой дороге, в это время идет стройка других домов. Громкая музыка перебивает шум инструментов.

В течение праздника гости приходят и уходят. Время от времени заглядывают любопытные дети — берут что-то со стола и убегают играть, во время прогулки подходят молодые мамы с колясками — они стоят и наблюдают за происходящим. У всех в наряде есть красная лента: кусок ткани торчит из кармана, у детей повязан на руке или вплетен в волосы. Как позже объяснил барон, это символ невинности невесты.

Мужчины сидят на скамейке возле основного стола, пьют пиво и бурно что-то обсуждают. Для женщин соорудили небольшой столик поодаль. В своей компании они молча слушают музыку, периодически аплодируют и подпевают. Рядом в кругу танцуют другие женщины.

Активнее всех двигается девушка в обтягивающем фигуру белом платье. У нее яркий макияж: коричневые тени с блестками, ровные черные стрелки и розовая помада. Из динамиков кричит: «Сердечко мое бьется всё сильнее, когда кружится в танце Марианна». Ей 12 лет. Остальные женщины в длинных юбках — в танце они плавно двигают руками, ноги под подолом делают десятки быстрых перекрестных движений. Сбоку с безэмоциональным лицом стоит оператор и не глядя снимает танцы. Жениха и невесты на празднике не видно.

За столом в пиджаке и белой рубашке сидит барон Геннадий Виноградов. О свадьбе он узнал, когда приехал из командировки, в этот же день. Торжество в летнее время для табора обыденность.

— Можете вспомнить вашу свадьбу? — начинаю разговор с Геннадием.

— Как сейчас! Это было 9 мая 1978 года. Мне было 13 лет. Я не решал вопросы насчет женитьбы. Свою будущую жену я знал еще до свадьбы — мы с ней дружили, — вспоминает Геннадий. — Раньше на свадьбе три дня гуляли. Должно быть так: в первый день сосватали, второй день — подготовка, третий день — свадьба, четвертый день — похмелье, — громко и продолжительно смеется Геннадий.

После этого барон предлагает выпить. Наливает до краев рюмку водки, чокается со мной и ставит полную стопку на стол.

— Жена у меня красавица, — говорит барон и показывает на Ларису Борисовну, которая сидит во главе женского стола. — Это сейчас задают вопросы, нравится будущая жена или нет, а раньше не было такого.

Тогда семья барона временно находилась в Ленинградской области. Лариса Борисовна, на тот момент невеста, жила в пригороде, танцевала в цыганском ансамбле. О том, что пора выходить замуж, ей сказали родные. Тогда родители Геннадия приехали на сватовство. Семьи знали друг друга задолго до того, как поженить детей.

В тюменском таборе и сейчас остаются такие традиции. Родственники мужчины сами выбирают невесту. Важно материальное положение семьи. Если девушка живет в другом городе, оценить достаток будущей невесты помогают ролики на YouTube. Есть каналы, где специально публикуют видео со свадеб из таборов в разных городах России. Семья жениха смотрит ролики, на которых празднует торжество семья предполагаемой родственницы. Обращают внимание, как накрыт стол, насколько весело гуляют. Если всё устраивает, едут договариваться о женитьбе.

Бывает такое, что жених крадет невесту.

— Если одна семья богатая, а другая бедная. Жених и невеста бегут вместе. Приходят через 3–4 дня в табор, и мы уже разбираемся. Я против такого, но приходится решать вопросы, — говорит Геннадий Виноградов.

По словам барона, решают вопрос так: весь табор собирается, невеста встает по центру круга. Если она принимает решение вернуться к семье, ее отпускают домой. В разговоре Геннадий не раз вспоминает поговорку: «Стерпится — слюбится».

Когда сватовство успешно состоялось, начинают готовиться к свадьбе. Все расходы — на родственниках жениха: они покупают наряды молодым, украшения невесте и продукты для стола. Если позволяет бюджет, приглашают артистов. Для празднования могут арендовать ресторан. Дату свадьбы назначают, когда накопили нужную сумму. Важный момент: нельзя делать торжество лучше, чем было у барона и его родственников.

Молодожены первое время живут с родителями. Обязанность построить дом лежит на отце жениха. Деньгами помогают всем табором.

— Кроме табора, никто у нас не хочет нигде жить. Даже если в городе будет восьмикомнатная квартира, — говорит барон.

Дальше молодой человек устраивается на работу, девушка следит за домом и рожает детей. Сценарий всегда один.

— Честно говоря, я был бы рад, если бы женщины начали поступать в институт. Ну смотрите, девушка в 15–16 лет выходит замуж, и сразу дети идут. В 18 лет уже трое детей, — объясняет Геннадий Виноградов.

С круглым железным подносом в руках неуверенным шагом к столу подходит невеста. У нее детское смуглое лицо с большими глазами — на веках золотистые тени и ровные черные стрелки. Когда девушка улыбается, из-под тонких губ выглядывает золотой зуб. Это происходит редко. В груди спрятана зажигалка — она выделяется на фоне бело-красного наряда.

Поднос накрыт яркой тканью. Невеста загибает ее и молча ждет. Барон берет микрофон и что-то говорит в него на цыганском. После этого подходит к мужчинам, они достают деньги, и Геннадий озвучивает сумму, которую те положили на поднос, — это от трех до пяти тысяч. Кто-то достает золотые украшения. Сам барон кладет 20 тысяч рублей, и сборы заканчиваются. Всего собрали 187 тысяч, кольцо и цепочку. Женщины из табора говорят, что это небольшая сумма — на некоторых свадьбах выходило и по полмиллиона.

Невеста накрывает тканью поднос и молча уходит в дом. У нас появляется возможность поговорить. Девушка выглядит растерянной и напряженной — она практически не смотрит в глаза.

Бриллианте 15 лет. Она приехала из Нижнего Тагила — там жила вместе с папой, мамой, братьями и сестрами. Девочка окончила 4 класса и стала заниматься домом. Говорит, что о замужестве особенно не размышляла. Просто знала, что это когда-нибудь произойдет. Родственники будущего мужа на сватовство приехали неожиданно. Только тогда она впервые увидела Рамира.

Сначала в Нижнем Тагиле тоже было небольшое торжество в честь сватовства. В Тюмень родители не поехали, с Бриллиантой на свадьбе сегодня тетя, дяди, двоюродные сестры и братья. Но к девушке они практически не подходят.

— Ни о чем не мечтала до замужества, — говорит Бриллианта, улыбается и отходит от меня в сторону. Я ни о чем не думала. Вариантов-то нет.

— Как вам жених?

— Пойдет, — смеется девушка, смотрит на сестру и снова становится серьезной.

Подходит женщина со светлыми глазами и острыми чертами лица. Она похожа на русскую. Она много жестикулирует и на вопросы отвечает развернуто. Это Бабай, бабушка жениха. Бабай — главная на этом празднике. Бабай организовала свадьбу, напекла пирогов и выбрала невесту. Копила деньги вся мужская половина семьи. Торжество на несколько дней пришлось отложить: ждали, когда некоторые мужчины из табора приедут с заработков на Севере. Но когда поняли, что всех не собрать, решили отмечать.

— Мы ищем невесту по разным городам. Смотрела свадьбы на YouTube. К примеру, в Москве не понравилось, пошли дальше смотреть, — объясняет Бабай. — Главное, чтобы невеста нравилась и мне, и маме жениха. Если бабушка дает согласие, значит, она наша.

— А чем вам Бриллианта понравилась?

— Бриллианта — мой ангелочек. Она такая добрая, нежная, красивая.

— Бабай, а вы хотели замуж?

— Я там ни при чем была. Папа согласился, и отдали. Я молчала. Мне нельзя говорить — стыдно. У нас такой закон. Я привыкла, полюбила.

Я замечаю, что в разговоре все женщины, с которыми говорила, избегают слова «люблю». И спрашиваю об этом у Бабай.

— Стыдно, что ты по любви вышла замуж. У нас забирают.

С виду скромный маленький домик внутри просторный. Проходим через небольшую кухню и оказываемся в зале. В центре стоит массивный овальный стол, забитый едой. В вазах два букета красных роз — на свадьбу не принято дарить много цветов.

В спальне на разобранном диване — гора вещей. Посередине лежит жених, рядом сидит Бриллианта. Девушка уже переоделась в другое платье из струящейся ткани. Бриллианта говорит, что золотые узоры на нем ничего не значат — просто такая традиция. Молодой человек выглядит уставшим: у него голубые круги под глазами и немного охрипший голос.

Рамира на свадьбе мы не видели, всё время нашего присутствия он спал в комнате. Молодой человек в рубашке — на булавку с левой стороны приколоты белые искусственные розы и красная лента. Жених говорит, это называется кумуна, что означает «большое дело».

Рамиру 15 лет. Он живет в тюменском таборе вместе с папой, мамой и тремя братьями. Говорит, что все братья женаты, кроме 17-летнего — тот пока не хочет брать на себя ответственность. Рамир учился в школе до пятого класса. Потом семья планировала переезд, и документы из школы он забрал. Учиться больше не пошел.

— С чего ваш день начался сегодня? — начинаю разговор с Рамиром.

— Собирался на свадьбу. А как подготовка прошла? Особо не готовился. Всё родители делали.

Рамир говорит, что всегда мечтал о семье.

— Я хочу малышей. Двоих пацанов и одну девочку. Мне так больше нравится.

— А ты когда невесту впервые увидел, что почувствовал?

— Какие-то теплые ощущения. И чуть-чуть руки дрожали, — улыбается Рамир.

Кажется, что Рамир говорит искренне. Перебивают его рассказ короткие реплики Бриллианты, которая комментирует на цыганском. Молодой человек не реагирует.

Рамир говорит, что с невестой уже хорошо друг друга узнали: поговорили о родственниках и жизни в таборе. Пока идет свадьба, молодожены практически не находятся вдвоем: не танцуют и не сидят вместе за столом. За всё время сегодня успели только немного пообщаться.

— У нее только одна фраза была: «Я красиво смотрюсь или нет?» — с насмешкой говорит Рамир. — Самое главное, чтобы мы были счастливы. И всё. У каждой семьи бывают проблемы. Если за руку держаться, можно пройти всё.

Жизнь молодых цыганок почти не меняется.

Мы идем еще в один тюменский табор — молдавских цыган. Женский голос кричит в спину: «Вы куда пошли?» Тучная пожилая женщина с яркими голубыми глазами игриво представляется бабой Фросей. У нее хриплый голос, она постоянно курит. На Фросе черно-желтое платье, сверху такого же цвета фартук — так полагается выглядеть замужним цыганкам.

Женщина называет себя главной в таборе после барона. Она следит, чтобы молодые цыганки вели себя правильно: долго не сидели в телефонах, носили длинные платья и вовремя выходили замуж.

— У нас молодежь выходит замуж в 14 лет, в 13, в 12 лет. Ну самое позднее — в 15 лет, — начинает разговор про замужество Фрося. У нее нет желания разговаривать откровенно, про некоторые моменты она говорит шутя. — Доченька, у меня хорошая семья. Дети уже выросли, третье поколение правнуков. Живу по-цыгански, не жалуюсь. Иногда гадаю. У меня в семье 5 детей, им уже по 50 лет.

Сама Фрося вышла замуж в 14 лет. Говорит, что «никакого мужа не хотела». Жениха нашли родители.

— А что я чувствовала? Давай так. Тебе 13 лет, что ты чувствуешь? Посмотри со стороны. Вот и всё: вот тебе и жених, и невеста. Ничего страшного нет.

Фрося всю жизнь растила детей. Хотела, чтобы они учились и женились.

— Конечно, у нас нет такого, чтобы серьезно учились. 3–4 класса — и всё, хватит.

— А если девочка говорит, что не хочет замуж?

— Она не говорит. Стыдно. Нельзя.

Фрося говорит, что нечасто бывает, когда невест воруют. К примеру, молодой человек увидел в городе привлекательную девушку или познакомился в интернете и влюбился — без одобрения родителей он приводит ее в табор. Начинают готовиться к свадьбе.

Рядом с Фросей сидит девушка в красном костюме с белыми кружками. Соне 27 лет, у нее уже четверо детей. У девушки очаровательная улыбка, ровные белоснежные зубы, светлые волосы и большие голубые глаза с хитрым прищуром. Она не накрашена в отличие от остальных девушек в таборе. Я задаю Соне вопросы — она начинает охотно отвечать. Фрося периодически говорит по-цыгански — девушка послушно замолкает.

— Я вышла замуж в 13 лет. Пришли его родители. Посмотрели на меня: я красивая, умная. И взяли замуж, — рассказывает Соня.

— Когда вы увидели своего мужа впервые, что вы почувствовали?

— Да что она почувствовала?! — перебивает Фрося, фоном хохочут девушки. — Была девочка, был мальчик.

— Первый ребенок появился в 16 лет. Девочка ходит в школу, в следующем году замуж пойдет, — продолжает Соня.

— А вы бы какого будущего хотели своему ребенку?

— У нас цыганское будущее, — снова перебивает Фрося. — Вот вы окончили школу и думаете: мне надо в институт, стать врачом или самолетом управлять. А у нас всё одинаково. Как у меня жизнь прошла, так и у нее пройдет, — эмоционально говорит Фрося.

Постепенно к нам подходят девушки и молодые люди, все реагируют дружелюбно. Особенно вдохновенно говорят о свадьбах и их организации. Парень показывает видео с недавнего торжества: женили 13-летних подростков. В поселке в тот день поставили сцену, пригласили африканских артистов и танцоров.

— Вот этого скоро женим, — говорит Фрося. Рядом сидит маленький пухлый мальчик по имени Вартан, болтает ногами и улыбается. — Ну через недельки две. Невеста есть уже. Ей 13 лет, ему 12 лет.

У Вартана большие добрые глаза под черными длинными ресницами. В отличие от остальных детей он не играет на улице — спокойно сидит рядом со старшими. В этом году окончил 5-й класс. В школе ему очень нравится заниматься физкультурой.

— Вартан, а ты в 6-й класс пойдешь?

— Нет, не пойдет. Всё. Будет женатый, ему надо деньги зарабатывать. Чтобы семью кормить, конфетки жене покупать, — отвечает за него Фрося.

— А ты о чем мечтал, Вартан?

— Что он мечтал, дочка? — снова вмешивается Фрося. — Я его гоняла каждый раз в школу с палкой. А он всё время спал! Я говорила: «Иди, вставай, тебе надо в школу. Тебе надо на права учиться. Тебе надо деньги зарабатывать, подписи ставить, читать! И каждый раз у нас война!» Это мой правнук. Мне интересно, чтобы он был грамотный, чтобы к чему-то стремился. А он тупой.

— Вартан, ты все-таки мечтал о чем-то?

— Зачем он будет мечтать? Есть настоящее время, всё по времени. Мы ждем все времени! — возражает другая девушка, которая присоединяется к разговору.

Девушка подсаживается ко мне. Ей 17 лет, замужем уже 5 лет. Есть двое детей — девочки четырех лет и двух с половиной месяцев. У нее фиолетовое платье, облепленное стразами, и длинные ресницы. Глаза подведены черной подводкой, нарисованы стрелки. Ей интересно рассказать обо всём: про свое свадебное платье, семейные отношения, детей. На вопрос «Вы любите своего мужа?» она косит глаза на Фросю — говорить про это в присутствии старших нельзя.

— Вышла замуж за парня из своего табора. Мы родственники, получается. Не хотели выдавать меня в другой табор и в другой город, поэтому выдали здесь.

— Женщине нельзя в город ходить, надо целый день дома сидеть, стирать, готовить, за детьми смотреть, — бегло говорит Соня. — Надо, чтобы юбки длинные были, платок.

— А если бы время повернуть назад, ты бы хотела не выходить замуж?

— Хотела бы, конечно!

— Какую ей свободу давать? Нельзя ей! Она цыганскую жизнь должна знать! А если не будет, я их побью! — сначала строго говорит Фрося и улыбается, девочки хохочут.

В табор приезжает барон, женщины начинают расходиться. И приглашают нас на свадьбу — когда погода наладится, можно будет отмечать. Для Вартана невесту уже подобрали.

Мы стоим вместе с тремя молодыми цыганами. Все они женаты. Слева парень с белыми ровными зубами, легкой щетиной и длинными ресницами. Он поправляет друзей, когда они меня перебивают, и делает замечание, когда те пытаются подшутить. Посередине худенький парень, у него нос с горбинкой. Он практически не участвует в разговоре. Рядом молодой человек в льняной рубашке, с доброй улыбкой и большими глазами.

— А вы бы вышли замуж за цыгана? — подходит ко мне парень с ровными зубами.

— Почему бы и нет, если человек хороший. Но так же не бывает — нужно жить в таборе, — отвечаю ему.

— Вы сразу начали пальцем так делать, — замечает собеседник, что я сжимаю пальцы на руке.

— Как это не бывает? Если есть жена цыганская, то и русская может быть, — добавляет молодой человек в рубашке.

— Стыдно! Стыдно! — кричит пухлый маленький мальчик лет семи, он всё время слушал наш разговор в стороне.

— Нельзя русскую жену. Есть у кого-то девушки русские. Допустим, парень женат. Вышел в город погулять, и там девушка русская у него. Можно покататься. Если с русской изменяет, ничего. С цыганкой изменять нельзя, — объясняет молодой человек.

— Женщинам изменять нельзя. Если такое происходит, родители жены платят золото. Цыганские золотые монеты. Около миллиона по нашим деньгам. Одна монета — 30 тысяч рублей.

— А если женщина узнала, что мужчина изменил?

— Если женщина узнала про измену, будет обижаться, не будет разговаривать 2–3 дня. А потом всё.

— Вы когда-то изменяли? — парни громко смеются.

— А кто не изменяет?

— Если с цыганкой изменят, бардак будет в таборе.

— Вам нравится табор наш? Чем?

— Вы свободные, веселые. Всегда держитесь вместе, — я продолжаю подбирать слова.

— Если честно, нам это надоело уже, — говорит молодой человек с белыми зубами.

— А чего бы хотелось?

— Одиночества.

— А если вы так сделаете?

— Я хоть в 3 часа ночи могу уехать из дома.

— Своего народа не надо стыдиться. Мы гордимся им. Разве плохо, что мы можем каждый день гулять и пить? Ни у кого такого нет! — произносит молодой человек, который всё время кажется спокойным и рассудительным.

— Я ненавижу свой народ, — сказала Валентина по телефону.

В квартире меня встретила женщина в длинном цветочном платье. У Валентины смуглая кожа, пухлые губы и большие черные глаза с уставшим взглядом. С порога обращаю внимание на икону на стене: Богородица в красном одеянии и такого же цвета розами на фоне изображена на ковре. Мы проходим в зал. Снова бросается в глаза красный: диван, шторы, розы на обоях, ковер.

Валентина — русская цыганка, ей 71 год. Ее мама из Тюмени, там она жила в таборе вместе с мужем и сыном. Однажды пошла гадать в деревню, понравилась местному мужчине, и он украл ее в свой табор. Обратно к семье женщина больше не вернулась.

— Она была скромная, красивая, богобоязненная. Очень элегантная. Мама всегда завидовала русским. Завидовала тому, что они отправляют детей учиться, что у них всё запланировано, — говорит женщина.

Так мама Валентины поселилась в деревне, вышла замуж — у пары родилось 5 детей. Со своим табором до 1957 года они много кочевали по Уралу. Потом осели в одной из деревень Челябинской области. Валентина вспоминает: мама ворожила, потому что «после войны все верили в чудо, а цыгане на этом зарабатывали», папа время от времени работал в колхозе на разных должностях и продавал ворованный скот.

— Мы всегда жили с родственниками в деревнях. Называли нас «ребенята». Женщины ворожили, мужчины в основном сидели — тогда уже сажали хорошо. Также воровали и продавали лошадей. Наш папа очень часто сидел в тюрьме. Воровство считалось геройством. Барона не было, всё контролировал старший. Его просто выбирали и уважали. Старшим был папин брат, дядя Ягонька. К примеру, если кого-то посадили, он собирал всех и решал, как будем помогать. В 13 лет мне нравилось с ним беседовать.

Валентина много говорит о старшем брате Николае, она «любила и всегда немного боялась» его. Вспоминает сестру Раю, которая «не могла терпеть цыган» и в 16 лет сбежала с пастухом из деревни. Искать девушку не стали, мама Валентины сказала брату: «Не трогай Раю, иначе я умру». И Николай не стал мешать жизни сестры — клятва имеет большое значение.

— Жена не должна очень много. В детстве сказала себе: «Я никогда не выйду замуж за цыгана». Папа маму бил, когда приходил пьяный. Ни за что. А я потом плакала. Он постоянно гулял. Однажды пытался жениться на одной цыганке, а маму бросить. Но потом ее вытурили из табора.

Валентина говорит, что все запреты в основном распространялись на женщин: нельзя целоваться до свадьбы, носить обтягивающие и короткие юбки.

— Самое главное, чтобы девушка вышла замуж девочкой. Не дай бог она проколется — это значит позор. Я однажды подсмотрела. Папина сестра выходила замуж, ей было 17 лет. Выходила за Николая, моего брата. Брат отказался лишать ее девственности. Помогали старшие женщины. Девочка так орала. И кровь на белье потом всем показали.

Мама Валентины в 48 лет умерла от туберкулеза. Нужно было лечь в больницу, но женщина не представляла, как можно оставить семью. Через несколько лет не стало и папы.

— Я отца ненавидела. Его убили потом. Обычно, когда покойник в доме, всегда считают дни. И мне вдруг показалось, что через определенное количество дней он снова оживет. Я подхожу к тетке и спрашиваю: «Он что, через 40 дней к нам придет?» Когда она сказала «нет», я ответила: «Как я рада, что он не придет!» — эмоционально говорит женщина.

С 14 лет Валентина одна начала ездить по больницам. Стали беспокоить боли в ноге — в 8 она наступила на проволоку, мама вытаскивала железяку плоскогубцами. Нужно было сделать укол от столбняка, но этого не сделали. Валентине пришлось ложиться на операцию — разрезать ногу и прочищать от гноя кость. Она до сих пор хромает.

После операции в 15 лет женщина пела в ансамбле и работала на швейной фабрике. От семьи тогда отдалилась — месяцы приходилось проводить в больнице, иногда уходила ночевать к подружке в общежитие.

— В городе Пласте был День шахтера. Гуляла по городу, губки были накрашены, юбка короткая. Идем и смеемся с подружкой. И брат Николай меня увидел. Сначала убежала от него. Пришла домой. Он меня там за волосы на улицу вытащил. Так меня избил. И ножичком под лопатку. Губ у меня не было — он прямо сапогом на них наступил. Скорую вызвали, меня увезли в больницу. И нянька мне шепчет: «Не сдавай брата милиции. Скажи, что не видела, кто тебя бил». Я так и сказала, — спокойно говорит Валентина.

После этого Валентина 20 лет не общалась с Николаем. Женщина говорит, брат считал, что сестра своим поведением опозорила семью.

— Брату больше досталось цыганского воспитания. Хотя он любил русских женщин. По его мнению, я опозорила семью тем, что пошла на работу. Считается, если ты не смог удержать свою сестру, если она не соблюдает правила цыганской жизни, значит, ты виноват. И ты можешь только кровью это искупить. Иначе его не уважали бы, потому что не мог со мной справиться.

Валентина стала жить самостоятельно. Работала в строительстве — делала художественную отделку, занималась бизнесом. Два раза была замужем, у нее родилось трое детей — два мальчика и девочка.

Брат Николай умер от болезни, с родными сестрами Валентина периодически общается. Говорит, что они дистанционно «ворожат» для женщин из разных городов: говорят, как правильно поступить в определенных ситуациях, чтобы быть счастливыми.

— Сестра ведет по жизни девушку из Москвы: чтобы муж у нее не гулял, чтобы у детей всё было хорошо. Мне так хотелось сказать ей в трубку: «Во что ты веришь? Ну что она может? Это всё слова, слова, слова!» — эмоционально говорит Валентина. — Мне бы хотелось жить в другом мире. Я подлости много видела. Я не разбогатела из-за того, что мне жалко всех.

Сейчас женщина живет одна. Младший сын умер, старший страдает от зависимости. Дочка Валентины создала цыганский ансамбль танцев и переехала в другой город.

Основная часть свадьбы Рамира и Бриллианты заканчивается. Барон уходит домой, музыку включают громче. Уже веселее танцуют женщины, к ним присоединяются мужчины. Бриллианта тоже выходит во двор из дома. Невеста присоединяется к танцам и уже без стеснения позирует фотографу. Рамир стоит возле дома и разговаривает с друзьями.

На следующий день родственники девушки уедут домой. Утром Бриллианте принесут ведро воды, она умоется. В знак того, что началась другая жизнь, желающие протянут ей символическую сумму. Пока молодые будут жить с родителями. Рамир говорит, нужно «вырасти и встать на ноги». В планах — найти работу и начать строить новый дом.